Почти идеальная жизнь

– Я могу назвать тебе кучу причин, почему это неправда.

– Хороший. Я знаю. И глубоко в душе Эди тоже это знает. Просто, возможно, тебе придется придумать новые способы показать ей.

Мак пару раз стукнул мячом о площадку, согнул колени, послал мяч по дуге в корзину и наконец-то попал.

* * *

На следующий вечер Мак вернулся с работы как раз когда все собрались дома после дополнительной футбольной тренировки, напряженной домашней работы в «Чашке» и случившегося в последнюю минуту похода за продуктами. Эди на кухне пыталась расчистить остров и начать готовить ужин, Эйвери и Томас спорили, чья очередь разгружать посудомоечную машину, а Рамона лениво вошла в открытую заднюю дверь и положила посреди пола дохлого крота, просто чтобы показать, что она может делать что пожелает.

Разобравшись с кротом и выгнав Рамону на улицу, Мак обнаружил Райли, в одиночестве сидящую на задней веранде.

– Как дела? – Он сел напротив нее и помассировал шею сзади.

– Неплохо. – Судя по порозовевшим щекам и влажным волосам вокруг лица, она недавно приняла душ. – Я сказала Эди, что могу помочь с ужином, но она велела мне сидеть и отдыхать. – Райли подняла волосы с шеи и снова отпустила их. – Проблема в том, что я целый день этим занимаюсь. Ничегонеделанием.

Уровень шума в доме повысился, когда Эди крикнула Томасу убрать с кухни его бутсы, а он крикнул в ответ, что идет в душ. Через открытую дверь донесся голос Эйвери:

– Фу, я все еще чувствую запах этого дохлого крота.

Мак мысленно улыбнулся, с облегчением слушая звуки жизни в их доме.

– Думаю, у нас еще есть время до ужина. Не хочешь прогуляться со мной?

– Прогуляться? Типа по улице?

– Конечно. Мы можем выйти, и ты разомнешь ноги.

Ему уже казалось, что она не ответит, но она кивнула.

– Пойду обуюсь.

Через пять минут они стояли на тротуаре перед домом.

– В какую сторону? – поинтересовалась она.

Он глянул направо, потом налево и заметил Томаса, стоявшего у края подъездной дорожки и наблюдавшего за ними. Мак помахал, но как только он это сделал, Томас метнулся прочь. Ни улыбки, ни ответного взмаха рукой.

– В какую сторону пойдем? – повторила Райли.

– Выбирай.

Она показала налево, и, бросив еще один взгляд туда, где стоял Томас, они пошли налево, в сторону входа в их квартал. Почти не отдавая себе отчета, Мак высматривал соседей на каждом дворе и подъездной дорожке и впивался взглядом в водителей каждой проезжающей машины в поисках знакомых лиц.

Они еще никому не рассказывали о присутствии Райли в их жизни, в их доме. Насколько он знал, ее даже никто не видел, так что никто не знал роли юной девушки, что шла рядом с ним. Хотя Мак представлял, что любой, кто увидит их вместе, сразу же поймет что к чему. Он не был готов к объяснениям, хотя рано или поздно их не избежать.

В конце улицы вместо того, чтобы повернуть налево и продолжить обходить квартал, Мак повел их через Азалия-стрит в более новую часть района, где было меньше знакомых. Вместо неухоженных дубов с отпиленными сучьями и домов с историческими дощечками здесь вдоль улиц росли молоденькие лягерстремии, стояли декоративные фонари и дома в стиле крафтсмэн с белым штакетником.

Какое-то время они шли в основном молча, время от времени комментируя какофонию цикад в деревьях и запах скошенной травы, когда проходили мужчину с газонокосилкой. Однако Мак наблюдал за Райли, подмечая как можно больше деталей. Как целеустремленно она идет, широким и бодрым шагом. И как она замедлилась и уставилась на маленькую компанию детишек, играющих с собакой на другой стороне улицы. Одна маленькая девочка отделилась от группы и побежала за мячиком, выкатившимся на подъездную дорожку. Взгляд Райли не отрывался от маленькой девочки, пока она подбирала мяч и бежала обратно к друзьям.

