Под откос

Он шагнул было в плацкарт, забитый заложниками до отказа, но брезгливо отшатнулся. Из вагона пахло потом, человеческим страхом и испражнениями – в туалет никого не пускали, не хватало людей для конвоирования.

– Ладно, Салман, сами как-нибудь. Джохара там с Умаром подтяни, у них хорошо получается. А у меня других дел полно. Вот его надо к подвигу готовить, – он хохотнул, показывая на Соколова.

– Не нужно никого готовить. Я уже готов, – сверкнул глазами Витя.

– Правда? – удивился Руслан.

Витя молча кивнул головой. Он решился. Если уж нельзя избежать опасности, то подходить к ней нужно собранным, а не трясущимся от страха.

– Что тебе для этого нужно?

– Страховка. И палка какая-нибудь, ручка от швабры. И веревка.

– Обеспечь, – подмигнул Руслан охраннику.

– Руслан, это Ахмат. Тут проблема возникла, – прохрипела рация в кармане Дикаева.

Тот разом посерьезнел.

– Что случилось?

– Да… – даже через помехи было слышно раздражение Ахмата. – Тагир с Рамзаном… В общем, не справились. Подстрелили тут одну…

– Товарищ генерал! Есть перехват! – Жердев подлетел к Трофимову, радостный, что ему удалось сгладить свою промашку.

– Что?

– Террористы вышли в радиоэфир. Ведут переговоры между собой. До этого молчали.

– Ну, говори, – поторопил Геннадий Михайлович. – Как перехватили?

– У нас техническая группа на вертолете с карантином вылетела. Террористы используют рации гражданского диапазона, но с кодированием канала. Для наших это раз плюнуть.

– И что? Какая информация?

Жердев тяжело вздохнул, перестав сиять, как юбилейный рубль.

– Похоже, товарищ генерал, там застрелили кого-то из заложников.

Отбор «счастливчиков» происходил жестко. С людьми боевики не церемонились. Лишь в самом начале попробовали поиграть в благородство.

– Мусульмане есть? – громко крикнул Бек, решивший проконтролировать «селекцию».

Люди в вагоне-ресторане насторожились, насупились. Ничего хорошего от террористов никто не ждал, и выделяться не спешил.

– Что, ни одного мусульманина в поезде? Мы обещали отпускать часть людей после каждой станции. Первую прошли. Вот ты! Ты же мусульманин! – Бек неожиданно остановился возле Хазрата и ткнул пальцем в его сторону. – Почему молчишь?

Энверов посмотрел в глаза патлатому боевику.

– Потому что я знаю, что ты хочешь. И я с этим не согласен.

Бек криво усмехнулся.

– Мы не воюем с братьями по вере. Мы не хотим проливать кровь правоверных. Поэтому предлагаем вам уйти.

– Мои братья по вере не воюют с женщинами и детьми, – отрезал Хазрат. – В любой семье бывают уроды. Но я не хочу иметь с ними ничего общего.

Бек дернулся, будто его ожгли кнутом, но быстро взял себя в руки.

– А ты?

Губы Назара слегка дрогнули, но он даже не посмотрел в сторону бандита.

– Я уже проливал кровь правоверных, – усмехнулся он. – Так что твое предложение меня не касается. И судить меня будет Аллах. Ваш суд мне неинтересен.

Те, кто был рядом, похолодели. Эти двое наговорили уже на три смертных приговора. Но Бек и тут совладал с собой, и даже удержал рванувшегося, было, к наглецам охранника.

– Уважаемые, – обратился он к старикам, приложив руку к сердцу. – Я прошу вас пройти в последний вагон. Из уважения к вашим сединам, а не только к вере.

Старый Исмаил выпрямил свою спину, и отвернулся к окну, не удостоив террориста ответом. Джума тяжело вздохнул, смиряясь с участью, и с достоинством произнес:

– Мы стары. Мы идем поклониться могиле пророка. То, что вы делаете, противно воле Аллаха. – Он поглядел на Бека старыми слезящимися глазами. – Мы старики. Но мы – мужчины. Пусть наше место займут женщины и дети, какой бы веры они ни были.

Бек скрипнул зубами, и махнул рукой охранникам.

– Гоните баб и щенков. Особенно из плацкартов – там уже дышать нечем. – Он еще раз бросил взгляд на стариков, и досадливо выругался. – Старые упрямые ослы!

Хазрат улыбнулся, закрыв лицо рукой. Назар тоже опустил голову, но его взгляд исподлобья был устремлен через проход. Хазрат проследил его. Там сидели те двое мужчин в легких куртках. Они смотрели в разные стороны, но внимательному человеку – а Хазрат был внимательным человеком – было ясно, что они вместе. Что же насторожило Назара? Энвер присмотрелся. Куртка одного из парней немного завернулась. Неудобно так завернулась, неестественно. Как будто под ней за поясом у человека что-то было.

В первый вагон Руслан ворвался, как раненый носорог. Он отшвырнул с дороги Рамзана, который пытался ему что-то сказать. На полу в коридоре лежала женщина в халате поверх ночной рубашки. Ее поддерживала девушка с распущенными светлыми волосами. Руслан отметил, что где-то видел ее, но времени вспоминать не было.

Спина и грудь раненой были в крови, блондинка пыталась «законопатить» сквозную рану полотенцем, но у нее плохо получалось. Мальчишка лет десяти помогал ей, сидя рядом на корточках. Девчонки в своих купе голосили и визжали от страха, Рамзан через плечо все силился что-то объяснить, раненая громко стонала и материлась хриплым голосом.

– Молчать! – заорал Руслан, перекрывая весь этот бедлам. И в наступившей относительной тишине потребовал объяснений. – Что здесь произошло?

– Этот сопляк совсем с ума сошел! – закричал Рамзан, вытягивая перед собой руку.

Только сейчас Руслан заметил, что предплечье боевика окровавлено. Тагир оскалился, как волчонок, услышав оскорбление.

– Что он сделал?

– Стрелял! – задохнулся от возмущения Рамзан. – Говорю – совсем с ума сошел! Стрелял в нее – попал в меня!

Руслан, наконец, сообразил, что тут случилось. Мальчишка, видимо, зачем-то выстрелил в эту женщину, когда Рамзан был в секторе огня. Пуля прошла навылет и зацепила верзилу.

– Оба хороши, – презрительно заметил Ахмат. – Один к девочкам лезет, другой палит не глядя. Хорошо, что я вовремя сюда вышел. А то бы они тут всех перестреляли. И друг друга тоже.

Дикаев соображал, что делать в этой ситуации.

– Вот сволочи! – снова заголосила Светлана, не выдержав. – Больно!

– Сейчас не будет больно.

Руслан достал из кобуры пистолет, передернул затвор, и направил ей в голову.

– Нет! – Вскрикнула блондинка, и закрыла подругу собой.

– Ничего себе, героизм, – хмыкнул Руслан. – Все равно она сдохнет. Врачей тут нет. Хотя, если она заткнется, то может и отпустим ее.