Почувствуй

Быстро качаю головой, прогоняя глупости. Это же Дом, Домик. Он всегда был и будет рядом. Ничего не может случиться. Я обещаю самой себе, что это не последний раз. Что я еще буду сидеть на этой кухне на столе, а он будет смотреть на меня как на сокровище.

– Не хочу сейчас говорить о других девушках в твоей жизни, – произношу осторожно. – Не хочу ругаться. У нас только что был петтинг, мы оба кончили. И сделали постэкстазные глотки воды из одной емкости. Давай позже?

Он вздыхает. Обхватывает мое лицо ладонями, прищуривается.

– Каких еще других девушках? – не говорит, а словами как топором рубит. – Что ты выдумываешь, пока меня нет? Хоть наручниками тебя к себе пристегивай. Пока рядом — нормальный человек, нормальные мысли в голове. Ночь дома поспишь — и начинается! Это твой отец тебе опять мозг промыл на мой счет? Я встречаюсь с тобой. Ты мое всё.

– У него давно уже ничего такого не получается, – отмахиваюсь. – Сам знаешь. Я просто... Матвей... – Щипаю его.

Он вздыхает громче, идет к холодильнику, открывает его. Скептически хмурится.

– Я просто хотела спросить много ли у тебя девушек было до меня? – стараюсь говорить легко и непринужденно. Словно это совершенно неважно.

– А что? – достает оттуда палку колбасы, вертит в руке. Морщится и убирает обратно.

– Да так.

– Говори.

– Может, просто поревновать тебя захотела? – кокетничаю.

– Что–то было не так? – продолжает рубить.

– Мы никогда не говорили об этом. Ладно, забудь. Я и сейчас не хотела начинать. Взбрело в голову, не обращай внимания.

– Всё, что было, — осталось в прошлом, – говорит уклончиво.

И я поджимаю губы. Значит, было. Потом головой встряхиваю. Мы не будем из–за этого ссориться! Это было бы максимально глупо.

– Почему тебя это вдруг стало волновать, Юль? Я, может, не догоняю. Но я открыт. К информации, – ухмыляется.

– Информации? Хм, – тяну я.

Он вновь подходит, склоняется, начинает шею целовать, и я запрокидываю голову, обнимая его и поглаживая.

– Я вчера писала картину. Натюрморт. Два яблока и кувшин, – перевожу тему.

– Покажешь? – наконец–то с улыбкой! Фух.

– Конечно... если прекратишь меня... сбивать.

Он продолжает целовать. Добирается до ключиц, пробует развязывать полотенце, но я прошу не делать. Тогда возвращается к шее. Доходит до губ. Чмокает.

Потом мы идем за телефонами и заваливаемся на диван. Я быстро отвечаю маме, что провожу время с Матвеем и тот привезет меня поздно. Потом показываю Дому фото с обалденным натюрмортом.

– Нифига себе! – рассматривает он. – Я бы в рамочку повесил. И купил.

Я смеюсь и толкаю его в грудь.

– Ладно, это не совсем мой. Вернее, совсем не мой. Любашин. Вот мой.

Листаю фото. Матвей вымученно серьезнеет, вглядываясь в экран, начинает кивать, а меня разрывает от смеха! Я хохочу и обнимаю его. Целую в щеку.

– Ты не обязан!

– Мне нравится, – говорит он упорно.

Я же не могу перестать смеяться! На самом деле получилось вполне славно, но не после Любашиной работы, разумеется. Манера Матвея меня хвалить и боготворить за всё как теплое пуховое одеяло.

– Я бы в рамку повесил именно твою, – говорит Дом. – Честное слово. У Любы красиво, конечно, но как–то банально. Так любой художник нарисует. А у тебя с душой.

Хихикаю. Забираюсь к нему на колени, обнимаю и целую в губы. Заслужил.

– Это ж надо так втрескаться, Матвей Андреевич Адомайтис, – шепчу я, прогибаясь в спине. – Тебе чувства глаза застилают. Ничего не видишь перед собой.

– Я и так знаю всё, что мне нужно. – Шлепает меня по заднице, готовый закончить пустые разговоры.

А я... Я хочу поговорить с ним о Любе и ее мужчине Олеге. О том, что тот мне не понравился совершенно. И что мне кажется, что Любе не стоит с ним встречаться, но я совершенно не представляю, с чего начать! Мне хочется обо всем, что тогда обсуждали, рассказать Матвею в подробностях.

Останавливает страх – вдруг мы поссоримся после этого снова? Что если он начнет ревновать и беситься? Поэтому тяну время. И мы просто целуемся.

Возможно, стоит начать этот разговор, когда мы сядем в машину...

Матвей отстраняется, заглядывает в глаза и спрашивает:

– Что тебя беспокоит?

Глава 14

Мы едем по мосту, я смотрю на огни и чувствую восторг. Происходящее не ново, мы часто катаемся ночами с тех пор, как Матвей получил права, но момент настолько прекрасен, что восхищает абсолютно всё!

На часах почти два. Ночь непроглядная. Родители думают... или, скорее, делают вид, что думают, будто мы в кино. Спать не хочется. Матвей поглаживает мою ногу, водит пальцами узоры. Внутри не прекращающийся трепет и жгучее счастье.

– Не устала? – кричит Матвей, сделав чуть тише музыку.

– Не хочу домой, если ты об этом. И держись подальше от моего района. Папа не должен случайно увидеть из окна твою машину!

Смеется. Глухо, низко.

– Трусиха.

– Не обязательно провоцировать каждую минуту! Пусть спит спокойно.

Мы сами виноваты.

Отец сильно переживает каждый раз, когда я езжу с Матвеем, хотя тот отлично водит, да и «Мурано» безопасная машина. А дело вот в чем. Прошлым летом мы с друзьями гоняли на озера отдыхать, я показывала родителям фотографии, и... спалилась! Забыла удалить из общей папки фото, где видно спидометр. Мы разогнались до двухсот десяти.

Как и сегодня орала музыка, мы летели по трассе, было так круто! Я фотографировала вид из окна, Матвея в красной майке, который казался мне самым привлекательным парнем на планете. Любу с Никой, пританцовывающих на заднем сиденье.

Я даже внимания не обратила, что стрелочка тоже попала в один из кадров. Кто вообще туда смотреть будет, когда на руле лежит рука Дома? Длинные ровные пальцы, плетеный браслет на запястье, который я ему подарила, и который он потом утопил в озере Белё. Отец же рассмотрел всё до последней цифры. Идеальные руки Матвея его мало волновали. Боже, как он орал! Я поклялась от страха, что в жизни не сяду с Матвеем в машину. Ну не сдержала, конечно, слово.