Под прикрытием
Шрифт:
Не соглашаюсь с такой постановкой вопроса:
– Дык, мало в Ульяновске вдов с уже готовыми «выводками» или дурочек? Вон, неподалёку видел - живёт одна…
Вспыхивает, как береста в костре:
– Вот когда наплодишь со своей Графиней сынов, тогда и жени их на дурочках!
– Не пойму тебя, Клим, - делано удивляюсь, - то на фронт их норовишь сплавить – чтоб контузило, то даже на дурочках женить не хочет! Ты уж определись там…
– Так то – сгоряча я, а ты – всурьёз!
«Всурьёз…». Ой, ржу – не могу! Но про себя…
Помолчав дуэтом, предлагаю следующий вариант:
– А ты их в город пошли – пусть там
– Легко сказать – работу… Своих бездельников, думаешь там мало? А жить им там где? У меня сродственников в больших городах нет, а в таких как Ардатов – сами семейны и детны, им самим жрать нечего.
Успокаиваю, как могу:
– Дык, если на работу устроятся, так с жильём - без проблем! Дадут им «свой» угол в заводском общежитии. Бывал, как-то раз в одном…
И, давай ему по ушам тереть про все «прелести» современных общаг, которые сами их обитатели иначе как «Соловками» или «Бутырками» и не звали:
– …Кругом барака общежития набросаны кучи разного рода отбросов, распространяющие вонь – аж в глазах как от толчённого стекла режет и, тучи больно кусающихся мух! В сортир можно только вдвоём ходить: один «большую нужду» справляет, другой - его за уши иль волосы держит, чтоб тот не провалился в яму с дерьмом и кишащими в нём ядовитыми червями… Поэтому, «оправка» рабочих по малой нужде – происходит за углом, или прям около стен, аль прямо с крыльца. Ну а кто более культурен - тот отходит подальше и сцыт под окнами соседнего барака… Зайдя внутрь барака, рабочие не снимая обуви, ложатся на свои кровати: только разуешься - вмиг чоботы уведут!
Должен заметить, я не сочинял эти «страшилки», а всего лишь несколько преувеличивал – самую, что ни на есть малость… Были конечно и образцово-показательные рабочие общежития, но в подавляющем большинстве - именно так дела и обстояли.
Однако, продолжаю:
– Около железной печи сушатся вонючие портянки – которые специально не стирают и, на которые поэтому (хоть одно радует!) - никто не зарится. На полах слой грязи с ладонь толщиной, с дождевыми червями и опарышами – на рыбалку идут, прям с пола их и собирают горстями… Шкафов никаких нет, да и стащут из них - что не положь! По той же причине посуда и пища хранятся под подушками на кроватях. Другие вещи рабочих, а также лопаты, топоры и прочий рабочий инвентарь находятся под кроватями. Вешалок для одежды нет – всё на себе или под подушкой. Нет также столов, стульев, табуреток – жрут стоя, как лошади или же сидя на койках и подоконниках… Света нет, так как выделенный керосин всем бараком дружно пропивают - да и керосиновая лампа не имеет стекла. Матрацы и наволочки настолько грязны, что имеют вид «помойных тряпок», а сами кровати расставлены скученно и как попало – разве на стенах и потолке их нет. Стены не оштукатурены и не побелены, а в их щелях кишмя кишат вонючие азиатские клопы и дальневосточные волосатые тараканы…
Закончив, я невозмутимо подытожил, красноречивым взглядом смотря на климовскую «вторую половину».
– …Ну, а так в принципе – жить можно! Некоторые даже умудряются жениться и плодиться в таких условиях и, тогда одну койку в общежитие занимает целая семья. С детишками и, даже изредка бывает – с тёщами… Тестя – врать не буду, ни одного не видел. Так что, если «удачно» выдашь замуж дочерей - сможешь с одной из них сплавить свою…
Клим слушал раскрыв рот, а евойная баба всплакнула:
– Я для такой жизни их мучалась-рожала?!
