Под алыми небесами

– Что вы здесь делаете, форарбайтер? – спросил Лейерс.

Происходящее перед его глазами настолько загипнотизировало Пино, что он забыл о Лейерсе, который теперь с недовольным видом стоял перед ним.

– Извините, mon general, – сказал Пино, – я думал, вам может понадобиться переводчик.

– Возвращайтесь в машину, – сказал Лейерс. – Подъезжайте к воротам, когда уедет этот грузовик.

Пино выбежал из ворот тюрьмы и сел в «даймлер». Грузовик, стоявший рядом с тюрьмой, тронулся с места. Пино завел двигатель в тот момент, когда первый луч солнца коснулся верха тюремной стены и арки над въездом. В полутьме внизу грузовик с Туллио и четырнадцатью другими выехал из ворот и последовал за первым.

Пино подъехал к воротам. Генерал не стал дожидаться, когда Пино откроет ему дверь, он сел на заднее сиденье, его лицо искажала гримаса плохо скрываемой ярости.

– Mon general? – спросил Пино, когда прошло несколько секунд.

– К чертовой матери, – сказал Лейерс. – Езжайте за ними, форарбайтер.

5

«Даймлер» быстро догнал грузовики, пробиравшиеся по узким улочкам города. Пино хотел спросить генерала, что происходит. Сказать ему про Туллио. Но не осмелился.

Проезжая по площади перед собором, он посмотрел на самый высокий шпиль, увидел его в солнечных лучах, а горгульи на карнизах внизу оставались в сумраке тени. Это зрелище сильно встревожило его.

– Mon general? – сказал Пино. – Я знаю, что не должен говорить первым, но не могли бы вы сказать мне, что будет с людьми в грузовике?

Лейерс не ответил. Пино взглянул в зеркало, опасаясь за последствия своей вольности, но увидел, что генерал холодно смотрит на него.

– Ваши предки изобрели то, что будет с этими людьми.

– Mon general?

– Древние римляне называли это децимацией, форарбайтер. Это наказание использовалось во всей империи. Проблема с децимацией, однако, состоит в том, что это довольно краткосрочная тактика.

– Я не понимаю.

– Децимация действует психологически, – объяснил Лейерс. – Она призвана подавить угрозу бунта с помощью страха. Но в историческом плане жестокость по отношению к гражданским лицам в качестве возмездия вызывает скорее ненависть, чем покорность.

«Жестокость? – подумал Пино. – Возмездие? Акты насилия, о которых Лейерс предупреждал кардинала?»

Что они сделают с Туллио и другими? Поможет ли, если он скажет генералу, что Туллио – его близкий друг, или нет?

На параллельных улицах он услышал лай громкоговорителей. Человек, говоривший по-итальянски, призывал «всех обеспокоенных жителей» выйти на Пьяццале Лорето.

Две роты чернорубашечников заблокировали развязку. Но грузовики и машину генерала Лейерса они пропустили. Грузовики остановились почти напротив магазина синьора Белтрамини, сдали назад и развернулись, так что задние части кузовов почти уперлись в глухую стену здания.

– Езжайте по развязке, – сказал Лейерс.

Проезжая мимо выносного прилавка и все еще порванной маркизы, Пино ясно вспомнил взрыв. Его потрясло, когда он увидел Карлетто, – тот вышел из магазина, оглядел грузовики, потом посмотрел в его сторону.

Пино нажал на педаль газа, чтобы поскорее скрыться из виду. Через три дома за площадью Лейерс приказал Пино заехать на бензозаправку «Эссо» с большими металлическими фермами над бензоколонками. Из помещения вышел явно нервничающий оператор.

– Скажите ему, чтобы наполнил бак. После этого мы останемся здесь, – сказал Лейерс.

Пино перевел оператору слова Лейерса, оператор посмотрел на генеральские флажки и поспешил внутрь.

Громкоговорители все еще призывали жителей Милана прийти на площадь, и поначалу по тротуарам потянулись лишь несколько любопытствующих, но вскоре со всех направлений на Пьяццале Лорето миланцы хлынули сплошным потоком.

Чернорубашечники установили деревянные барьеры от фруктового прилавка к грузовикам. В результате образовалось большое открытое пространство, вокруг которого стояли горожане.

На глаз, их было около тысячи, может, больше. «Даймлер» и грузовик с Тулио разделяли метров сто пятьдесят, и как раз по середине этого расстояния появилась еще одна немецкая машина, она остановилась у края развязки. С того места, где находился Пино, нельзя было разглядеть, кто сидит в машине. На площадь прибыли еще несколько сотен горожан, и вскоре они перекрыли видимость.

– Я ничего не вижу, – сказал генерал Лейерс.

– Non, mon general, – сказал Пино.

Лейерс помолчал, посмотрел в окно и сказал:

– Забраться наверх можете?

Несколько секунд спустя Пино, стоя на бензоколонке, ухватился за балки металлической фермы и подтянулся наверх. Он надежно устроился, держась за металлический столб и вторую балку на высоте своего роста.

– Видите? – спросил генерал, вставший около машины.

– Oui, mon general.

Пино хорошо видел поверх голов приблизительно полутора тысяч собравшихся на площади. Грузовики стояли на прежних местах, брезентовые клапаны оставались закрытыми.

– Помогите мне забраться туда, – сказал Лейерс.

Пино посмотрел вниз, увидел, что генерал уже залез на одну из бензоколонок и стоял, протягивая руку. Пино помог ему подтянуться. Лейерс устроился на поперечине, а Пино сидел на столбе.

Вдали колокол собора ударил девять раз. Командир чернорубашечников, которого Пино видел в тюремном дворе, вылез из кабины ближнего к бензоколонке грузовика и исчез за кузовом другого грузовика, в котором сидели заключенные.

Вскоре они начали выходить один за другим и плечом к плечу выстраиваться у стены рядом с магазином «Фрукты-овощи». Туллио вышел седьмым. Теперь Пино уже знал, что произойдет, хотя пока лишь догадывался как, и ему пришлось крепче ухватиться за столб, чтобы не упасть.

Пустой грузовик отъехал. Толпа подалась, освобождая ему место, и он вскоре оказался на развязке. Из второго грузовика выскочили чернорубашечники в капюшонах с винтовками в руках. После чего и этот грузовик отъехал. Чернорубашечники выстроились в пятнадцати метрах от заключенных.

Один из чернорубашечников прокричал:

– Каждый раз, когда красный партизан будет убивать немецкого солдата или солдата армии Сало, за этим будет следовать неотвратимое и скорое наказание.

Площадь погрузилась в тишину, только недоуменный ропот пронесся над толпой.