Под капельницей

Сосед на своей кровати тоже вовсю высвистывал явно простуженным носом незатейливую мелодию. И тут пришла моя докторица Александра.

– Ну, вы у нас уже человек опытный, - сказала она. – Все уже знаете. Так что за ужином особо не усердствуйте, а с утра ни пить, ни есть. Завтра операция.

Ага, щас! Знаем мы этим ваши «завтраки»! Я слопал весь ужин, состоящий из куриной голени и приличной порции картофельного пюре, запив все это дело чашкой горячего чая.

И довольный, как удав, перебрался из-за стола на постель, переваривать только что проглоченный харч. Под бормотание телевизора закемарил. И подскочил как ужаленный при знакомой команде:

– На клизму!

Медсестра была позавчерашняя – та самая, длинноногая и хорошенька, звалась Оленькой. Грубить ей было как-то не с руки. Да и было у нас с ней уже это, так чего уж тут ваньку валять. И я безропотно поплелся в клизменную.

Оленька была само очарование и предупредительность. Она действовала точно и безукоризненно. Когда влившаяся через штуцырь жидкость стала распирать мне требуху и искать выход, я, натянув штаны, все же еще успел пошутить:

– Оленька, а поцеловаться?..

Но на большее меня не хватило. Едва не сшибив выходящего из нашей палаты Петровича, я залетел в сортир. Вскоре меня сменил сосед. Спать мы с ним улеглись совершенно опустошенными.

5

Наступил третий день моего пребывания в Кардиоцентре. И он оправдал мои ожидания – в районе одиннадцати утра меня таки повезли на операцию.

Сжимая в руке под простыней конвертик с диском, на котором было записано последнее исследование моих артерий на коронарографии, я смотрел в проплывающий надо мной блестящий масляной краской потолок коридора, и старался думать о приятном.

Ну, о том, например, что истязания меня клизмами, наконец, закончились, и я скоро буду дома, и мы со Светиком должным образом отметим 8 марта – до него оставалось всего несколько дней.

В операционной меня подкатили к какому-то громоздкому, негромко гудящему аппарату, обвитому кабелями и проводами, с монитором.

Около него стояли два человека в хирургических костюмах, с масками на лицах. Один из них – похоже, ассистентка, - сноровисто подготовила лежащее перед ней тело к операции: смазала йодом место прокола, обезболила. И в дело вступил хирург.

Я чувствовал, как он проколол мне бедро и стал вводить в артерию катетер. За всем, что происходит в моем теле, он внимательно наблюдал через монитор, я же, как ни пытался разглядеть, что там – не мог: мне запретили активно двигать головой.

Боли не было, только неприятно подергивало место прокола, через которое к моему сердцу, вернее, к суженному просвету в артерии двигался катетер.

Вот он поерзал-поерзал и остановился, а хирург буквально влип в монитор. Потом врач вздохнул и катетер, чуть подавшись назад, вновь стал штурмовать забитый сосуд.

Хирург возился со мной что-то подозрительно долго, что-то иногда бормотал себе под нос, ассистентка время от времени промокала ему лоб салфеткой – все как в кино, ей Богу!

Неожиданно я стал ощущать боль в области сердца. Сначала несильную, а потом все ощутимей и ощутимей. Я закряхтел.

– Что такое? – спросил врач.

– Больно в сердце, - признался я.

– Больно? – обеспокоенно переспросил он и сделал небольшое движение кистью руки. И боль тут же ушла – видимо катетер отвели от проблемного места назад.

– У нас с вами сложный случай, – наконец признался мне хирург. – Пока что я ничего сделать не могу. Полежите тут пока, отдохните, я скоро.

Он ушел, а я загрустил. Это что же получается? Если стент мне не поставят, значит, придется делать аорто-коронарное шунтирование. А я за эти два дня насмотрелся на прооперированных по этому поводу. У них огромные, на всю грудь, багровые швы, у кого-то торчат тоненькие дренажные трубочки.

Они ходят очень тихо, сгорбившись и прижимаю одну руку к операционному шву. А кто так и вообще не ходит, а ездит на инвалидных колясках.

Все это свидетельствовало об одном: операция эта полостная, довольно тяжелая и с большим реабилитационным сроком. Понятно, что если вопрос встанет о шунтировании – никуда я не денусь и лягу под нож, жизнь дороже. Но, ой, как этого не хотелось! Пока…

Мои тягостные раздумья прервал хирург. Он вернулся в сопровождении еще одного врача, они посмотрели на монитор, потом отошли в сторонку и недолго посовещались, о чем – я не мог расслышать.

Да конечно же, о том, как успешно завершить операцию – главнее задачи для них в этот момент просто не могло быть. Иначе что же – цельных три вставленных мне клистира пойдут насмарку? Большей несправедливости на свете просто быть не могло!

Но вот хирург вернулся, что-то скомандовал ассистентке, она склонилась надо мной и сказала, что сейчас меня введут в лекарственный сон, и все будет хорошо. Она уколола меня в вену, и я заснуть не заснул, а как бы поплыл. И сквозь этот полусон снова почувствовал легкие уколы боли в сердце, но такие… совсем легкие, что можно было не обращать на них внимания и продолжать дремать. А вскоре я расслышал веселый голос хирурга:

– Ну вот и все, поздравляю: у нас получилось!

6

Я не стал расспрашивать хирурга, с какой же он такой сложностью встретился? Скорее всего, просвет в артерии настолько сузился (ведь я после коронарографии я почти год дожидался своей квоты на операцию, и ситуация за это время в моем моторе могла кардинально измениться), что почти не было шансов пробиться сквозь это проблемное место для установления стента, и дело могло окончиться моим инфарктом здесь же, на столе.

Однако ребята сумели добиться благоприятного исхода операции, раздвинули стенки артерии и поставили стент. В результате сердце мое забилось ровнее, боль из него при ходьбе и прочих делах ушла, и я снова стал чувствовать себя полноценным человеком, за что низко кланяюсь оперировавшим меня медиками и всему персоналу кардио-хирургического отделения №1 Краснояркого федерального Кардиоцентра. В частности, хирурга, к.м.н. Дмитрия Столярова, врача-кардиолога Александру Болотову, ну и самого заведующего отделением, к.м.н. Дмитрия Шматова.

Домой они меня, правда, отпустили не сразу – сутки пришлось пролежать почти без движения, чтобы не дай Бог не открылось место прокола в артерии – частью в реанимации, остальные часы у себя в палате. Еще двое суток я пробыл под наблюдением врачей, и 4 марта 2012 года благополучно отбыл домой с приехавшими за мной женой и сыном. Так что праздник мы провели вместе.

Да, спросите вы, а что же японский гость? Был он, был! Уже дома, в новостной ленте я нашел сообщение об этом событии. Действительно, как раз в эти в Красноярском кардиоцентре с мастер-классом находился ведущий японский рентгенхирург с мировым именем профессор Тошийя Мурамацу, возглавляющий сердечно-сосудистый центр госпиталя Йокогамы.