Под алыми небесами

Он обнял их обоих, спустился по лестнице, прошел по маленькой мастерской. Дверь в проулок открылась. Вошел радист Бака, посмотрел на Пино, на его форму.

– Все не так просто, – сказал Пино и вышел.

Когда Пино, пройдя проверку в холле, вошел в квартиру, его отец уже спал, и он, поставив будильник, упал в кровать. Жуткие сцены, мысли и эмоции создавали хаос в его голове и никак не давали уснуть.

Но когда ему наконец удалось ограничить круг воспоминаний образом Анны, он почувствовал спокойствие и провалился в темную глубину сна.

Глава семнадцатая

9 августа 1944 года

6:45 утра

1

Пино выскочил из «даймлера», остановившись на Виа Данте. Войдя в дом, быстрым шагом прошел мимо подмигивающей старухи, поднялся по лестнице, в нетерпении постучал в дверь любовницы генерала.

Его ждало разочарование: дверь ему открыла Долли. Генерал Лейерс уже находился в коридоре, пил кофе из фарфоровой чашки и, кажется, спешил уйти.

Пино взял саквояж, повернулся к Долли, чувствуя все большее разочарование из-за отсутствия Анны.

– Анна! – крикнула Долли. – Принесите еду для генерала.

Несколько секунд спустя, к радости затосковавшего было Пино, появилась Анна с термосом и бумажным пакетом. Генерал направился к двери. Пино подошел к Анне и сказал:

– Я возьму.

Анна улыбнулась ему, протягивая термос. Пино сунул его под мышку, потом взял бумажный пакет.

– Приятного дня, – сказала Анна. – И берегите себя.

Он улыбнулся и ответил:

– Постараюсь.

– Форарбайтер! – пролаял генерал Лейерс.

Пино вздрогнул, развернулся и, схватив саквояж, поспешил за Лейерсом мимо Долли, которая держала открытой дверь квартиры и проводила его понимающим взглядом.

У Лейерса тем утром состоялась четырехчасовая встреча с фельдмаршалом Кессельрингом в «германском доме». Пино за стол не пригласили. Генерал вышел после полудня, раздраженный и расстроенный, и приказал Пино ехать к телефонной станции.

Пино сидел в «даймлере» или бродил рядом, снедаемый скукой. Он бы сходил куда-нибудь поесть, но не хотел оставлять машину. Он находился всего в квартале от Пьяццале Лорето и думал, не поискать ли ему Карлетто, не сказать ли ему что-нибудь, чтобы тот перестал считать его предателем. Это подняло бы ему настроение, вот только…

Он услышал приближающийся голос из громкоговорителя.

С Виале Абруцци появился автомобиль СС с пятью динамиками на крыше.

«Предупреждение всем жителям Милана! – вещал пронзительный голос по-итальянски. – Вчерашнее трусливое убийство немецких солдат не останется безнаказанным. Если вы не сдадите сегодня террориста, то завтра вас ждет кара. Повторяю: предупреждение всем жителям Милана…»

Пино так проголодался, что почувствовал пустоту в желудке; он заволновался, глядя на удаляющуюся машину и слыша отзвуки голоса из громкоговорителей, разносящиеся по всем улицам, примыкающим к Пьяцалле Лорето. В полдень мимо него прошли немецкие солдаты, расклеивая растиражированные копии того же предупреждения на столбах и стенах домов.

Три часа спустя генерал Лейерс, как пушечное ядро, вылетел из дверей телефонной станции. Он пребывал в ярости, садясь на заднее сиденье «даймлера». Пино не ел с шести часов утра, голова у него кружилась, и он нервничал, садясь за руль.

– Verdammte Idioten^[19], – произнес Лейерс резким голосом. – Verdammte Idioten.

Пино понятия не имел, что значат эти слова. Он кинул взгляд в зеркало заднего вида и увидел, как генерал три раза ударил кулаком по сиденью. Лицо у него покраснело, лоб покрылся потом, и Пино отвернулся, опасаясь, что гнев генерала может обрушиться на него.

Лейерс на заднем сиденье тяжело дышал. Когда Пино наконец снова посмотрел в зеркало, генерал сидел с закрытыми глазами, сложив руки на груди, дышал медленно и ровно. Может быть, он спал?

Пино не знал, что ему делать, кроме как сидеть, ждать и страдать от невыносимого голода.

Десять минут спустя генерал Лейерс сказал:

– Канцелярия кардинала. Знаете?

Пино посмотрел в зеркало заднего вида, увидел непроницаемое лицо генерала и ответил:

– Oui, mon general.

Он хотел спросить, когда ему можно будет остановиться, чтобы поесть, но решил воздержаться.

– Снимите мои флажки. Это неофициальный визит.

2

Пино исполнил приказание генерала, сел в машину и включил передачу, спрашивая себя, что Лейерсу могло понадобиться в канцелярии. Он поглядывал на генерала в зеркало заднего вида, пока петлял по городу в сторону Виа Паттари, но тот, казалось, погрузился в свои мысли, и по его лицу ничего нельзя было прочесть.

Когда они подъехали к воротам канцелярии, солнце уже зашло. Охраны здесь не было, и Лейерс приказал Пино ехать через парк. Он проехал по брусчатке, выложенной вокруг двухэтажного здания с колоннами. Заглушил двигатель и вышел из машины. В центре двора журчал фонтан. Сумерки опускались на застывший в неподвижном пекле город.

Пино открыл дверь генералу Лейерсу, тот вышел и сказал:

– Вы можете мне понадобиться.

«С кем он будет говорить сегодня?» – подумал Пино. И вдруг понял, и сердце его забилось сильнее. Они будут говорить с Шустером. У кардинала Милана была выдающаяся память. Он наверняка вспомнит Пино, как вспомнил его полковник Рауфф, но, в отличие от шефа гестапо, кардинал вспомнит и его имя. Кардинал увидит и свастику на его нарукавной повязке и сурово осудит его, может быть, предаст вечному проклятию.

Поднявшись по лестнице, генерал Лейерс повернул налево, подошел к массивной деревянной двери и постучал. Дверь открыл пожилой священник, который вроде бы узнал Лейерса, и на лице его появилось неприязненное выражение. Однако он отошел в сторону, пропуская его. Таким же неприязненным взглядом он смерил и Пино.

Они прошли по обитому деревянными панелями коридору в богато украшенную великолепную приемную, повсюду здесь были изображены библейские сюжеты – вышитые на гобеленах пятнадцатого века, вырезанные на деревянных распятиях, написанные золотом на каждом свободном метре стен. Единственным предметом не в итальянском стиле здесь был стол, за которым спиной к Пино и Лейерсу сидел невысокий лысый человек в кремового цвета сутане и красной шапочке. Кардинал Шустер, казалось, не замечал их прихода, пока священник не постучал по дверному косяку. Шустер на миг перестал писать, потом еще четыре-пять секунд потратил на то, чтобы закончить предложение, после чего поднял голову и повернулся.