– Да, цыц ты!
Та в рёв:
– Ах, мои кровиночки-деточки – лучше
б я вас несмышлёнышами похоронила, да оплакала…И с воем убежала в спальню, а сам хозяин сидел, как пыльным мешком оглушенный…
Надо сказать, что эта семейка была на чистоте просто помешанная. Двор-двором, на улице напротив ворот - пусть и овно кучами валяется (валялось до появления санитарной инспекции), а как суббота - вся женская половина избу скребёт, чистит, стирает – аж скрип да шорох до самих небес!
***
Добил не торопясь чай, поднимаюсь и иду к вешалке за шинелью не забыв попрощаться с хозяевами…
– Погодь! – останавливает меня Клим.
– Ну, погодю… Что хотел, то?
– Продай мне эти… Как их там… Свои механизмы.
Возвращаюсь, сажусь на табуретку напротив и заглядывая в просящие глаза, задаю простой как хозяйственное мыло вопрос:
– А на фига они тебе?
Тот, положив ладонь на сердце:
– Сынам моим – как раз по ним… Тутова много ума иль мастерства не надо – любой дурень справится. Тебе всё одно – игрушка, а им – на свой кусок хлеба заработать. Родная кровь как-никак – войди в положение, Серафим Фёдорович!
– Эге… А кто мне не так давно говорил: мол, «ерундой ты всякой занимаешься»… «Сидели, мол, в дерьме по уши и дальше так хотим - что ты нас из него за уши тащишь»?
– Да, я ж не так говорил! – наотрез отказывается от своих слов.
– Может и не так – но смысл тот же. Так, что ты меня сейчас просишь – «поповича контуженного»?
– Ну… Ты уж прости, дурака – может и ляпнул что по дурости своей, не подумавши… Так, что?
Заглядываю на дно пустой посуды:
– Ну, тогда давай ещё по стакану – коль разговор серьёзный пошёл.
Ожив в момент, кричит своей бабе:
– Мать! Хватит выть волчицей - тащи самовар!
***
Дождавшись чая, говорю прихлёбывая:
– Ну, хорошо – считай, что уговорил… Так, сказать по правде, медвежью услугу я тебе окажу, продав эти приспособы. Проклинать потом будешь!
Удивляется, широко раскрыв и выпучив и без того выпуклые глаза:
– Это ещё почему?
– Разбогатеешь ты и сыны твои, а у нас богатых не любят… Смекаешь?
– Думаешь?! Так ведь, этот – как его…? Сказал – «ОБОГАЩАЙТЕСЬ»!!!
– Кто сказал - Бухарин, что ли? «Коля-балаболка»?! Так он сказал и забыл, а на лесоповал поедешь ты! Да ещё и, сынов с собой прихватишь…
Долго молчим, наконец слышу знакомый до боли вопрос:
– Так, что ж делать, то?
– Как, что? Сухари сушить.
– Да, нет – я не про то… Куда б сынов моих определить.
Приближаюсь у нему в упор и заглядываю в его глаза суровым взором революционного трибунала:
– А другие как?
Озирается вокруг:
– Какие, «другие»?
– У других мужиков в Ульяновске сыновей нет, что ли?
Чешет голову… Потом спрашивает с недоумением:
– А почему я про чужих сыновей думать должен?
– А почему я про тебя думать должен и твоих балбесов? Кто ты для меня такой? Частник-кустарь – мелкий буржуй, эксплуатирующий труд своих домочадцев.
Насупившись, возражает:
– Я им кормилец, а не «ксплутатор»!
– Так и любой буржуй-капиталист - которых Советская власть в 17-ом под хвост мешалкой, тоже - «кормилец» для своих рабочих… Кормит он их – чтоб горбатиться на него могли. Да и дворянин-помещик - для своих безземельных крестьян-батраков, по большому счёту - кормилец. Скажешь, не так? Чем ты от них отличаешься, Клим?