Подарок коллекционера

Я начинаю поворачиваться, оглядываясь через плечо, меня переполняет болезненное желание увидеть.

— Отвернись! — Александр рычит. — Лицом вниз на кровать, милая…

Я слышу, как его рука двигается еще быстрее, а дыхание учащается. Я могу представить, что он делает, исходя из того, что я видела раньше, но теперь он делает это из-за меня, прикасаясь к моей раздвинутой, обнаженной киске, моей только что отшлепанной заднице. Из-за меня он потерял контроль. Я знаю, что это наказание, что мне не должно нравиться или хотеться ничего из этого, но я чувствую, как мне становится все жарче, влажнее, боль распространяется.

— Такая непослушная, плохая — стонет Александр, подходя ближе, так близко, что я почти чувствую его тепло, прикасающееся ко мне. — Мокрая и истекающая после наказания. Ты хочешь моей спермы. Плохая, такая плохая девочка…

Последние слова звучат почти как сдавленная ласка, и я слышу, как звук его поглаживающей руки запинается, останавливается и начинается снова.

— Я собираюсь кончить на всю твою гребаную задницу, плохая маленькая девчонка… — Он снова стонет, и я чувствую влажный шлепок головки его члена по моей горящей заднице, когда он дергается сильнее. — Ты хотела этого с того момента, как я нашел тебя на коленях у моего порога. Вся нарядная, в подарочной упаковке для меня. Я пытался не прикасаться, я пытался…

В его голосе слышится легкое хныканье, почти мольба, как будто он хочет, чтобы я знала, что он пытался. Как будто он пытается попросить прощения за то, что делает, но я не могу подобрать слов, чтобы ответить на что-либо из этого. Мое сердце бьется где-то в горле, я задыхаюсь, дыхание учащается, моя киска кажется набухшей и нежной, мой клитор ноет. Я так сильно хочу прикоснуться к себе, что это причиняет боль, но в глубине души я знаю, что буду наказана за это, и я не могу позволить себе пасть так низко. Я не могу дотронуться до себя ради него, пока он смотрит, дать ему абсолютное доказательство того, как ужасно я хочу его в этот момент. Я даже не совсем уверена, что хочу именно его, возможно, просто доставить себе удовольствие.

— Черт! — Он внезапно вскрикивает, хватаясь за столбик кровати в изножье, когда я чувствую, что он наклоняется вперед. — Я не могу остановиться, я не могу, мне нужно кончить, мне это нужно, я не могу…

Слова вырываются из него потоком одновременно с его спермой, ее жар разбрызгивается по моей заднице внезапным, ошеломляющим порывом. Я чувствую, как она струится по моей заднице и пояснице, слышу его стоны удовольствия, его вздохи, когда он отмечает меня ею.

— Черт, о боже, это так чертовски приятно, черт…

Я чувствую, как он размазывает головку члена по моей горящей плоти, а затем внезапно отшатывается. Я снова поворачиваюсь, несмотря на его инструкции, и вижу, как он дрожит, его руки прижаты к бокам, его наполовину твердый член все еще обнажен, когда он смотрит на меня.

— Убирайся! — Александр внезапно кричит, и я вижу, что теперь он дрожит сильнее, его глаза расширены от ужаса, когда он смотрит на меня. — Убирайся нахуй! Приведи себя в порядок…

Я вскакиваю с кровати и бросаюсь к двери, моя юбка спадает вокруг меня и прилипает к моей покрытой спермой заднице, спине и бедрам. Я выбегаю в коридор и, оглянувшись один раз, вижу нечто, что на мгновение останавливает меня, прежде чем я продолжаю бежать обратно в свою комнату.

Александр стоит на коленях на ковре, наклонившись вперед, закрыв лицо руками, он дрожит всем телом. Я слышу, как он всхлипывает.

Он плачет.

13

АЛЕКСАНДР

Что я наделал? О боже, о боже, что я наделал?

