Подлинная история 'Зеленых музыкантов'
Шрифт:
– Тише, товарищи, тише! Высказывайтесь в порядке очереди (206), призывал к порядку Василий Александрович. И сам при этом поглядывал на часы. Он получал за кружковую работу двадцать рублей в месяц (207).
– Старайтесь уважать мнение оппонента. Ведь вы же, как-никак, литераторы (208)...
Но старик Суховерхов, окончательно обидевшись, поджимал губы и покидал собрание. Вскоре и остальные расходились. Толкались на лестнице, пели (209). И лишь милиционер Геллер обычно молчал. Был он тихий, робкий, в круглых очечках (210) и на милиционера-то, чудак, совсем не походил (211) из-за своей тихости (212). Однако именно он, как ни странно, частенько провожал домой хохотушку Ниночку (213).
– Фу, обрыдло, знаешь, мне все это дело, - жаловался Попугасов. Неужели люди не понимают, что толку с них ни черта не будет (215)...
И предлагал:
– Может, тяпнем по маленькой?
– Нет, спасибо, - отказывался Иван Иваныч.
– Меня мама ждет.
– А-а... Ну, тогда ступай, ступай, - говорил Попугасов.
– Бутылок, знаешь, много, а мама-то - одна (216).
И вздыхал (217).
Однако тут накатили на Ивана Иваныча и другие важные события. Первое мама его умерла, и давайте мы пока не будем касаться этого вопроса (218). Он составляет отдельную тему, другой жанр. А смешивать жанры, как нас учат критики, - это почти преступление (219). Мама его умерла, и он остался совсем один в их маленькой, хоть и отдельной (220), квартирке двухэтажного деревянного дома на улице Засухина (221).
И второе - немаловажное место в жизни Ивана Иваныча стала занимать некая девушка Людмила (222). Мила. Нынешняя, кстати, его супруга.
Они познакомились случайно. Хотя о чем это я? Ведь эти встречи всегда случайны (223). Возможно, я еще просто мало живу на свете, но мне что-то никто еще пока не рассказывал, чтобы он специально куда-то направился, имея целью встретить ту, которую он нынче торжественно называет женою и матерью своих детей (224).
Вот и здесь... В фармацевтическом училище был вечер отдыха учащихся. Пригласили ребят из Технологического... Обстановка была самая непринужденная (225). Читали стихи, загадывали шарады (226), пели всем залом песни (227). Зримо повзрослевший, уверенный в себе (228) Иван Иваныч спокойно (229) сидел среди прочих на сцене. В конце вечера поэты отвечали на записки (230).
Одна из них была адресована лично Ивану Иванычу. И он ее сначала хотел вообще порвать, потому что увидел краем глаза следующий текст: "Эй, поэт, не неси чепухи. Я ведь тоже пишу стихи. Ты мне нравишься, парняга! Приходи ко мне в общагу" (231). Ну и Иван Иваныч хотел сначала порвать эту глупую записку, а потом вдруг взял да и зачитал (232) ее вслух, снабдив соответствующим остроумно-язвительным комментарием насчет легкомысленности некоторых юных Джульетт (233) в белых халатах (234). В зале ребята покатились со смеху - лишь преподаватели поглядывали несколько хмуро (235). А зал веселился еще и вот почему - группа девчонок (236) на задних рядах (237) стала выталкивать вперед одну какую-то свою, черноволосую, закрывшуюся от смущения ладонями (238).
– Это она написала, Милка!
– кричали девчонки (239).
– Врете, врете! Вы врете (240)!
– доносилось из-под ладоней.
– Милка, не трусь, Милка!
– неизвестно для чего (241) подбадривали ее подружки. А она, оторвав на секунду ладони от покрасневшего лица, стрельнула, плутовка, карими глазками, ойкнула и бросилась вон из зала (242).
