Подкидыши чужих галактик
Шрифт:
– Я не об этом.
– А о чем же?
– Не знаю, как это сказать... Жаль ваших трудов. Жаль, что такая техника должна быть просто сломана.
– Бывает и хуже.
На этот раз Ласкьяри промолчала.
Через полтора часа сотрудники консульства Земной Федерации были готовы к тому, чтобы навсегда покинуть государство Тофет и планету Ауяну. Но за эти же полтора часа обстановка вокруг здания консульства изменилась. Толпа кочевников теперь бурлила на площади, и сад консульства тоже был полон людей - и выйти незаметно оказалось уже невозможно... Ольшес несколько раз спускался к дверям, выводящим в сад, - нет, кочевники не собирались
Напряжение нарастало. Скоро уже должен был вернуться Гилакс, а уж его земляне хотели бы видеть в последнюю очередь. В конце концов Ольшес предложил втащить солдата в дом и закрыть в кладовке.
– Кочевники нас не остановят, - сказал Даниил Петрович.
– А этот воин пусть посидит с полчасика взаперти, пока Гилакс не явится, ничего с ним не случится.
Елисеев вопросительно взглянул на Ласкьяри.
– Да, - сказала девушка, - это можно. Солдата не накажут за ваш побег. Тем более, я могу сказать, что это была моя идея. Надеюсь, - она насмешливо обернулась к Ольшесу, - господин второй помощник не станет возражать против присвоения его мысли?
– Не стану, - заверил ее Ольшес.
– Лишь бы удрать поскорее.
Но осуществить предложение Ольшеса сотрудники консульства не успели. Гилакс пришел раньше, чем собирался.
Он был взвинчен до предела, и сразу начал говорить с консулом резко и требовательно, не заботясь о соблюдении дипломатического протокола:
– Ну, я думаю, точнее, я уверен, вы уже все решили, и решили именно так, как вам было предложено.
– Вы ошибаетесь, - вежливо возразил Елисеев.
– Ваше предложение для нас абсолютно неприемлемо.
– Вот как?
– сквозь зубы проскрипел Гилакс.
– И что вы намерены в таком случае делать?
– Мы намерены в ближайшие часы отбыть с вашей планеты. Искренне сожалея о том, что на данном этапе наладить культурный обмен не удалось.
– Посмотрим, как вам это удастся.
И Гилакс выхватил из внутреннего кармана пиджака пистолет.
– Эй, ты, - негромко окликнула его Ласкьяри.
– Спрячь эту дрянь!
– Не лезь, сестричка, куда не просят, - огрызнулся Гилакс.
– Лучше скажи своему возлюбленному, чтобы не брыкался. А то ему же плохо будет.
– Убери пистолет!
– Ой, как я тебя боюсь, сестричка! Какая ты страшная! Ты меня застрелить хочешь? Какое счастье, что у тебя нет пушки!
Ласкьяри резко шагнула вперед и с размаху ударила Гилакса по ухмыляющейся физиономии. Гилакс грязно выругался и с силой отшвырнул девушку. Она, вскрикнув, упала возле стола.
– Не сметь!
– закричал Елисеев.
– Мерзавец!
– Я - мерзавец?
– удивился Гилакс.
– Ах ты...
Раздался выстрел.
И Елисеев охнул, неловко схватился рукой за бок и медленно, неуклюже опустился на пол...
Ласкьяри не закричала, не заплакала - только ее глаза вдруг стали огромными и неживыми. Какое-то время она смотрела на Елисеева - не замечая поднявшейся вокруг суеты, не видя, как Ольшес разоружил Гилакса, а Хедден, убедившись, что консул мертв, отошел в угол и встал лицом к стене - и плечи его дергались, и он уперся лбом в деревянную панель и, казалось, хочет продавить стену...
Росинский наклонился к девушке, обхватил ее за плечи.
Ласкьяри подняла голову, всмотрелась в лицо Росинского и шепотом спросила:– Неужели вы ничего не можете сделать? Вы, всесильные...
– Мы сломали все аппараты...
– также шепотом ответил Росинский и закашлялся.
– У нас ничего не осталось здесь...
Ласкьяри нервным движением вывернулась из рук Валентина Лукьяновича и подошла к Ольшесу. Она молча протянула руку ладонью вверх, и взгляд ее был таким, что Даниил Петрович расстегнул куртку и достал из кобуры бластер. Несколько мгновений он медлил, не решаясь отдать оружие, и Ласкьяри, потеряв терпение, коротко сказала:
– Дай!
И Даниил Петрович, не отводя взгляда от остановившихся глаз Ласкьяри, отдал ей бластер.
– Ты с ума...
– начал было Корсильяс, но Ласкьяри обернулась к нему, и Корсильяс замолчал, не закончив фразу.
– Пойдемте, - бросила Ласкьяри, и, больше уже ни на кого не глядя, направилась к двери. Сотрудники консульства пошли за ней.
Солдат, увидя Ласкьяри, молча отошел в сторонку, опустив автомат, и даже не попытался задержать землян, но кочевники загомонили, повскакивали и, сбившись в плотную толпу, преградили путь к машине. Ласкьяри, внимательно оглядев грязновато-живописную группу, выбрала одного - особенно густо увешанного ожерельями из каких-то зерен и зубов, с перьями во всклокоченной прическе, - и бросила несколько слов на непонятном землянам наречии. Разодетый дикарь ошалело уставился на девушку, потом что-то приказал соплеменникам - и толпа расступилась.
За руль сел Ольшес, и автомобиль осторожно двинулся по узким улицам, заполненным шумными толпами степных людей. Мнимые кочевники расступались перед машиной, грозя кулаками и дротиками сидевшим в ней людям, а иногда и швыряя вслед комья грязи. Но Даниил Петрович не обращал внимания на эти мелкие демарши, пробираясь к выезду из Столицы. Время близилось к полудню, и на площадях уже лежали кучи сухой травы, приготовленные для возжигания праздничных священных костров. Возле этих стожков бродили охраняющие их воины с копьями и дубинами. В переулках и во дворах топтались низкорослые кривоногие лошадки, и вся Столица словно превратилась в огромную конюшню, в которой буйные грязные конюхи затеяли непонятную игру...
...У выезда на загородное шоссе толпились солдаты. Два молодых офицера в идеально пригнанных формах, сияя новенькими погонами и портупеями, при виде консульского автомобиля закричали, замахали руками, - и поперек шоссе встали плотные ряды желтовато-коричневых мундиров. Ольшес остановил машину, оглянулся - Ласкьяри сидела позади. Девушка спросила:
– Откроешь окна?
Ольшес кивнул.
– Пригнитесь, - приказала девушка и добавила, обращаясь к Ольшесу: - А тебе придется рискнуть.
– Нормально, - буркнул Ольшес.
Росинский, Хедден и Корсильяс пригнулись, Ольшес открыл все окна, - и машина двинулась вперед, прямо на стену мундиров. Один из офицеров взмахнул рукой, солдаты вскинули винтовки - но едва лишь раздались первые выстрелы, как Ласкьяри, выбросив руку наружу, нажала спуск - и струя белого огня разметала коричневый барьер.
– Что вы делаете?!
– в ужасе закричал Росинский выпрямляясь. Ласкьяри, что вы делаете?!
– Молчите!
Позади всплеснулся вопль, сияющий день наполнился сухим щелканьем стрельбы, - но Ольшес выжал из автомобиля все, на что тот был способен, и земляне стремительно унеслись по шоссе.