Почта св. Валентина
Шрифт:
Журнал «Amata» лежал на ее рабочем столе – ровно посередине. Внизу на обложке (Ульяна могла поклясться: вчера этого не было) оказалось изображение красного воздушного шарика со знакомой надписью и ссылкой на страницу шестьдесят два. Вспомнила! Ведь вчера она сунула этот номер в сумку. Более того, он лежал там до сих пор. Тот же номер, та же фотография на обложке, только без этого красного кружка с буквами и цифрами! Что это значило? Перепечатали за ночь тираж? Зачем? Кто подложил этот экземпляр? Тот же, кто заказывал и развешивал шарики? И куртки дворников – не в домоуправлении же им делают такие надписи. Полно, дворники ли это были? Осторожно, словно между страниц могли притаиться змеи, Ульяна нашла страницу шестьдесят два. На странице была все
9
Прошло два дня. Весь вечер Петя, мамин муж, распиливал «болгаркой» алюминиевый уголок. Каждый раз после сладкой паузы прожигающий визг казался неожиданным и нечестным. Ни сегодня, ни вчера никаких признаков заговора не появилось – ни шариков, ни журналов, ни надписей, ничего. Ульяна не знала, из-за чего больше беспокоиться – из-за неясных хитросплетений интриги или из-за того, что все закончилось. «До встречи осталось два дня» – эту надпись она тщетно пыталась обнаружить где-нибудь в городе.
– Я почему-то думала, что ты знакома с этим Сережей. Он тебя знает. – Марина, еще одна близкая подруга Ульяны, позвонила перед самым сном.
– Впервые слышу, – сухо ответила Ульяна, которая и впрямь слышала имя только однажды, а в остальные разы читала о нем, рассматривала его фотографии, рекламные листовки, воздушные шары, надписи на зонтах и спецодежде.
Хотя целый день она ждала, долгожданное продолжение привело ее в ярость. Такое мелькание слишком навязчиво. Извольте видеть: вторая ее лучшая подруга подключилась к артподготовке.
– Он говорил, вы часто болтаете по «аське», – настаивала Марина. – Может, напутал? Вообще у него дикое количество знакомых.
Ульяна подумала, что не очень вежливо заявлять, будто ее можно с кем-то спутать.
– Ты что рассказать-то хотела? Что вы вместе отправляетесь в Ниццу?
– Глупости! Он пригласил меня как фотографа. На показ осенней коллекции Кавальи. Как фотографа, понятно?
– Он-то какое отношение к этому имеет? Он же музыкант вроде?
– Так ты с ним все-таки знакома?
Марина еще долго распространялась про моделей, закулисье, музыкальное оформление, составленное из песен этого Соловца, про какой-то подаренный ей топ-жакет, словно заботливо ухаживала за растущим раздражением подруги.
Дав отбой, Ульяна отключила телефон и машинально протерла его салфеткой, точно хотела стереть следы неприятного разговора. Зачем он врет, будто общался с ней по «аське»? Злясь и ворча, в глубине души она знала, что никакой лжи не было. Какой смысл выдумывать про знакомство с ней? Половину ее интернет-контактов составляли люди, которых она в глаза не видела. Ну и как теперь узнать, который из этих пятнадцати-семнадцати незнакомцев именно он?
В ночь со среды на четверг все цветочки в «ай-си-кью» увяли и покраснели.
Да ей-то что! Проживет она без этих знакомств, вернисажей, дефиле и кинопремьер. Тут Ульяна почувствовала, будто всех вокруг пригласили в другую, более стремительную, пеструю, увлекательную жизнь, а она так и осталась в своей затхлой привычности.
Вдруг закружился, замигал на панели зеленый цветочек, а рядом с ним тотчас повис крошечный красный воздушный шарик! Рядом с именем Solovetra замигал желтый конверт:
«– Сегодня я понял: Наоми Кэмпбелл – темная лошадка.
– Во-первых, здравствуй. По какому случаю шарик?
