Под жарким солнцем

В правлении собралось столько народу, что невозможно было протиснуться в комнату.

— Надо в клуб перебраться, — предложил Пиня Егес.

— Зачем переходить туда, если председателя, еще нет? Подождем… — раздались голоса.

— Все же придется туда перебраться, тут все не разместятся, — твердил Егес.

Видя, что в правлении собираются люди, нововсходовцы, вернувшиеся с работы, пошли туда.

— Что случилось? Что за собрание? — спрашивали они друг друга.

— Это гошти… Они нашего предшедателя приехали пождравить, — объяснил Сендер Клафтер. — Пиня Егеш хоцет, цтобы вше пошли в клуб…

Среди гостей нашелся весельчак и балагур, который шутками и прибаутками веселил собравшихся.

А люди все подходили и подходили. Вскоре один за другим собравшиеся перебрались в недавно отстроенный клуб, который находился рядом с правлением.

Заиграл патефон, зазвучали веселые, задорные песни. В просторном коридоре у входа в зал закружился хоровод.

— Эй, чего стоите? Идемте в круг! — кричал Пиня Егес. — Пошли, Хана, Сендер, Шлема… Живее, живее… ведь сегодня праздник у нас… Давайте веселиться…

Он увидел Авраама и Зельду, — счастливые, чуть улыбаясь, стояли они в дверях, ожидая появления сына.

— Чего стоите, реб Авраам, и вы, Зельда? Идите в круг! Идите!.. — Пиня Егес все больше и больше людей вовлекал в хоровод.

Протанцевали «шер» [10] и перешли на «фрейлехс» [11] . В быстро вращающийся круг вливались все новые и новые танцоры. Круг распадался на несколько мелких, снова соединялся. Плясали так бурно, что пол трещал. Когда чуть стихло, кто-то в зале затянул песню, которая родилась тут, в крымских степях:

10

«Шер» — танец «ножницы».

11

«Фрейлехс» — танец веселья.

Если ехать в Севастополь, То проедешь Симферополь И еще разъезд такой Под названием Джанкой.

Все в зале дружно подхватили:

Ой, джан, ой, Джанкой, Ой, джан, джан, джан*.

В это время в зал вошли Илья Мегудин с секретарем райкома Любецким.

Уезжая утром в район, Илья рассчитывал, что он зайдет в райком, поговорит с секретарем, разрешит свои дела и быстро вернется обратно. Но Любецкий собрал партактив и попросил его поделиться своими впечатлениями о совещании колхозников-ударников в Москве. Сейчас Илья хотел на месте разрешить некоторые важные вопросы с секретарем, но, узнав, что в клубе собрались гости и хозяева, чтобы поздравить его с наградой, они пошли туда.

Замолкли певцы, прекратились пляски, все расселись по местам. Когда стало тихо, Любецкий, открыв торжественное собрание, от имени райкома, райисполкома и всех трудящихся района горячо и сердечно поздравил Илью Мегудина с высокой правительственной наградой и пригласил его, Авраама и Зельду в президиум.

Попелюха, Егес и Клафтер были уверены, что им отдадут предпочтение и предоставят слово первым, но, пока они переглядывались между собой, решая, кому начать, Любецкий дал слово председателю соседнего колхоза Вениамину Гиндину, потом Ивану Никитичу. После этого слово взял Попелюха. Крепким, уверенным шагом он поднялся на сцену и, обратившись сначала к собравшимся, спросил:

— Вы знаете, кто такой Илья Мегудин?

— Знаем, знаем! Что за вопрос?! — раздался голос.

