ПОД НЕМЦАМИ. Воспоминания, свидетельства, документы

Тот же Рогач со своей компанией начал в это время игру с созданием в Киеве какого-то украинского правительства, так называемой Украинской Национальной Рады [404] . Подготовка к созданию этого «правительства» велась келейно в редакционном кабинете Рогача и в кабинете Багазия. Широкие круги местного населения, или хотя бы его интеллигенцию, никто из этих господ даже и не думал ставить в известность о своих планах и намерениях. Это была закулисная возня того же типа, к которой так привыкли русские и украинские эмигранты за годы своего долгого пребывания в изгнании. Начиналась на новой почве привычная игра в министры, причем люди, распределявшие между собой будущие министерские портфели, не только не имели никакого представления о действительных нуждах народа, но даже нисколько этим не интересовались. Более того, они всячески подчеркивали свое презрительное отношение к местному населению, и если не называли нас вслух, как немцы, «унтерменшами» и неграми, то всем своим поведением показывали, что считают нас людьми какой-то низкой породы. Неудивительно, что население скоро возненавидело этих людей гораздо сильнее, чем даже немцев и советскую власть. Подлинная их сущность нам стала очень скоро ясна, и мы не смогли только понять, как немцы терпят явное разложение их тыла.

404

Автор имеет в виду Украинский национальный совет (УНС), создание которого декларировалось мельниковцами 5 октября 1941. На пресс-конференции УНС в присутствии итальянских, японских, венгерских журналистов руководитель совета профессор М. И. Всличковский и бургомистр В. П. Багазий объявили о восстановлении на Украине независимости и конституции УНР 1918, а также о признании своим лидером А. Мельника. В декабре 1941 УНС был распущен по распоряжению Э. Коха.

А между тем этот непонятный нам факт объяснялся очень просто. Люди эти в своем большинстве прибыли по рекомендации из Берлина, а местные немецкие военные начальники в политике Берлина на Востоке разбирались очень слабо и, полагаясь во всем на авторитет таких людей, как Розенберг, Кох, Борман и Гиммлер, предоставили украинским экстремистам полную свободу действий. В этом сказывалось рабское благоговение немцев перед бумажками всякого начальства, а берлинского в особенности. Кроме того, немцы, упоенные своими грандиозными летними победами, считали войну против Советского Союза уже выигранной, судьбу Украины и остальных его частей предрешенной Гитлером и германским правительством и не придавали долгое время никакого значения этой, как им казалось, невинной возне каких-то украинцев, предназначенных, так или иначе, быть колониальными рабами Великой Германской Империи.

Погромных статей в «Украшським слове» и других украинских газетах долгое время никто из немцев вообще не читал, так как зондерфюреры немецких рот пропаганды, которым подчинялись сначала эти газеты, украинского языка не знали и знакомились с содержанием газет только по заголовкам, которые им переводил сам редактор газеты или кто-либо из его ближайших помощников. Я помню, как был удивлен зондерфюрер киевской редакции г. Ганзен, очень милый и скромный филолог, не понимавший ничего в особенностях украинской национальной политики и очень смутно представлявший себе отличие украинцев от русских, когда он случайно обнаружил, что газета, которую он так спокойно подписывал каждый день к печати, помещала какие-то дикие и зловредные материалы. Берлинские политики, ткавшие свою подозрительную паутину национальной вражды, не заботились о том, чтобы сообщать свои цели подчиненным, а особенно военным. Их они держали в таком же полном неведении о своих планах, как и наше население. Немцы, соприкасавшиеся с городской управой и другими украинскими организациями, были заняты главным образом устройством своих личных дел, очень часто также спекулятивного характера и потому смотрели сквозь пальцы на подозрительные махинации прибывших в их обозе дельцов.

Только когда комбинации украинских экстремистов приняли уже слишком скандальный характер, а некоторые из них даже начали вести антигерманскую пропаганду, немецкие власти спохватились и произвели разгром этого гнезда авантюристов. Рогач, Багазий и ряд других лиц из их компании были арестованы, состав городской управы и редакции был изменен, и газета в знак нового курса стала выходить под несколько измененным названием «Нове украинське слово». Это произошло в Киеве в середине декабря 1941 года [405] , и почти немедленно отразилось, в той или иной мере, во всех остальных городах Украины. Особенное впечатление произвел на немцев тот факт, что у Рогача в момент ареста было обнаружено на квартире более двухсот тысяч рублей советскими деньгами, а у Багазия и прочих большие запасы продовольствия, вина и разных товаров.

405

14 декабря.

