Под алыми небесами

– Это что-то вроде ракеты «Фау-два»? – спросил он. – Но гораздо мощнее, ведь она способна уничтожить целый город. Только ваша немецкая инженерная мысль способна создать такую гениальную вещь, я преклоняюсь.

Лейерс молчал несколько секунд, потом кивнул:

– Спасибо, дуче, я в полной мере оценил ваш комплимент, но меня прислали узнать, каковы ваши планы в том случае, если ситуация будет развиваться по худшему сценарию.

Этот вопрос, казалось, смутил Муссолини.

– Но есть мощная ракета. Как ситуация в дальней перспективе может ухудшиться, если у нас есть такая ракета?

– Я верю в планирование на случай всяких непредвиденных обстоятельств, – сказал Лейерс.

– Вот как, – сказал диктатор, и его взгляд, казалось, поплыл.

– Вальтеллина, Бено, – сказала Кларетта Петаччи.

– Да, – сказал Муссолини, снова собравшись. – Если нас вынудят, у меня есть двадцать тысяч солдат, которые последуют за мной в долину Вальтеллина к северу отсюда, на самой границе со Швейцарией. Они будут защищать меня и моих соратников-фашистов, пока герр Гитлер своими ракетами не уничтожит наших врагов.

Муссолини усмехнулся, отвел взгляд и погрузился в счастливые мысли об этом чудесном дне.

Генерал Лейерс несколько секунд молчал, и Пино искоса посмотрел на него. В самом ли деле у Гитлера есть такое супероружие? Воспользуется ли он им против союзников, если они приблизятся к Берлину? Если Лейерс и знал что-то, то ничем не выдал этого.

Генерал щелкнул каблуками и поклонился:

– Спасибо, дуче. Это все, что мы хотели знать.

– Вы нас предупредите, Лейерс? – спросил Муссолини. – О том дне, когда Гитлер будет готов использовать свою ракету.

– Я уверен, вы первым узнаете об этом, – сказал Лейерс, поворачиваясь.

Он остановился перед любовницей диктатора.

– И вы тоже собираетесь в Вальтеллину?

Кларетта Петаччи улыбнулась, словно давно уже смирилась со своей судьбой:

– Я любила моего Бено в хорошие времена, генерал. Я буду любить его еще сильнее, когда времена станут совсем плохи.

9

Позднее в тот же день, прежде чем рассказать об этой поездке к Муссолини, Пино повторил те несколько слов, что слышал под окном виллы в холмах близ озера Гарда.

«Was du redest ist Verrat!»

Тетя Грета выпрямилась на диване. Она жила в их квартире после ареста дяди Альберта и каждый день помогала Баке, когда у него были сеансы радиосвязи.

– Ты уверен, что эти слова произнес Фитингоф?

– Нет, не уверен, но голос был сердитый, и сразу после этого я видел, как фельдмаршал, очень злой, вышел из дверей виллы. Что это значит?

– Was du redest ist Verrat! – сказала она. – «То, что ты предлагаешь, – это измена».

– Измена? – переспросил Пино.

Его отец подался вперед:

– Что-то вроде заговора против Гитлера?

– Не исключено, если они говорили Фитингофу именно так, – сказала тетя Грета. – И там был Вольф? И Лейерс?

– И другие. Но их я не видел. Они приехали до нас и уехали после.

– Они предвидят неизбежное, – сказал Микеле, – и хотят устроить заговор, чтобы выжить.

– Союзники должны знать об этом, – сказал Пино. – И о Муссолини, и о супероружии, которое, как он говорил, есть у Гитлера.

– А что думает о супероружии Лейерс? – спросила тетя Грета.

– Не могу сказать. У него бoльшую часть времени совершенно непроницаемое лицо. Но он бы знал. Он сам мне говорил, что его работа на Гитлера началась с создания пушек.

– Бака придет утром, – сказал отец. – Запиши, что ты хочешь передать в Лондон. Он отправит это вместе с другими сведениями.

Пино взял бумагу и ручку и набросал свой отчет. Тетя Грета записала слова об измене, которые он услышал.

Наконец Пино зевнул, посмотрел на часы. Почти девять.

– Я должен явиться к генералу. Получить задание на завтра.

– Ты вернешься сегодня?

– Не думаю, папа.

– Будь осторожен, – сказал Микеле. – Ты бы не услышал разговоров этих генералов об измене, если бы война не подходила к завершению.

Пино кивнул, взял свою шинель и сказал:

– Я не спросил о дяде Альберте. Вы ведь видели его сегодня утром в тюрьме? Как он?

– Он похудел, что неплохо, – сказала тетя Грета, слабо улыбаясь. – И они его не сломали, хотя и пытались. Он знаком со многими заключенными, и это ему на пользу. Они защищают друг друга.

– Надолго он там не задержится, – сказал Пино.

И в самом деле, пока Пино шел до квартиры Долли, у него возникло твердое убеждение, что время между сегодняшним вечером и концом войны все сжимается и сжимается, а время после войны кажется бесконечным и наполненным Анной.

Мысль о бесконечном будущем с ней подняла Пино к дверям Долли. К его облегчению, открыла ему Анна, она выздоровела и теперь улыбалась, радуясь встрече с ним.

– Генерал и Долли ушли, – сказала Анна, впуская его.

Она закрыла дверь и оказалась в его объятиях.

10

Позднее, в постели Анны, их влажные от пота тела пели на языке любви.

– Я скучала по тебе, – сказала Анна.

– Я только о тебе и думаю, – сказал Пино. – Ведь это плохо, что я думаю о тебе, вместо того чтобы следить за генералом Лейерсом или пытаться запомнить, где мы были и что я видел?

– Я думаю, это совсем не так уж плохо, – сказала Анна. – А очень даже мило.

– Нет, я серьезно. Когда тебя нет рядом, словно музыка смолкает.

Анна посмотрела на него:

– Ты необыкновенный, Пино Лелла.

– Да нет же.

– Необыкновенный, – повторила она, проводя пальцами по его груди. – Ты отважный. Забавный. Ты прелестный.

Пино смущенно рассмеялся:

– Прелестный – это скорее о женщине.

– Ты красивый, – сказала Анна, лаская его щеку. – Но ты так полон любви ко мне, ты просто излучаешь любовь, и поэтому я чувствую прелестной себя, и это распространяется и на тебя.