Подарок коллекционера

Как только я узнаю, что он ушел из дома, я иду убираться в кабинет, наслаждаясь дополнительной свободой от осознания того, что его некоторое время не будет. Убирать комнату утомительно из-за разбросанных стопок документов, файлов и бухгалтерских книг, которые мне приходится передвигать и убирать, стараясь быть осторожной, чтобы не потревожить все это слишком сильно и не выглядеть так, будто я подглядываю что, конечно, я делаю изрядно, пока могу.

Большая часть того, что я нахожу, кроме купчих на антиквариат, книги и тому подобное, это скучные деловые квитанции и электронные таблицы, в которых я ничего не понимаю. Я действительно не понимаю, что принесло Александру столько денег, знаю только, что у него их много.

Однако сегодня, когда я убираю со стола, я нахожу кое-что еще. Что-то, что заставляет меня прекратить все, что я делаю, перечитывать пачку бумаг, когда холод пробирает меня до костей, страх поглощает все остальные мои мысли.

Я потеряла бдительность. Я начала доверять ему, думать, что он просто грустный, одинокий мужчина, который не просил, чтобы ему присылали девушку. Что настоящим злодеем в этом был Кайто, а не Александр. Что мне нечего бояться Александра. Я была чертовски неправа. Бумаги, которые я держу в руках, это скорее купчие, но не на предметы искусства, книги или антиквариат.

Они на людей.

Девушки, в частности, все такие же сломанные и ущербные, как и другие вещи, которые собирает Александр, их “дефекты” отмечены в купчих, как и у любого другого предмета, как будто это все, чем они являются… их уже нет? Одна девочка была слепой, другая глухой, а еще у одной была искривлена нога, у другой не хватало пальцев, одна не могла говорить, а еще у одной большая часть тела была покрыта ожогами. Всего их около десяти, и ни одной здесь уже нет. В самом низу находится одна купчая, мятая, чернила слегка потекли и покрылись пятнами, как будто документ в какой-то момент намок.

Анастасия Иванова. Приобретена у Алексея Егорова. 5’11, блондинка, 110 фунтов. Бывшая балерина. Ступни деформированы от ножевых ранений и ожогов. Психически нездорова. Покупатель должен знать, что у нее есть связи с американской мафией и членами Братвы.

Продана Александру Сартру за 100,000,000.000 долларов

На мгновение у меня в голове не укладывается цифра в купчей. Сто миллионов долларов? Я вообще не могу представить, что у меня есть столько денег, не говоря уже о том, чтобы потратить их на одну транзакцию. Я с любопытством перелистываю страницы назад. Ни одна из других девушек не была куплена так дорого. Для сравнения, все они продавались очень дешево, за пять цифр или меньше. Девушка с ожогами была продана Александру всего за пять тысяч.

Меня от всего этого тошнит, но особенно любопытно узнать о последней. Балерина со связями с мафией? Ранена, психически нездорова, без шуток, я бы тоже была психически нездорова, если бы была продана Александру за такую возмутительную сумму. И все же кажется, что она ушла, как и все остальные, если только он не держит их где-то в другом месте. Мне вкратце интересно, не ходит ли он туда днем, но я не думаю, что это вероятно. Насколько я видела, у него не поднимается настроение ни перед отъездом, ни после возвращения домой. Его отлучки не такие уж и долгие, и совершенно ясно, что он просто выходит за едой.

Я знаю, с замиранием в животе, что эти девушки ушли, так или иначе, включая эту Анастасию.

Мне вспоминается фотография, на которую я видела, как он дрочил, красивое бледное лицо и светлые волосы. Я помню и кое-что еще, комнату в конце коридора, в которую он сказал мне никогда не заходить. Прямо напротив моей.

