Под сенью исполинов

– Ты сказал, что «Оса» может быть автономна девяносто суток.

– Ну да, – продолжая недоумевать, подтвердил Бёрд, на всякий случай расплываясь в улыбке. – Аккумуляторы…

– В топку! – Буров отчего-то резко завёлся. – Ординатор выдал справку на пятьдесят дней автономного функционирования!

Бёрд посмотрел сначала на инженера, как бы убеждаясь в серьёзности его слов, потом перевёл взгляд на Нечаева, следом – на командира. Улыбка медленно стекла с губ.

– Разве моя вина, что у вас неверная информация?

– Отчасти – да, – пожал плечами Роман. – Данные для пакта по подобному «Осам» вооружению предоставлялось ЦРУ. Или с его одобрения. Так что…

– Пусть так, – Бёрд снова посмотрел по очереди на всех, кроме Ганича. Того, казалось, вообще позабыли. – Верно то, что я говорю прямо сейчас. И только это – важно. Союз тоже не обитель святости. Давайте не будем забывать, что недоговаривают всегда обе стороны.

Недопонимание плавно истаяло. Ганич ещё некоторое время постоял с обречённым видом и вышел. До него, наконец, дошло, что перспектива выйти на поверхность Ясной в составе разведотряда ему не светит.

– Единственная проблема, которую наши инженеры не решили, – продолжив тоном прерванного преподавателя, Майкл опять развернулся к «Осе», – это проблема пищеварения. Вредная привычка кушать и испражняться умрёт вместе с человечеством!

Подопригора рассмеялся сам от себя того не ожидая. На один короткий миг американец вдруг перестал его раздражать.

– Если говорить о последнем, то в критических случаях можно просто временно наплевать на… некоторые неудобства. А вот с приёмом пищи всё гораздо сложней. Для этого требуется разгерметизация как минимум.

– Понятно. Что с кодами? Или код требуется только для активации?

– Сам спросил, сам ответил, – забавно потряс головой Бёрд, неплохо изображая любимого за океаном даже после смерти комика Лакмуса. – Роман Викторович, я вас не впечатлю знанием всех кодов активации «Ос», если вы об этом. Даже если бы я и знал их, то вряд ли сказал, – добавил он абсолютно серьёзно. – Зачем вам тут, на Ясной, боевой синтетик с настроенным ещё в военных реалиях ИИ? Вот и я думаю, что незачем.

Перед выходом снова собралась группа. В полном составе, за исключением двух постояльцев медблока. Александр Александрович выслушал поочерёдные доклады о просмотре мнемокадров. Итог: они мало чем отличались. А когда Грау высказала мысль, что они могли подвергнуться переделке или кодировке, или даже вовсе оказаться фальшивками, лицо командира посерело.

Предположение Виктории поспешила опровергнуть Рената, но лишь частично. С её слов, мнемокадры так и не научились ни наслаивать, ни зашифровывать, ни ещё как-то укрывать. Как можно скрыть воспоминания, которые зачастую даже и не твои вовсе, а людей, работавших с тобой и передавших их через Ординатора? А вот умысел вложить в отчёт неверные или неважные кадры по заверению Ренаты уже встречался.

– Есть проблема, Александр Александрович, – поднялась Вика, когда тема с мнемокадрами себя исчерпала. – Милослава так и не ела ничего. И не пила.

– Значит, ей… следует помочь, – помягче сформулировал командир. Он уже не раз думал, что зря принял решение открыть капсулу. Расщепило бы бедолагу, да дело с концом. Так бы хоть не мучилась.

Последняя мысль вдруг вызвала в памяти живой образ кружащейся на месте Милош, пальцами перебирающей по воздуху. Эти глаза – восторженные, блестящие неподдельным интересом даже к самой банальной вещи – едва ли хоть как-то соотношались с мукой.

– Итак, – командир поднялся, следом поднялись все остальные. – Мой вам приказ: выход через час. Исполнять мои обязанности будет Тимофей Тимофеевич Буров. Будем надеяться, что нам повезёт, и мы так вот запросто натолкнёмся на следы колонистов.

***

Спустя некоторое время, Буров вошёл в капсульный отсек. Его вело любопытство, но не к процессу насильного кормления, уготованному узнице. А к её тюрьме, то и дело, по словам горе-сторожей, странным образом выпускавшей Милош. Ещё на ходу он мысленно разложил пункты всех возможных причин. По мере приближения к цели их список редел и вскоре вовсе свёлся к одному-единственному пункту. Такая уверенность могла показаться непростительным легкомыслием, если бы речь шла не о Бурове. Но: Буров – не ошибался.

У изолятора рука к руке стояли женщины, к стенным нишам ник о чём-то усердно мыслящий теолог. Буров приблизился к прозрачной переборке.

Рената держала перед собой глубокую тарелку, на дне которой несъедобно серела, отдавая жёлтым, разведённая солёной водой питательная мука. Неудивительно, что даже повреждённая отказывалась есть это.

Буров слегка подался вперёд и внимательно оглядел Милош. Его взор был насквозь пронизан неприязнью, граничащей с презрением, будто в изоляторе находилась не девушка, а нечто хрюкающее, булькающее, но усердно старающееся придать себе облик человека.

– Советую сразу кормить её парентерально. Или на челноке нет таких смесей?

Вика повертела головой, не сводя глаз с объекта предстоящей экзекуции. Рената раскрыла было рот, но передумала. Она тоже смотрела на узницу не отрываясь и с некоторой оторопью. Подошёл рассеянный Ганич, держа магнитные наручники. Умоляющий взгляд был очень красноречив.

– Нет, – прогудел Буров. – Я к ней не прикоснусь.

Ко взгляду теолога тут же присоединились ещё два. Только у этих хоть как-то получалось потревожить стену, выстроенную как раз для этих целей – не пускать никого внутрь. Тимофей был глубоко убеждён что эмпатия сгубила больше жизней, чем алкоголь и сигареты.

– Я надену на неё наручники, – произнёс Ганич. – Она мне как бы доверяет. Нужно только подержать её…

Буров замялся. И, видимо, руководствуясь поговоркой про ковку и железо, Ганич лихо открыл изолятор. Войдя, он и в самом деле спокойно обошёл девушку, завёл ей руки за спину, и активировал наручники.

– Просто… она сильно брыкается… – как бы оправдываясь, проговорила Виктория.

Буров вошёл, грубо отодвинул теолога и взял Милош за плечи. Соотношение тонкости рук девушки и хвата кистей инженера оказалось таким, что средним пальцем он коснулся большого.

Неясова и Грау, одна держа пищу, другая разжимая рот, принялись её кормить. Милослава хрипела, булькала, точно и не думала глотать помещённую на язык кашицу, отчего та самотёком направилась в горло. Спустя ещё дюжину ложек, когда казалось, что опасения были напрасны, Милош вдруг поперхнулась и её тут же вырвало. Нетронут оказался теолог, удивительным образом как бы участвовавший, но и в то же время нет. И Буров, которого вся эта процедура начинала раздражать.

Милош дали воды, но она и не думала пить – жидкость тут же оказалась на полу. Все последующие ложки с пищей теперь тоже не достигали цели. Вскоре Милослава начала дёргаться, достаточно ощутимо даже для Бурова, да ещё и громко мычать, пуская слюну.