В то время в Киеве уже начинал приступать к своим обязанностям немецкий генерал-комиссариат, и начальник его политического отдела Рейнгардт [406] решил немедленно наставить население на путь истинный и стал забрасывать новую редакцию газеты своими обязательными для опубликования длиннейшими статьями, рассуждающими об обязанностях населения и о том, какую оно должно чувствовать громадную признательность к своим освободителям немцам. Статьи эти были выдержаны в стиле многословных рассуждений Геббельса в журнале «Дас Рейх» или призывов Роберта Лея [407] в «Ангрифе», помещались без подписи, начинались неизменно словами «Мы, украинцы» и производили самое гнетущее впечатление на местное население. На нового редактора газеты, профессора Штеппу [408] , сыпались со всех сторон в то время и гораздо позже обвинения в подхалимстве и низкопоклонничестве по отношению к немцам, а он, собственно говоря, ни в чем не был виноват, так как не имел права ни изменить, ни сократить этих статей. Он только должен был ставить свою подпись под газетой, помещавшей, главным образом, материалы, выбранные Рейнгардтом и лишь переведенные редакцией с немецкого.

406

Не установлен.

407

Лей Роберт (1890–1945) — рсйхсляйтер, заведующий орготделом НСДАП, руководитель Немецкого трудового фронта. Член НСДАП с 1923. Покончил самоубийством в тюрьме до начала Нюрнбергского процесса.

408

О К. Ф. Штеппе см. наше примечание к предыдущей главе.

Примерно через две недели после этого произошло еще одно событие, как будто знаменовавшее изменение курса немецкой политики и воспринятое с большим удовлетворением большей частью населения Киева и всей Украины. В Киеве начала выходить газета на русском языке. Произошло это таким образом. Около двух месяцев наряду с ежедневным «Украинським словом» выходила по понедельникам, когда этой газеты не было, маленькая газетка «Останни висти» («Последние новости») чисто бульварного типа, помещавшая разные мелкие заметки из местной жизни и из-за границы. Нескольким киевлянам удалось убедить местные немецкие власти, что эту газетку следует издавать на русском языке, так как значительная часть населения не знает украинского и потому не может следить за распоряжениями немецких властей. Новая русская газета была с самого начала поставлена в очень тяжелые условия, так как ей было строжайшим образом запрещено печатать какой-либо материал политического характера, и она должна была носить характер чисто информационного листка, с некоторым количеством развлекательного материала. Поэтому газета была весьма убогой и, собственно говоря, даже не имела права носить название настоящей газеты.

Для того чтобы подчеркнуть, что новая газета является лишь переводом своего предшественника, в газете «Нове украинське слово» было напечатано сообщение немецкого генерал-комиссариата, что с такого-то числа газета «Останни висти» начинает выходить на русском языке под заголовком «Последние новости». Для этой газеты вначале даже не было создано отдельной редакции, а делать ее должны были сотрудники ежедневной украинской газеты. И тем не менее эффект от ее появления был грандиозный. Начиная с первого номера эта газета, выходившая, как и украинская, в очень ограниченном количестве экземпляров, перепродавалась мальчишками на базарах по 3 и даже по 5 рублей за экземпляр, при нормальной ее стоимости в киосках 50 копеек. В день выхода ее первого номера около газетных киосков стояли громадные очереди, и с этого дня Киев опять заговорил по-русски. Сотрудники редакции, вышедшие посмотреть, как идет продажа, слышали, как в очередях люди говорили друг другу: «Ну, сегодня мы имеем право опять говорить по-русски». Русские почувствовали, что они после долгих гонений и издевательства стали опять полноправными людьми, во всяком случае, в такой же степени, как и украинцы.

Однако надежды населения на изменение курса немецкой политики были неосновательными и очень скоро рассеялись. Изменение произошло только в том, что немцы в Киеве и некоторых других городах восточных областей Украины просекли уже бурную деятельность приехавших с ними украинских экстремистов. В Ровно и во всех западных областях даже и в этом смысле положение осталось без изменений и газета «Волынь», а за ней и многие другие, продолжали свою погромную агитацию против русских. В таком же стиле были и украинские передачи по радио, редакция которых сидела в Берлине и была составлена исключительно из приверженцев Украинского национального объединения или, иными словами, из последователей Петлюры и Коновальца. Странный и непонятный для нас политический союз Гитлера и Петлюры продолжал доминировать, и только в восточных областях был несколько смягчен.

