Подарок Мэрилин Монро
Шрифт:
– Бразилия, а как ты попала в отдел? – вдруг спросил Пончик, ловко обгоняя старенький трак. – Сама пришла или взяли за задницу?
Девушка гневно сверкнула темными глазами.
Пончик родился и вырос в Нью-Йорке, его работа – только его личный выбор. Стало скучно, захотелось почувствовать себя крутым парнем, ну, чтобы не хуже, чем те ребята вроде Брюса Уиллиса.
Он помнит лица матери и отца. У него были игрушки. Он мог пойти работать в отдел или отказаться. Он – птица другого полета.
Наверное, этот парень даже не осознает, сколько девочек, дочерей нищих нелегальных мигрантов, вместо Барби играют с крепкими эрегированными членами и знают вкус спермы куда лучше вкуса конфет...
– Прости, я, наверное, сказал что-то не то. – Пончик вздохнул, и его вечно улыбающееся
– Следи лучше за дорогой, – посоветовала девушка, откидывая назад черную блестящую косу. – Сейчас как врежемся вон в ту малолитражку!
– Бразилия...
Она резко оборвала Пончика:
– Заткнись. И мне не нравится прозвище Бразилия!
Возможно, так нервно реагировать не стоило. Пончик – прекрасный верный напарник, и он не заслуживал такого отношения.
Просто сегодня он, как специально, вызывал из памяти самые мучительные воспоминания.
В том борделе из мебели были только кровать, стул и туалетный столик. Клиенты часто давали чаевые, но сутенер отбирал их все, до последнего цента. Прятать деньги под матрасом или в постельном белье было бессмысленно – он находил смятые купюры, а потом избивал до полусмерти. А вот у столика внизу имелась декоративная полочка. Ее доски легко разъединялись, позволяя припрятать пару монеток...
– Самое главное, что все прошло гладко, – примирительно заметила девушка, улыбаясь. Пончик в своем репертуаре: перед дорогой на базу притормаживает у кондитерской. Сколько он провел без своего лакомства, целых два часа? Интересно, что бы этот парень запел в ситуации посложнее? Похоже, еда для него – настоящий наркотик... – Как ты думаешь, они поверили, что мы действительно полицейские?
– Не знаю, – Пончик пожал плечами и похлопал себя по животу. – Конечно, та светловолосая русская – она, похоже, удивилась, что мы не пишем никаких бумаг, не составляем никаких протоколов. Но ничего не сказала.
– Наверное, они и сообразить ничего толком не успели. Мы быстро появились; сразу заявили, что мы знаем о том, что найдены еще одни копии пленок... Потом – обыск, и вот уже найдены катушки. Мы быстро забрали пленки и ушли. А они стояли, открыв рты, и хлопали глазами...
– Мы – молодцы и заслужили пару пончиков. Ты какой хочешь – с джемом или с шоколадом?
– Мне – только кофе, – грустно вздохнула девушка. – Как вспомню, как тот парень упал на асфальт, как хрустнули его кости...
– А ты не вспоминай. В конце концов, это наша работа. Мы делаем ее отлично. Нам не в чем себя упрекнуть, понимаешь?..
Девушка не верила в то, что напарник прав. И не считала, что ей не в чем себя упрекнуть. Весь ужас заключался в том, что от этого ничего не менялось. Если из борделя еще можно было с трудом, но вырваться, то со спецотделом такие фокусы ни за что бы не прошли. Или за них пришлось бы заплатить собственной жизнью...
Отпустило.
Быстро и сразу.
Боли нет.
Есть только бешеное, жадное желание – жить, восхищаться красивыми рассветами, засыпать в уютной постели, заниматься интересным делом, общаться с друзьями, заботиться о родителях. И – любить, несмотря ни на что. Обязательно любить...