Я чувствую себя так, словно очнулся от какого-то ужасного кошмара, когда стою там, перед моими глазами всплывает образ Ноэль, ее платье задралось на талии, а ее покрасневшая от моей порки попка и спина заляпаны моей спермой. Я хочу верить, что это сон, что я могу проснуться, и видение исчезнет, но я знаю, что это неправда. Я опускаю взгляд, вижу свой наполовину твердый член, торчащий из брюк, и понимаю, что натворил.

Я потерял контроль. Я не трахал ее. Я вовремя останавливал себя от этого. Но это не лучше.

Следы моей руки у нее на заднице. Она вся в моей сперме. Я изнасиловал ее, так же, как и Анастасию, только на этот раз я сделал это сам. Я причинил ей боль.

Она сама навлекла это на себя. Она пошарила в поисках ключа. Она зашла в комнату Анастасии. Она…

Я вижу, как Ноэль оборачивается, чтобы посмотреть на меня, ее лицо покраснело от шока, заплаканное. Ужас наполняет меня, отвращение и стыд за то, что я сделал, и я кричу на нее, сам того не желая.

— Убирайся! Убирайся нахуй! Приведи себя в порядок…

Она отпрыгивает от кровати, как испуганный олень, а почему бы и нет? Я помню ярость, захлестнувшую меня, когда я услышал ее в комнате Анастасии, наполнившую меня, как лихорадка, затуманившую мои мысли и рассуждения, как туман.

Я увидел ее в комнате, и все, о чем я был в состоянии думать, это о том, что Анастасия предала меня, как она позволила Лиаму прикоснуться к ней, пришедшим за ней и ушла с ним. Что-то сломалось в моем сознании, когда я увидел, как Ноэль стоит там, трогает шкатулку с драгоценностями Анастасии, смотрит на ее вещи. Бросив вызов единственной вещи, которую я запретил ей делать так же, как сделала Анастасия.

Я падаю на пол, мои колени ударяются о ковер, я сгибаюсь от переполняющей меня боли. Я закрываю лицо руками, содрогаясь и постанывая, когда начинаю рыдать, понимая, что проиграл. Я потерял рассудок и самообладание, и теперь я знаю, что никогда не смогу освободиться от тех частей себя, которые сломаны. Меня нельзя исцелить. Меня нельзя исправить. Трещины в моей душе слишком глубоки, чтобы их когда-либо можно было заполнить. Уход Анастасии от меня должен был стать достаточным доказательством этого.

Лучше бы пуля убила меня, смутно думаю я, слыша удаляющиеся по коридору шаги Ноэль. Лучше бы Лиам прицелился получше. Лучше бы Иветт не вмешивалась. Я хотел бы, чтобы тот священник не помогал. Я хотел бы умереть в том гостиничном номере, как они все хотели, и я мог бы освободиться от этого. Тьма, демоны, все, чем я хотел бы не быть.

Я хотел бы умереть вместе с Марго много лет назад.

Я думал об этом той ночью, когда баюкал ее изнасилованное и кровоточащее тело на руках в сарае, после того как мой отец избил меня и оставил рядом с ней. Рядом был нож, такой, каким разрезают тюки сена, он вскрыл бы мне запястья. Я мог истечь кровью рядом с ней. Я говорил себе, что останусь в живых, чтобы похоронить ее, что умру в ее могиле или на ней, но, когда пришло время, оказалось, что я всего лишь трус. В глубине души я всегда таким был.

Я забираюсь в кровать, горячие слезы все еще текут по моим щекам. Я сворачиваюсь калачиком на боку, боль распространяется по мне, как яд, горе и боль настолько глубоки, что я могу придумать только один способ изгнать ее.

Я уверен, что все еще чувствую запах Анастасии в постели, аромат ее кожи, духи, которые я когда-то подарил ей, чтобы она пользовалась ими. Я тянусь к подушке, на которой она спала, подтягиваю ее поближе к себе, чувствуя, как моя грудь ноет от потребности в ней.

— Я скучаю по тебе, моя маленькая куколка, — шепчу я в пух, рыдания все еще сотрясают мое тело. — Моя маленькая куколка. Tu me manque (фр. Я скучаю по тебе)…