Мой желудок сжимается от новой волны страха. Если он поймает меня, я не могу представить, какие будут последствия. Я также в ужасе от того, что я могу там найти, какие ужасы я могу обнаружить. Какую ужасную вещь я могу обнаружить из того, что он сделал. Но теперь, когда эта мысль пришла мне в голову, я не могу удержаться от того, чтобы довести ее до конца. Я прикусываю губу, пытаясь вспомнить, как долго Александра нет. Достаточно долго, чтобы подглядеть? Я не могу быть уверена, и часть меня думает, что мне следует подождать до следующего выхода Александра, чтобы быть уверенной, что я проскользну в комнату, как только он уйдет. Я не думаю, что смогу ждать так долго. Более того, я не думаю, что смогу вести себя нормально сегодня вечером, когда он вернется, задаваясь вопросом, что находится в той комнате, и что там спрятано у меня под носом все это время.

Я уверена, что комната заперта, но мне не требуется много времени, чтобы найти ключ. Несмотря на все свои секреты, Александр, похоже, не очень хорошо их скрывает, то ли потому, что он уверен в том, что будет достаточно устрашающим, чтобы никто из его питомцев не смог до них докопаться, то ли потому, что он думает, что никому не будет до этого дела, я не уверена.

Я быстро прохожу через кабинет к коридору. Мое сердце замирает в груди, когда я смотрю на дверь в конце коридора, такую же грозную и пугающую, как в любом фильме ужасов. Я понятия не имею, что внутри, и меня слегка подташнивает. У меня сжимается горло, когда я вспоминаю другой коридор, другую дверь. Ту, что ведет в подвал того лондонского бара, в игорный притон Гарри. Будем надеяться, что все пройдет не так уж плохо, думаю я, и сейчас мое сердце бешено колотится, а ужасные воспоминания о той ночи снова нахлынули на меня.

Я с трудом могу поверить в то, что делаю, даже когда моя рука ложится на ручку и я вставляю ключ в замок. Она легко поворачивается, дверь распахивается, и я втягиваю воздух, когда дрожь пробегает по мне, готовясь к тому, что за ней скрывается.

Я захожу в комнату и вижу… только это.

Спальня.

Я прикрываю рот рукой, сдерживая почти истерический смех. Что я ожидала увидеть? Кровь? Груды тел? Это просто комната. Я не могу понять, почему Александр сказал мне держаться подальше, пока я не присматриваюсь.

И тогда я вижу.

Когда я приехала сюда, весь этот дом был покрыт пылью и не использовался, и я никогда не прикасалась к этой комнате и даже не была в ней раньше, но в этой комнате чисто. Каждый дюйм комнаты сияет и не запылен, кровать аккуратно застелена, шторы раздвинуты, чтобы за ними открывался вид на Париж. Растения на подоконнике зеленые и цветущие, а…

У меня перехватывает дыхание.

У кровати стоит пара поношенных балетных туфель. Пуанты. Я смотрю на них, с трудом сглатываю и прохожу дальше в комнату, открывая дверь шкафа.

Здесь висит одежда, чистая и опрятная, красивая одежда. Шелковые платья, брюки из отглаженного льна и топы из гладкого хлопка. Я вижу две пары кожаных туфель на плоской подошве с толстыми подошвами, как будто под ними мягкие стельки. Поворачиваясь, я вижу шкатулку для драгоценностей на комоде, и когда я открываю ее, маленькая балерина начинает поворачиваться, когда начинает играть музыка. Внутри лежат украшения из розового золота, блестящие, и моя грудь сжимается от чего-то среднего между грустью и страхом.

Эта комната выглядит так, как будто она ждет, когда кто-то вернется домой. Интересно была ли это ее комната? Я касаюсь края шкатулки для драгоценностей. Или это комната, которую он отдает питомцам, которые ему нравятся? Может эта комната ждет меня?

— Убери свою гребаную руку от шкатулки.

Я ахаю, отдергиваю руку и, обернувшись, вижу Александра, стоящего в дверях, на его лице маска гнева, какой я никогда раньше не видела. Он шагает ко мне, быстро-быстро. Я в страхе отступаю назад, мое сердцебиение душит меня, но я недостаточно быстра. Его рука сжимается в моих волосах, пальцы впиваются в кожу головы до боли, когда он притягивает меня к себе.