— Знаете, что такое балагула? Только мы, испытавшие эту горькую долю, знаем, что такое труд извозчика. В ненастную, холодную осень, в трескучий мороз, в метель дни и ночи напролет стоять со своей клячей и ждать пассажира или груза и вернуться с грошовым заработком, а чаще без ломаного гроша за душой к голодным детям — таков удел был у бедного балагулы. И когда беспросветная жизнь становилась невмоготу, мы собирались в хибарке у Мегудиных и мечтали о сытой жизни и пели песню «В сохе — счастье». Илья, тогда еще ребенок, пел с нами, и сколько души он вкладывал в это пение. И нашел это счастье на земле, которую пашет не соха, а трактор. Он проложил первую борозду в степи сохой и вместе с нами перепахал нашу землю тракторами… Успехи Ильи — это и наши успехи. Много, много успехов тебе и счастья, Илья!..

Не успел Попелюха закончить свою речь, как все поднялись и зааплодировали огрубевшими от работы, мозолистыми руками.

— Браво! Браво! — громче всех кричал Пиня Егес.

А Сендер Клафтер изо всех сил старался перекричать его:

— Илья наша гордошть!

Когда в зале успокоились, Любецкий дал слово Илье Мегудину.

Илья говорил тихо, не спеша. Он сказал, что Калинин обещал ходатайствовать о выдаче колхозу имени Свердлова средств для постройки скважины. Все в зале радостно закричали:

— Вода! Ох вода… Какое счастье, когда будет вода!

— Будет вода — будут сады, виноградники, фермы… Перестроим наш поселок Новые Всходы, полностью электрифицируем его, проложим дороги и тротуары и станем жить, как в городе, — закончил Мегудин.

3

Средства, которые обещали выдать колхозу имени Свердлова, еще не поступили, но Мегудин уже начал хлопотать о приобретении необходимых материалов для бурения скважины. Он простить себе не мог то, что, будучи у Калинина, на вопрос Михаила Ивановича, в чем колхоз нуждается, попросил только помочь построить скважину и ни слова не сказал ни об электрификации и благоустройстве поселка, ни о других нуждах. Но когда он пришел к председателю Комзета, которому Калинин обещал позвонить о необходимой помощи колхозу имени Свердлова, Илья полностью изложил ему все нужды, и тот обещал удовлетворить его просьбу.

Хоть Мегудин еще сам не знал, какую помощь им окажут, но заранее наметил для себя, что надо будет сделать в первую очередь, а что — попозже, и думал, как экономнее использовать средства, чтобы сделать возможно больше.

Заблаговременно пытаясь выяснить, что можно будет достать из нужных материалов в районе, что надо заказать в заготовительных организациях, а что придется искать на стороне, Мегудин советовался со специалистами о делах, в которых недостаточно был осведомлен.

Но, как ни был озабочен и заморочен, он все же не переставал думать о Лизе. По пути в район хотел хоть на полчасика завернуть к ней, выяснить, что с ней случилось. За несколько недель до поездки в Москву он проводил ее в Ленинград, куда она поехала к родным проводить свой отпуск. Из Москвы написал ей теплое, задушевное письмо.

«Лизонька, — писал он, — если б ты знала, как я хотел, чтобы ты сидела рядом со мною в Кремле и слышала, как с трибуны говорят о том, о чем мы с тобою думаем и что нам так близко и дорого. Представь себе, что я встретил здесь, на совещании, зоотехника, как две капли воды похожую на тебя. Я прямо-таки был поражен, когда услышал, как ее подруга, что сидела возле меня, назвала ее Лизой. Мне даже почудилось, что это и в самом деле ты… Но присмотрелся — и увидел другую Лизу. Напиши мне, дорогая, как ты проводишь время. Я уже считаю дни, когда мы увидимся».

После того как сообщили по радио, а потом опубликовали в газетах о награждении его орденом Ленина, посыпались поздравления от родных, друзей, знакомых и даже незнакомых, а Лиза не только не откликнулась, но даже на письмо не ответила.

«Что же могло случиться? — не переставал он думать. — Не иначе как с ней что-то стряслось».

Илья решил заехать к ней в Ратендорф и все выяснить. Но незадолго до отъезда он зашел в райисполком и там неожиданно увидел Лизу.

— Лиза! — обрадовался он. — Хорошо, что я тебя встретил. Отсюда собирался к тебе заехать…