Редакциям местных газет, выходивших в старых областях Советского Союза [409] , было самым строжайшим образом запрещено упоминать слово «русский», как будто одно это слово могло развалить всю зыбкую структуру немецкого тыла, как даже самое слабое дуновение разваливает карточный домик. Все, что относилось к русской истории, культуре, науке и искусству, было запрещено и подвергнуто остракизму, и редакции могли заполнять свои страницы только переводами из немецких газет, да и то далеко не всех. Предполагалось пользоваться материалами только выходившей в Луцке газеты «Дойче Украине Цайтунг». Это делалось для того, чтобы скрыть от местного населения слишком откровенные высказывания центральных германских газет, нисколько не скрывавших германских планов расчленения России и колонизации ее составных частей. Населению же «освобожденных областей» должна была преподноситься некая розовая пропагандная водица о том, что Германия ведет только священную идеологическую войну против большевизма за спасение мировой культуры и цивилизации и сама никаких материальных интересов не преследует. На стенах наших городов и во всех учреждениях развешивались увеличенные цветные литографии германского фюрера с подписью на всех языках «Гитлер-Освободитель». Господин Рейнгардт и ему подобные писали статьи, начинавшиеся словами «Мы украинцы» и рассказывавшие о высоко исторической миссии германской расы на Юго-Востоке Европы, якобы служившей первопричиной культуры и даже самого появления славян на этой части земного шара. А в это время в Берлине издавался журнал «Унтерменш», и господа Гитлер, Геринг и Геббельс утверждали перед бешено аплодировавшей им многочисленной аудиторией в берлинском «Спортпаласе», что Советский Союз населен болотными людьми и прочими, лишь по внешнему облику человекоподобными существами, а в действительности представителями какой-то низшей расы.

409

В границах до 1 сентября 1939.

Иногда «прорывало» в этом смысле и наших высоких руководителей Коха и Розенберга. Но тогда господа Рейнгардты звонили в редакции подчиненных им местных газет и запрещали печатать такое выступление или присылали специально выправленный ими экземпляр, из которого были старательно вычеркнуты откровенные места. Излюбленный некоторыми метод фальсификации применялся немцами у нас даже в отношении выступления их же собственных вождей. В то время, как наше население ждало от немцев возвращения нормальных человеческих прав, отнятых советской властью, немцы отнимали у нас даже те немногие права, которые нам эта власть оставила, и неуклонно, хотя тщательно скрывая свои планы, подготовляли полную колонизацию нашей страны. Странный союз Гитлера и Петлюры, основанный только на ненависти к русским и на еврейских погромах, постепенно превращался в гораздо более естественный, но не менее для нас гибельный блок Гитлер-Гиммлер-Розенберг. Этот блок полновластно диктовал свою политику в занятых Германией областях Советского Союза, и эта политика привела Красную армию в Берлин [410] .

410

Ср. эту мысль автора мемуаров с воспоминаниями H. М. Февра: «Глупость, жадность и жестокость… В эти три слова укладывается вся деятельность немецкого гражданского аппарата в России. Глупость, Жадность и Жестокость — вот имена трех лошадей, впряженных Гитлером, Розенбергом и Кохом в победную колесницу Стапина, которая повезет его в Берлин. Этим трем деятелям нацистской Германии большевики, по существу, должны были бы поставить памятники, а не клясть их, ибо никто не содействовал укреплению большевистской власти в той мере, в какой это сделали они».

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ ПРИЛОЖЕНИЕ К ГЛАВЕ II

ИЗ РАДИОГРАММ 1943 года НАЧАЛЬНИКУ УКРАИНСКОГО ШТАБА ПАРТИЗАНСКОГО ДВИЖЕНИЯ комиссару госбезопасности III ранга Т. А. СТРОКАЧУ [411]

Документ 1

РАДИОГРАММА АГЕНТА «КАРМЕН»

О ПОВЕДЕНИИ КОМАНДОВАНИЯ СУМСКОГО ПАРТИЗАНСКОГО СОЕДИНЕНИЯ

6 февраля 1943 года Шифровка вх. № 395

Сообщаю, что все командование часто занимается выпивкой. Коваля [т. е. Ковпака. — К. А.] все боятся как огня — потому что как выпьет, так может кого угодно отхлестать плеткой.

411

Строкач Тимофей Амвросиевич (1903–1963) — заместитель наркома внутренних дел Украинской ССР (с 28 марта 1941 по 16 января 1946), начальник Украинского штаба партизанского движения (1942–1945), генерал-лейтенант (1944). В 1924–1941 — в погранвойсках ОГПУ — НКВД. Член ВКП(б) с 1927. Нарком (министр) внутренних дел УССР (1946–1953, 1953–1956). Один из организаторов массовых политических репрессий на Украине в 1946–1953. В 1956–1957 — начальник Главного управления пограничных и внутренних войск МВД СССР и зам. министра внутренних дел СССР. Уволен в 1957 по болезни. Награжден тремя орденами Ленина и др. наградами.

Источник: ЦДАГО Украши. Ф. 62. On. 1. Спр. 1308. Арк. 23 (копия, машинопись); арк. 32–32 зв. (оригинал, рукопись); арк. 33 (оригинал, рукопись); арк. 46 (оригинал, рукопись). Легендированные имена агентов не расшифрованы. Документы любезно предоставлены для публикации историком А. Гогуном (Берлин).