– Это тебе. Шарик – наш пароль. А теперь здравствуй!»
«Он?» – Ульяна запаниковала, повернулась к зеркалу и показала
язык.10
Стемнин и Соловец сидели рядом и внимательно следили за экраном. До запланированного знакомства оставалось два дня. Уже прошли генеральные репетиции с актерами и статис тами, были арендованы автобусы, ветродуи и калориферы, закончились мучительные переговоры с Московской железной дорогой, Речфлотом и спасателями, наняты двадцать садовников из стран ближнего зарубежья и лучший дизайнер садов из Утрехта, а встреча все еще не была назначена. Чумелин докладывал, что никаких дел у объекта на субботу не запланировано, но девушки так непредсказуемы! Соловец наблюдал за репликами Стемнина ревниво-скептически. Наконец бывший преподаватель предложил:
– Сергей! Давайте действовать по-другому: вы пишете, я – на подхвате.
– Без разницы, – буркнул Соловец, хищно подтягивая к себе клавиатуру. – Дальше что?
– Как тебя зовут? – спросил желтый конверт.
– Написать? – Соловец поглядел на Стемнина; Стемнин поглядел на Соловца.
– Только имя. Не фамилию. Она не должна сразу получить все ответы. Наоборот, пусть у нее возникнет как можно больше вопросов.
– Сережа , – ответил Соловец.
– Ну нельзя же так. – Стемнин укоризненно покачал головой. – Вы еще «Серега» скажите. С вами не подруга бабушки разговаривает. Напишите полное имя. Сегодня мы с вами не допустим ни малейшей неточности. Хорошая вещь почта – семь раз прочти, один отправь.
Пауз между репликами больше не было. Девушка не скрывала интереса. Все ее вопросы сводились к одному: господи боже, неужто она сподобилась разговаривать с самим Сергеем Соловцом? Ульяна расспрашивала про дворников и «Амели», про подруг и Кавальи. Она горстями ссыпала в конверт шпильки, пропустив момент, когда обстрел колкостями превратился в иглотерапию флирта. Он отвечал радушно и уклончиво. Например, Кавальи – тонкий дизайнер, но лично он предпочитает на подиуме и на сцене одежду, которую раньше чем через сто лет никто не наденет. Или которую уже не носят минимум сто лет. Из реплик Соловца можно было заключить, насколько хорошо он осведомлен в кино, музыке, моде, литературе, но оставалось совершенно непонятно, кто же он такой.
Ульяна пыталась вспомнить, что этот человек рассказывал о себе раньше, как ее нашел, видела ли она его фото до журнала. Почему-то ничего не вспоминалось, только глупая радость без причин. Иногда Ульяна вскакивала, совершала танцевальный прыжок и снова бежала ловить желтые конверты.
Тем временем отправитель неторопливых ответов танцевал твист, не вставая со стула. Директор Департамента писем в демоническом упоении щелкал клавишами: переписка опять перешла в его руки. Лицо Стемнина было озарено бледным огнем экрана. Тонкими пальцами он выуживал из путаницы тонкостей нужные слова, сцеплял их в созвездия фраз и выстреливал ими в темноту, на другой конец города ровно в то мгновенье, когда девушка готова была взорваться от нетерпения. Он был медиум, улавливавший тончайшие колебания настроений двух людей, он заплетал воли в непобедимое притяжение. С каждым новым шагом диалога казалось, что кто-то не выдержит, бросится звонить, ловить машину, помчится навстречу другому.
– Уже половина первого, – жалостно протянул Соловец. – Может, уже спросить про субботу?
– Немного терпения. Пять минут. Семь-восемь реплик, и все решится, – с холодным величием изрек Стемнин.
Но он ошибся. В ту самую секунду, как он произносил слово «терпение», под окошком появилась надпись: ulitka is typing . Соловец и Стемнин в сотый раз переглянулись. В окошке выскочило:
ulitka Пора посмотреть тебе в лицо. Ты готов?
00:32 AM