Почерк дракона

За что же это ему? Почему именно он? Почему? Почему именно на него обрушилась эта тяжесть? Почему, почему, почему…

– Вам плохо? – Шатов оглянулся.

Возле скамейки остановилась молодая мамаша с коляской.

– Все нормально. Немного нервов, – Шатов встал со скамейки.

– У меня есть валериана, – предложила мамаша.

– Спасибо, я обойдусь, – Шатов глянув в сторону памятника и обнаружил, что Пащенко уже стоит возле клумбы, – спасибо.

– Здравствуй, Гриша, – Шатов помахал издалека рукой.

– Привет, – Пащенко особого восторга не выразил, но руку протянул, – опаздываешь.

– Задерживаюсь, – мрачно ответил Шатов и быстро добавил, пресекая возможные замечания по поводу начальников и не начальников. – Выяснил?

– Выяснил, – кивнул головой Пащенко, – только…

– Не мнись, старлей, говори!

– Понимаешь, какое дело… – Пащенко очень не хотелось говорить всего, явно выяснил он что-то такое, что оказалось информацией запретной, и, одновременно с этим, запретная информация распирала Пащенко, желая выбраться наружу. Нужно было только помочь, дотронуться иголкой до этого шарика, надутого тайной.

– Хватит мычать, – сказал Шатов, – пора телиться.

– Ладно, – кивнул Пащенко, – хорошо. По поводу твоих фамилий…

– По поводу моих фамилий, – согласился Шатов, – давай только пройдемся и не будем маячить здесь.

– Давай. Значит, фамилии. Мазаев… – Пащенко почесал кончик носа, – Тут все вроде бы понятно и одновременно как-то не слишком.

– Точнее!

– Понимаешь…

– Пойму, как только ты мне все объяснишь толком.

– С точки зрения формальной – все в порядке. Авария, лысая резина, да еще и пьяный был как зюзя.

– Это я уже знаю, в автоинспекции выяснил.

– Ага… Дело как бы одновременно закрыли и у них забрали, – Пащенко снова замялся.

– В ОПО, – подсказал Шатов.

– В ОПО.

– Замечательно. И ничего дополнительно?

– Дополнительно? Дополнительно парни из ОПО топтались вокруг фирмы Мазаева, дома, родственников, связей…

– Но дело по убийству возбуждено не было?

– Не было.

– Отлично. Теперь об этом, как его…

– Каневецком.

– Да, о нем. Зарезали мужика, на ноже пальцев нет, в окружении желающих его пришить найдено не было, жизнь вел спокойную – это все, что удалось выяснить. А потом…

– ОПО? – спросил Шатов, делая удивленное лицо.

– ОПО, – снова кивнул Пащенко.

– И дальнейшая судьба дела покрыта мраком таинственности и неизвестности?

– Мраком.

– Все дела у тебя покрыты мраком неизвестности, Гриша. Это не к добру. Кстати, вопрос на общую эрудицию – ты что-нибудь слышал о Константине Башкирове?

– О ком?

– О Косте Шкире?

– Первый раз…

– Да, не слишком ты информированный мент, Гриша. Как тебя на службе держат? Но это не все, что ты успел накопать, – Шатов остановился и ткнул пальцем в грудь Пащенко.

Тот тяжело вздохнул, переступая с ноги на ногу.

– Гриша, тебе не идет детское выражение лица, – предупредил Шатов.

– Тут… Такое дело…

– Гриша, скоро заморозки ударят.

– Оба эти дела как бы закрыты, но с контроля не сняты…

– Не понял. Это что-то новое в практике юриспруденции.

– Любая информация по поводу этих закрытых дел… новая информация… должна немедленно сообщаться в ОПО.

– А то, что я интересуюсь этими делами, – закончил за Гришу Шатов, – как раз и есть новая информация по этим старым делам и должна быть немедленно доложена майору Ямпольскому. Например, тобой. Так?

– В общем, так.

– И тут мы плавно переходим к личности майора Ямпольского и его бесстрашного подразделения. Что у тебя есть по этому поводу? – любого другого человека с таким печальным выражением лица Шатов не стал бы допрашивать. Любого другого, но не Пащенко.

– Я уже тебе говорил, что оперативно-поисковый отдел был заново создан…

– Это ты мне уже действительно говорил. В связи с чем он был создан заново?

– Откуда я знаю? Создан и все. Подчиняется областному начальству.

– Ты что-нибудь об этом ОПО слышал еще? В связи с чем-нибудь, кроме этих двух дел?

– Ничего я о них не слышал, – чуть ли не со слезой в голосе сказал Пащенко, – знаю одно, с Ямпольским лучше не завязываться.

– Вот даже как? Такой крутой? Или у него там где-то наверху есть рука?

– Не знаю. Мне только вот сегодня, полчаса назад, опера посоветовали, – голос Пащенко стал жалобным, – темное это дело…

– И никто не гарантирует, что опера не сообщат Ямпольскому, что ты им интересовался, – что-то перепугался Пащенко больше положенного.

– Никто не гарантирует. Влип я из-за тебя, Шатов.

– И никто не гарантирует, что в разговоре со мной Ямпольский не узнает о наших с тобой теплых дружеских взаимоотношениях. То есть, если ты не сообщаешь в ОПО о моем любопытстве, то тебя могут долбануть по голове за нерадивость. А если ты стуканешь на своего приятеля Шатова, то приятель Шатов может совершенно спокойно рассказать о тех крепких узах, которые связывают продажного журналиста и продажного мента по фамилии Пащенко, – Шатов притянул к себе Пащенко за ворот рубахи, – и продажный мент по фамилии Пащенко не просто потеряет погоны, но даже и сядет.

Пащенко рванулся, но Шатов держал крепко, и рубаха затрещала.

– Сука ты, Шатов.

– А жизнь какая, товарищ старший лейтенант? Не бойся, милый. Я тебя не сдам. Ты мне еще понадобишься.

– Ты же обещал…

– Снять тебя с крючка? Только в обмен за информацию. А ты умудрился меня еще и заложить.

– Не закладывал я! – выкрикнул Пащенко.

– Какой ты молодец, – похвалил Шатов и отпустил воротник, – но ты ведь еще заложишь?

Пащенко отвел глаза.

– Не дрейфь, Григорий, я и сам собирался сегодня связаться с Ямпольским. Ему обо мне уже сообщили. Или сообщают вот в настоящий момент. Я и сам хочу с майором поболтать.

Пащенко облегченно выдохнул.

– Все, Гриша, свободен. Ту заветную кассету ты еще не заслужил, но уже на пути. Более того, выполняешь два условия и получаешь ее просто задаром.

– Какие условия? – быстро спросил Пащенко.

– Очень простые, – Шатов, не торопясь, огляделся, – во-первых, в течение ближайших трех-четырех дней сообщаешь мне о любой суете вокруг меня и этих дел, о которых мы только что говорили. А во-вторых, быстро сейчас мне говоришь все, что знаешь о бумажном драконе.