«Как странно на меня повлияло прослушивание этой записи, – Катя натерла разморозившееся мясо солью и перцем, сделала в большом куске надрезы для долек чеснока. – Мне стало легче. Мне больше не больно из-за того, что Майкл оказался подлецом и бабником. Я больше не боюсь, что мое призрачное семейное гнездышко, которое я создавала с такой любовью, вдруг развалится. Да, очень жаль, что мечтам о долгом счастливом браке было не суждено сбыться. Но я не виновата в том, что оказалась излишне доверчивой. А что, лучше жить в напряженном ожидании удара,
с уверенностью, что человек человеку – волк? Это разве жизнь?! Да, меня обманули. Но у меня есть главное – моя жизнь. Она прекрасна сама по себе, вне зависимости от того, какие происходят события. Я слушала запись, какой-то мужской голос требовал у психиатра Мэрилин Монро совершить убийство, перечислял малейшие детали. Это было так страшно, так серьезно, настолько по-настоящему, что мороз прошел по коже. Молодую красивую талантливую женщину убили... Мне очень не нравится все, что происходит в последние дни с этими пленками. Как-то подозрительно быстро приехала полиция; они словно бы точно знали, где искать, сразу прошли не в мою с Майклом комнату, которая находится ближе всего к лестнице, а в спальню Андрея. И еще все эти убийства: журналистки, ее приятеля... Я не знаю, чем закончится вся эта история. Но я все-таки благодарна за то, что оказалась вовлеченной в эти события. Мне кажется, раньше я не понимала ценности жизни, замыкалась на мелких проблемах. Теперь каждая минута доставляет мне огромное удовольствие. Я не боюсь смотреть в глаза Майкла. Частный детектив, которого мы с Ликой наняли, сделает свой доклад только завтра. Но мне теперь хватит смелости прямо спросить обо всем мужа самой. Я наслаждаюсь всеми мелочами, которые меня окружают, – хотя бы возможностью приготовить ужин. Я надеюсь, что судьба отпустит мне еще много самых разных дней. Все люди теоретически знают, что смертны. Но я никогда не была в такой ситуации, как теперь – когда смерти вокруг слишком много, когда она слишком близко. Оказывается, когда так случается – особенно остро ощущается счастье и очень хочется жить...»Обернув кусок мяса фольгой, Катя положила его на противень, закрыла духовку и приступила к приготовлению салата.
Вид у сочных листьев и красных помидоров был настолько аппетитным, что Вронская, занимавшаяся взбиванием теста для какого-то суперпирога, не утерпела, выхватила лист салата.
– Это нервное, – пробормотала она с набитым ртом. – Я так перепугалась, когда полицейские нашли пленки. Думала, нас повяжут и ночь мы проведем, развлекая полицейских в участке. Я даже подумывала, не позвонить ли мне редактору нашей газеты, чтобы согласовать тему репортажа. «Вся правда об американской тюрьме» – вот это круто, да?
– Ничего это не круто. – Катя замахнулась ножом. – Ты кончай помидорки тырить! Тюрьма – это не круто. Вообще, со всеми этими непонятными событиями ты даже на экскурсию в Лос-Анджелес не съездила. Еще есть парк развлечений «Юниверсалс-студио», там кино снимают – тоже любопытно поглазеть. Пока ты не новую страну изучаешь, а играешь в детектива! Словно бы привезла с собой все то, что есть в твоих книгах.
Лика нахмурилась:
– Не наезжай на меня! Сама виновата – прикупила со своим Мишуткой какой-то стремный домик, а теперь все киваешь на влияние специфики моего творчества. Вот веришь – я к тебе отдыхать ехала. От работы, от стрессов, от детективной атмосферы... А тут – что ни день, полиция...
Андрей встрепенулся:
– Вот, правильно, давай рванем отсюда. У Кати погудим и уедем. В гостях хорошо, а дома лучше. Особенно если речь идет об этой долбаной Америке.
– Андрей, вот когда на родине средняя зарплата будет, как здесь, – тогда и станешь ерничать! А пока давай уважать чужой труд и чужие достижения! – выпалила Катя, ловко перекладывая нарезанные овощи с разделочной доски в красивую прозрачную миску. А потом, подумав, добавила: – А вообще, знаете, я все же рада, что послушала эти пленки, хотя бы частично. Конечно, так страшно было слышать, что Мэрилин планируют убить.
– Ее и убили, – отозвалась Вронская и шлепнула по руке Андрея. Тот ловко выгребал из мисочки изюм, который Лика приготовила для пирога. Или, может, ей не понравилось, что минутой раньше Андрей ущипнул ее за попу? – Ты слышала, как послушно уточняла психиатр все детали у агента Национального Центра Расследований? Да сделала она все, что от нее требовали! Сто пудов! Этот план осуществился!
– Да, к сожалению. Но такие вещи помогают понять ценность и хрупкость собственной жизни. Как бы ни сложились мои отношения с Майклом, я все равно буду счастлива и буду радоваться всему, что меня окружает.