Под игом
Шрифт:
— И я за республику, — поддержал кто-то господина Фратю.
— Тебе уже объяснили — не об этом речь, — сказал Мичо Бейзаде. — Какое будет управление, кто будет князем и прочее — предоставим решить Горчакову. Над этим пускай дипломаты ломают себе голову.
— Постойте, господа, постойте, — крикнул Соколов, — хватит вам спорить и заниматься дипломатией, — время дорого! Вот-вот грянет выстрел на Балканах, а мы все еще решаем вопрос: быть республике или комедии… Нас сейчас дело ждет… Черт бы побрал ваши республики! Делите шкуру неубитого медведя… Я предлагаю следующее: запретить разглагольствовать о дипломатии на наших заседаниях;
— Правильно, — поддержал его Каблешков, — не нужно слов, господа, нужно дело делать… Я обрисовал вам положение, а теперь посмотрим, что вы делаете. Нельзя терять ни минуты.
— Что правда, то правда, — признал Мичо, — есть у нас этот грешок, любим поболтать о дипломатии. Такие уж мы, бялочерковцы. Мало нас ругал за это Бойчо, царство ему небесное!
— Да, господа, Огнянов — это большая потеря и для вас и для Болгарии, — взволнованно проговорил Каблешков и глубоко вздохнул.
Все загрустили, вспомнив об Огнянове. После его гибели осталась какая-то пустота, зияющая, как пропасть. Товарищи хмуро переглянулись и задумались. Трагический образ Огнянова, окровавленный, страшный, но неуловимый, вставал перед их глазами. У всех больно сжалось сердце… Казалось, совестно было жить, когда такой герой погиб.
VIII. Волнения Колчо
Кто-то быстро пробежал но террасе, и это привлекло внимание собравшихся. Все встали, чтобы посмотреть в окно. Но шаги были уже у самой двери.
— Это Колчо! — сказал Недкович.
— Ты ошибся, — возразил Мичо, — разве может слепой бежать так быстро?
— Что-то случилось, — заметил поп Димчо.
Все невольно вздрогнули. Дверь хлопнула, вернее, чуть не слетела с петель.
Колчо вихрем ворвался в комнату. Он задыхался. Никто не шелохнулся, все ждали, что будет.
— Здесь все свои? — прерывающимся голосом спросил Колчо.
—Свои. А что случилось, Колчо? — спросил Мичо.
— Ура! Живем! Радость и слава! Радуйтесь, братья! Сходите с ума, и я вместе с вами! — как безумный закричал Колчо и, высоко подбросив свой фес, захлопал в ладоши, подпрыгивая на аршин от пола.
Наткнувшись на дядюшку Мичо, слепой принялся целовать его в губы, щеки, уши, плечо и, обхватив руками, чуть не задушил. Мичо совсем растерялся и едва вырвался из его объятий. Этот неестественный, истерический припадок радости поразил всех. Товарищи подумали, что бедный слепой сошел с ума.
— Что с тобой, Колчо? — сострадательно спросил доктор, ища в лице слепого симптомы помешательства.
— Неужто не догадываетесь? Он жив! — закричал Колчо, кинувшись теперь к доктору. — Ура! Мой Граф жив!
— Как? Бойчо?
Этот вопрос вырвался из десятка уст одновременно.
— Он жив!
— Колчо, ты дурачишься, или тебя кто-нибудь обманул? — строго спросил его дядюшка Мичо.
— Жив, жив, дядя Мичо! Я сам пожимал ему руку, гладил его по щекам, слушал его голос, почти видел его! Неужели еще не верите?
Слова Колчо звучали убедительно. Члены комитета удивленно переглянулись.
— Где он?
— Стоит у ворот, а меня послал вас предупредить… Он схватил меня за руку как раз в ту минуту, когда я открывал калитку. Я сразу же узнал его — по рукам…
II вот все увидели, как ворота открылись и во двор вошел крестьянин в потрепанной шапке и широком крестьянском плаще из козьей шерсти. В руках он держал
двух цыплят. Один глаз его, очевидно больной, был закрыт повязкой.При обычных обстоятельствах никому бы и в голову не пришло, что этот крестьянин может быть Огняновым. Да и сейчас друзья узнали его скорей сердцем, чем глазами.
Выскочив за дверь, Мичо постарался как можно спокойнее окликнуть «крестьянина»:
— Дядюшка Петко, заходи, расскажи, что у вас делается! Но голос бедного заместителя председателя комитета звучал глухо; казалось, будто кто-то сдавил ему горло.
Огнянов медленно пересек двор, утопавший в грязи после дождя, тяжело ступая, поднялся на крыльцо и проговорил басом:
— Как бы царвули мои пол вам не испачкали, дядюшка Мичо; вы уж извините.
И Огнянов вошел в комнату.
Все бросились обнимать воскресшего из мертвых… Расспросы, восклицания, излияния, изумление, радость… Сам Огнянов, но крайней мере с виду, волновался меньше других.
Когда все успокоились, Мичо со слезами на глазах обратился к Огнянову:
— Председатель, займи свое место: заседание еще не кончилось!
— Согласен, но только на сегодня, — улыбаясь, проговорил Бойчо и сел в углу.
Теперь все заметили, что и он прослезился. Беззаветная, горячая любовь друзей и соратников потрясла его до глубины души.
Показав рукой на Кандова, Мичо проговорил:
— Вот и Кандов стал сегодня нашим братом. Огнянов встретился глазами со студентом.
— Господин Кандов, Болгария заслуживает того, чтобы потрудиться ради нее.
— И даже — умереть, — сказал Кандов.
А дядюшка Мичо все любовался Огняновым и не мог на него нарадоваться.
— Ну, теперь так легко мы тебя не отдадим, Бойчо! — сказал он и, выйдя в сени, крикнул сыну: — Велизарий! Принеси из подвала двадцать поленьев и сложи их здесь!
Сын принес из тайного хранилища двадцать ружей и сложил их за дверью.
— Теперь запри ворота и повесь на них замок!
IX. Огнянов председательствует
Заседание продолжалось под председательством Огнянова. Каблешков ушел. Его лихорадило.
Обсуждались многие важные вопросы. Среди них — вопрос о защите города, ибо жители, напуганные слухами о резне, жили в вечном страхе. Ганчо Попову поручили организовать тайную стражу, которая должна была ночью охранять окраины города. Были приняты меры предосторожности для усыпления бдительности полиции. Прочитали письмо панагюрского комитета. Письмо было длинное; в нем содержалось множество наставлений, приказов, распоряжений местному комитету, деятельность которого надо было согласовать с общим планом организации восстания; подписано оно было Бенковским [88] . Странджов представил счет на пули и порох, которые он получил и раздал, а также на ружья, еще не оплаченные и потому задержанные в К.
88
Бенковский Георгий (Гавриил Хлытев) (1841–1876) — один из руководителей Апрельского восстания, главнокомандующий вооруженными повстанческими силами в Панагюрском округе. После подавления восстания пытался во главе небольшого отряда пробраться в Румынию, но был убит в стычке с турецкой полицией близ города Тетевена