В какой-то момент она остановилась и положила ладонь на живот.

– Ты в порядке?

– Угу, – выдавила она. – Просто надо подождать, пока пройдет.

Во вторник Эди возила Райли к доктору Абрамс. Заключение гласило, что Райли может возобновить обычную активность, если только схватки не станут сильнее или более частыми, как во время потуг и родов, как выразилась врач. На самом деле она сказала, что ребенок выглядит совершенно здоровым и она не ожидает никаких проблем.

– У Эди были такие схватки, – сказал Мак. – Больше с Томасом, но с Эйвери тоже.

Райли пошла дальше.

– Я просто рада, что не возникло осложнений. После решения оставить ребенка я не… ну, я не хочу, чтобы случилось что-то плохое.

Такие обыденные слова – «решение оставить ребенка» – но сколько в них всего. Мак сглотнул.

– Ты обдумывала не оставлять ребенка?

– Я много что обдумывала. – Она показала на живот. – Это не входило в мои планы. Вообще-то никто не планирует такое, если он не сумасшедший.

У него было столько вопросов, что ему казалось, они соревнуются за место внутри его рта, но большинство из них были крайне личные. Кто такой Декс? Почему ты спала с ним? Предохранялись ли вы?

И менее личные, но не менее бесцеремонные: что собираешься делать после того, как ребенок родится?

Были и другие, которые он никогда не задаст. Вопросы, направленные в самую суть. Из всех решений, которые ты могла принять, почему решила постучать в мою дверь? И почему так долго ждала? Но интуиция подсказывала, что на большую часть этих вопросов у Райли не найдется ответов. Поэтому он выбрал легкий:

– Какая твоя любимая еда?

– Что? – Он застал ее врасплох, спросив такое, что не имело отношения к ребенку. – Почему вы хотите это знать?

Он пожал плечами.

– Я тебя не знаю. Но хочу узнать. Хочу знать, что ты любишь есть.

Райли сжала губы, и на мгновение Мак подумал, что она проигнорирует вопрос. Потом уголки ее губ поползли вверх.

– Я люблю суши.

– Суши?

Она кивнула.

– Я пробовала их только один раз. В одном местечке в Пенсаколе. Тамми пыталась подбодрить меня после маминой аварии. Мы ходили в кино, а потом она повела меня ужинать.

– Она пыталась подбодрить тебя сырой рыбой?

Райли шаркнула ногой по земле.

– Мне понравилось.

– Ладно. Два очка за неожиданный ответ. Как насчет… Какое твое самое раннее воспоминание?

– Это легко. Мама заплетает мне косички.

Она на мгновение замолчала, и Мак вспомнил волосы Кэт, длинную косу, которая змеилась по ее спине каждый день тем летом. Вспомнил, как ее волосы пушились вокруг головы, как бледный ореол, когда она расплетала их на пляже.

– Мама очень много работала и всегда выглядела старше, чем была. Старше других мам в школе. И она выглядела немного… грубой. Как человек, с которым не хочется связываться. Но ее руки были такими мягкими. – Райли немного наклонила голову, как будто пытаясь лучше разглядеть воспоминание. – В детстве у меня были очень длинные волосы, и она так аккуратно разделяла их пальцами, чтобы распутать. Мне никогда не было больно.

Как у него болела душа за Кэт и за этого ребенка. Его ребенка. «Мне никогда не было больно». В ее жизни было так много боли, но материнские руки были такими мягкими и нежными. Ее матери больше нет. Кэт больше нет. Ему так много хотелось узнать о Кэт, хотелось задать ей так много вопросов. Она чувствовала себя брошенной? Ей было больно? Она ненавидела его?

«Нет, Мак. Не надо думать об этом. Есть здесь и сейчас. Это твоя жизнь».

– Кем ты хотела стать в детстве?

– Думаю, для меня все решено.