Почтовая открытка

У Эфраима больше нет ни денег, ни выбора. Скрепя сердце он отправляет телеграмму в Палестину: «Мы едем».

Глава 6

Чтобы достичь Земли обетованной, нужно спикировать от Риги строго на юг — две тысячи пятьсот километров по прямой. Пересечь Латвию, Литву, Польшу и Венгрию, а потом сесть на корабль в румынском порту Констанца. Путь занимает сорок дней. Как путь Моисея к горе Синай.

— Остановимся в Лодзи, у моих родителей. Я хочу показать девочек родным, — говорит Эмма мужу.

Преодолев реку Луцка, Эмма снова видит город своего детства — она очень по нему скучала. Шум и суета уличного движения, все эти трамваи, автомобили и дрожки, которые с адским грохотом несутся навстречу друг другу, пугают детей и восхищают Эмму. «Знаешь, у каждого города свой особенный запах, — говорит она Мириам. — Закрой глаза и вдохни».

Мириам опускает ресницы и чувствует, как пахнет сиренью и битумной гарью из района Балуты, как тянет маслом и мылом с улиц Полесья, как драз нит запах чолнта из кухонь, и повсюду разносится пыль от ткани, летят из окон ворсинки и катышки. Проходя по еврейским рабочим кварталам, Мириам впервые видит странных мужчин, одетых во все черное, похожих на стайки строгих птиц, с темными бородами, с пейсами, подпрыгивающими, словно пружинки, по обе стороны лица возле ушей, с цицитами, спадающими на длинные репсовые сюртуки, с большими меховыми шапками на головах. Некоторые носят на лбу филактерии — загадочные черные кубики.

— Кто это? — спрашивает Мириам, которая в свои пять лет ни разу не была в синагоге.

— Это набожные люди, — почтительно отвечает Эмма, — они изучают тексты.

Их забыли известить о начале двадцатого века! — смеется Эфраим.

Мириам впитывает невероятные картины еврейского квартала. Она навеки запомнит взгляд маленькой девочки, ее ровесницы, которая торгует булочками с маком, фигуры сидящих на земле старух в цветастых косынках, которые продают гнилые фрукты и расчески без зубьев. Мириам не понимает, кто купит у них такие грязные вещи.

Кажется, что улицы Лодзи 1920-х годов вышли не просто из прошлого века, но со страниц старинной книги с непонятными сказками, из мира, кишащего персонажами столь же чудесными, сколь и пугающими, из опасного мира, где на каждом углу с наглым шиком бродят матерые грабители и смазливые проститутки, где на извилистых улочках люди живут вместе со скотом, где дочери раввинов хотят изучать медицину, а отвергнутые ими женихи — взять от жизни реванш, где в аквариумах плавают живые карпы, которые могут вдруг заговорить, как в еврейских преданиях, где люди шепотом рассказывают истории о черных зеркалах, где на улице едят свежие ватрушки с маслом.

Мириам будет помнить всю жизнь приторный запах шоколадных пончиков и пекло кипучего города.

Потом Рабиновичи попадают в польский квартал, где к звукам прибавляется стрекотание ткацких станков. Но встречают их там совсем неласково. «Эй, жиды», — слышат они вокруг.

Шайка детей, за которыми бегут собаки, бросает в них камушки. Острый осколок чуть не попадает Мириам в глаз. Несколько капель крови забрызгали красивое платье, которое она надела в дорогу.

— Ничего страшного, — говорит Эмма, — это просто глупые дети.

Мать пытается стереть кровь носовым платком, но под глазом у Мириам остается красное пятно, которое скоро превратится в синяк. Эфраим и Эмма пытаются ее успокоить. Но девочка понимает, что над родителями нависла какая-то угроза.

— Смотрите, — Эмма пытается отвлечь девочек, — здания с красными стенами — это фабрика вашего дедушки. Когда-то давно он ездил в Шанхай изучать разные техники ткацкого дела. Он сделает вам атласное одеяло.

И вдруг лицо Эммы мрачнеет. На стенах прядильной фабрики кто-то написал краской: «ВОЛЬФ = ВОЛК = ЕВРЕЙСКИЙ ЗАПРАВИЛА».

— Не говори мне об этом, — вздыхает Морис Вольф, обнимая дочь. — Поляки теперь не хотят работать в одном цехе с евреями, потому что те и другие ненавидят друг друга. Но меня они ненавидят еще больше! То ли за то, что я их начальник, то ли за то, что еврей…

Тревожная атмосфера не мешает Эмме, Эфраиму, Мириам и Ноэми проводить счастливые дни на даче Вольфов, между Пётркувом и берегом реки Пилицы. Все старательно изображают радость, разговор крутится вокруг детей, погоды и еды. Эмма ради родителей с преувеличенным энтузиазмом говорит о поездке в Палестину, объясняет им, каким это станет замечательным приключением для мужа, который внедрит там все свои изобретения.

Наступает вечер шаббата, Вольфы накрывают роскошный стол к ужину, польская прислуга суетится на кухне — только служанкам можно растапливать печь и делать все то, что евреям в этот вечер запрещено. Эмма счастлива повидать своих трех сестер. Фаня стала зубным врачом и вышла замуж за Райхера. Красавица Ольга стала врачом и вышла замуж за Мендельса. Мария помолвлена с Гутманом и тоже собирается изучать медицину. Эмма теряет дар речи при виде младшего брата Виктора, он так изменился за время разлуки. Былой подросток превратился в молодого мужчину с кудрявой бородой, он теперь женат и ведет адвокатскую практику по адресу улица Зеромского, 39, недалеко от центра города.

Эфраим прихватил с собой внушительных размеров фотоаппарат, чтобы запечатлеть день, когда все семейство Вольфов собралось на ступеньках собственного загородного дома.

— Смотри, — говорит Леля. — Я покажу тебе фотографию.

— Как странно, — замечаю я.

— А, тебе тоже так кажется?

— Да, взгляды словно туманятся, все улыбаются как будто через силу. Какое-то навязчивое ощущение близкой пропасти.

Моя бабушка Мириам на снимке — девочка со склоненной набок головой, с бантом в волосах, в белом платьице и носочках.

— Я нашла это фото совершенно случайно, — говорит мама. — У племянника одного друга Мириам. В день, когда она была сделана, по ее рассказу, взрослые и дети играли в саду в свечку. Мириам еще добавила, что тогда в самый разгар игры она вдруг загадала: «Пустьтот, кто выиграет, всех переживет».

— Это одновременно и зловещее предчувствие, и очень странное желание для пятилетнего ребенка… Она запомнила этот эпизод?

— Да, она прекрасно помнила его и шестьдесят лет спустя, эта мысль неотступно преследовала ее всю жизнь.

— Зачем было доверять такую тайну незнакомому человеку? Она же никому не открывалась, это странно.

— Ну, если подумать, не так уж и странно…

Я придвинула к себе фотографию, чтобы получше рассмотреть лица. Теперь я могла назвать каждого из них по имени. Эфраим, Эмма, Ноэми, а еще Морис, Ольга, Виктор, Фаня… Призраки уже не были абстрактными людьми или цифрами из учебника истории. Я почувствовала сильный спазм в животе, пришлось даже закрыть глаза. Леля забеспокоилась:

— Может, прекратим?