Ладно. Попели (243), потанцевали (244), на том вечер и закончился. Юные медички (245) толпились перед гардеробом, вертелись в дверях, нарочито громко переговаривались (246), но поэты, на них особого внимания не обращая, гордо ушли (247). На углу Иван Иваныч распрощался с друзьями и совсем было хотел свернуть в свой переулок, но тут чья-то ломкая тень невидимо отделилась от стены и сказала обиженным голоском:
–
Вы зачем мою записку прочитали? Это нехорошо так делать (248).Иван Иваныч пригляделся.
– Здрасьте, давно не виделись (249), - насмешливо пропел он.
– А "приходи ко мне в общагу" - это хорошо (250)?
– Так я же по спору (251), - уныло сказала девчонка.
– Я с нашими поспорила, что напишу, - вот и написала (252)... Ой, мне что теперь будет (253)!
– Да брось ты придумывать - ничего тебе не будет (254)!
– вдруг рассердился Иван Иваныч.
– В крайнем случае скажешь, что пошутила. Неужели люди шуток не понимают (255)?
– Ну да... У нас учителя, знаете, какие (256)?
Иван Иваныч цепко посмотрел на нее.
– Тогда идем, - сказал он.
– Куда?
– насторожилась она.
– А вот там увидишь, куда, - зловеще сказал Иван Иваныч (257).
Девчонка отпрыгнула.
– Не на такую напали, - вдруг вызверилась она.
– Думаете, поэты, так вам все можно (258)?
– Здрасьте!
– удивился Иван Иваныч.
– Да ты что?
– Ништо (259)!
Тут Иван Иванович не выдержал и захохотал (260).
– Чо (261), смешинка в рот попала (262)?
– Вон ты, оказывается, какая боевая (263)!
– хохотал Иван Иваныч. - А я хотел вернуться, попросить, чтоб тебя сильно не ругали.
– Ага. Хватился (264), когда там уже никого нету, - сказала девчонка.
– Ладно, я тогда им завтра позвоню (265)...
– Да чо (266) уж там звонить, - она шмыгнула носом.
– Как-нибудь и вправду отболтаюсь.
– Ты вообще-то кто такая (267)?
– спросил Иван Иваныч.
– Я - Милка (268), - девушка протянула руку.
– Людмила, - поправилась она.
– Ну, мне пора. Прощайте, - солидно сказала она.
И повернулась (269).
– До свидания, - сказал Иван Иваныч и, не удержавшись, добавил (270): Экие у тебя перепады.
– Какие еще "перепады" (271)?
– остановилась неудачливая (272) шутница.
– Обыкновенные необыкновенные (273).
– Иван Иваныч снова приблизился к ней.
– То - "ты мне нравишься, парняга", а тут вдруг - "не на такую напал".
– Ай, ну чо вы (274), правда, нудный такой. Как старик (275). Я ж сказала, что по спору написала.
– Ладно. Не сердись... Людмила (276). Давай я тебя до дому провожу.
И он взял ее под руку.
– Но только вы смотрите, чтоб... без этого (277), - покосилась она.
– Ладно, ладно, - пробормотал Иван Иваныч.
Он тоже поглядывал (278) на Милку, а та постепенно освоилась, затараторила. Рассказала, что приехала из Уяра (279) поступать в институт, да провалилась (280). Зато сейчас учится в училище, на последнем курсе. Живет на квартире (281). Скоро будет работать в аптеке.
– Домой вернешься?
– спросил Иван Иваныч (282).
– Да ну его в болото (283), этот Уяр, - скривилась девушка.
– Чего (284) мне там делать, в деревне (285)? Да и родных никого, кроме бабки, нету. Я здесь останусь. Профессия хорошая, жилплощадь могут со временем дать (286)...
Так, значит, все и началось. Расставаясь, они насчет (287) следующей встречи не договаривались, но однажды, совершенно случайно, столкнулись нос к носу у кассы кинотеатра "Октябрь" (288), которую осаждала толпа любопытствующих поглядеть на какие-то очередные парижские или египетские тайны (289).
– Эй, поэт, билетика лишнего нету?
– узнала его Милка.
– Нету... Откуда... Вот же - дьяволы (290)!
– пыхтел Иван Иваныч, продираясь сквозь толпу (291).
– Тогда идем со мной - у меня тут администраторша знакомая, землячка (292). Может провести...