Под парусом мечты

Глория наслаждалась морским путешествием, насколько она вообще хотела и могла чем бы то ни было наслаждаться. Вечерние банкеты, настольные игры и другие увеселения в кругу пассажиров вызывали у нее скуку, но, как уже было во время переезда из Литтелтона в Англию, ее успокаивал вид бесконечной морской глади. Она часами сидела на палубе в одиночестве и смотрела на волны, радуясь, когда судно сопровождали дельфины или киты.

Родители не настаивали на постоянном общении с ней, и это нравилось Глории. Кура купалась в лучах своей славы среди пассажиров, Уильям пил с лордами и танцевал с леди, словно это было само собой разумеющимся. Капитан упрашивал Куру спеть для своих пассажиров и офицеров, и в конце концов она уступила его просьбам. Конечно же, концерт был успешен — и Глория подверглась обычным мучениям.

— А доченька тоже музицирует? Нет? Как жаль! Но вы должны гордиться своей матерью, мисс Мартин!

Еще одна фраза, которую Глория начала ненавидеть в эти дни: «Глория еще совсем ребенок». Кура и Уильям таким образом извинялись за то, что Глория не поддерживала разговоры за столом и не хотела танцевать, когда вечером начинал играть бортовой оркестр.

Как-то за ужином с капитаном она уступила настойчивым просьбам молодого старшины, но только оттоптала ему ноги. С недавних пор в «Оукс Гарден» ввели занятия по бальным танцам, но лишь на последнем году обучения. Слишком поздно для Глории.

— Как люди могут жить здесь? — спрашивала Таматея, когда судно прошло остров Эллис и на горизонте наконец показался Нью-Йорк. — Дома слишком высокие, чтобы видеть небо. Земля запечатана, свет искусственный. А шум… город заполнен шумом, я слышу его даже здесь. Это прогоняет духов. Люди совершенно обеспокоены, лишены корней…

Такое же впечатление произвел на Глорию в свое время Лондон, и она не могла не согласиться со старой маори. Нью-Йорк был еще более шумным и необозримым, и если бы Глория была духом, она предпочла бы сбежать отсюда как можно скорее.

— В центре города огромный парк, там даже есть высокие деревья, — сообщила Кура.

Ей не терпелось поскорее сойти с корабля и завоевать этот новый, какой-то особенный город. При этом она нисколько не сомневалась, что у нее все получится. Ее концертмейстер присылал на борт судна телеграммы. Интерес к ее выступлениям был огромным. Билеты на первые вечера уже были полностью раскуплены. Впрочем, нужно было еще кое-что сделать, и Куру распирало от жажды деятельности. Конечно же, в отель «Вальдорф Астория» Мартины поехали на одном из этих новых автомобилей.

Глории не понравилось ни грохочущее транспортное средство, в котором Таматея, судя по всему, испытывала самый настоящий ужас, ни пугающая элегантность холла в отеле. Впрочем, их появление ажиотажа не вызвало. Служащие отеля, конечно, обратили внимание на броскую красоту Куры, однако не узнали европейскую знаменитость и даже не поинтересовались, кем ей приходится Глория. Девушка поселилась в номере люкс, снятом родителями, и, к ее облегчению, выяснила, что новые члены ансамбля не будут исполнять песни и танцы прямо здесь. Для этого Уильям арендовал помещение в расположенном неподалеку театральном квартале.

Таматея должна была присутствовать при отборе новых танцоров, поэтому на протяжении первых дней в Нью-Йорке Глория по большей части была предоставлена самой себе. Уильям и Кура предложили ей сходить в музеи или галереи. Это было бы прилично для молодой девушки, поскольку отель обеспечивал транспортом, который должен был отвезти Глорию туда и обратно. Глория послушно посетила Метрополитен-музей. Без особого интереса она рассматривала картины, которыми так безуспешно пытались ее вдохновить в течение шести лет учебы в Англии. Гораздо больше ей понравились музыкальные инструменты различных народов мира и богато представленная коллекция оружия. Артефакты с островов Тихого океана напомнили Глории работы маори, и ей стало почти уютно.

Однако посещение музея вызвало и тревожные мысли. Что она делает в этом городе? Здесь нет ничего из того, что ей нужно. Наконец она убежала, нашла вход в Центральный парк и потерялась в огромных садах. Там были видны земля и небо, хотя горизонт ограничивали высотные дома Манхэттена. Над Нью-Йорком висел купол дымки; стояла осень, и ветер носил по парку рубиново-красные листья. В Киворд-Стейшн сейчас весна. Закрывая глаза, Глория видела на ярко-зеленых от дождя пастбищах недавно остриженных овец, готовых к перегону на высокогорья в Альпы, видела заснеженные вершины, смотревшие на фермы сквозь хрустально-чистый воздух. Джек, наверное, ездит верхом, а с ним, возможно, его жена Шарлотта. Бабушка Гвин писала, что у них счастливый брак. Но разве можно быть несчастным в Киворд-Стейшн?

Когда Глория снова вернулась к музею, машина уже ждала ее. Водитель очень волновался, поскольку она опоздала. Когда они прибыли в отель, Уильям не преминул упрекнуть ее, хотя Мартины наверняка не переживали из-за потерявшейся дочери. Для этого они слишком были заняты дневными репетициями. Они спорили из-за двух или трех танцовщиц, которые, на взгляд Уильяма, соглашались обнажить слишком мало тела, а на взгляд Куры, слишком плохо чувствовали ритм. Таматея считала, что девушки очень худы, чтобы представлять женщин-маори, что казалось Глории странным: ведь большинство девушек-маори были стройными.

Впрочем, когда на следующий день Глория присутствовала на репетициях, она поняла, что имела в виду старая танцовщица. У всех претенденток, высоких и длинноногих, были жилистые тела балерин. Женщины-маори были мельче, бедра у них были шире, грудь — тяжелее. Однако эти девушки двигались без труда, как, наверное, делала на выступлениях и Мата Хари, на которую, вероятно, и собиралась ориентироваться чета Мартинов. Они сразу же привели на помощь Таматее нью-йоркского балетмейстера — по крайней мере Уильям выразился именно так. Таматея рассердилась, поэтому атмосфера в труппе стала напряженной.

Последующие дни Глория проводила по большей части в своей комнате. У нее не было ни малейшего желания участвовать в вечных ссорах, во время которых каждый пытался перетянуть ее на свою сторону. При этом мнения у Глории никакого не было. Давно прошли те времена, когда бабушка Гвин, смеясь, называла ее «маленькой тохунга», намекая на знания Глории об овцах и лошадях. Без особого энтузиазма она написала письмо в Киворд-Стейшн.

Нью-Йорк огромен. Наш отель современный и очень красивый. В нашем распоряжении есть автомобиль, который готов отвезти меня куда угодно. Мои родители очень много работают. Большую часть времени я провожу одна.

Перечитав письмо, Глория вычеркнула последнее предложение.

Джордж Гринвуд не мог сопровождать Лилиан в Греймут. Его ждали срочные дела в Крайстчерче — и известие о смерти дочери, Шарлотты. Гвинейра МакКензи, встретившая правнучку в Литтелтоне, с серьезным выражением лица сообщила ему, что Элизабет ждет его в отеле. Литтелтон, который к моменту прибытия Гвин в Новую Зеландию более шестидесяти лет назад был крохотной деревушкой, вырос и превратился в настоящий город со всеми удобствами.