Подменыши
Шрифт:
Эльф, с трудом ступая подрагивающими ногами, отправился на поиски
Сатира. Нашел его беседующим с Йоном и Ассаи Руги.
– Мне кажется, я знаю, что нужно делать. Можно рассказать? – спросил
Эльф дрожащим от волнения голосом. Получив согласие, начал объяснять. Чем больше он говорил, чем больше вживался в изложение плана, тем спокойнее становился, словно переплавлял страх в уверенность.
План состоял в следующем. Повстанцы швыряют в сторону дворца дымовые гранаты, ставя своей целью создать как можно более непроницаемую завесу. Это на время ослепит пулеметчиков, и огонь станет не таким плотным. Потом в одном месте собираются все гранатометчики, какие есть, и под прикрытием дымовой завесы стреляют
Другие тем временем будут усиленно обстреливать огневые точки противника и, если дело пойдет успешно, последуют за штурмовой группой. Перебьют, конечно, многих, но другого выхода нет. Под таким сумасшедшим огнем ничего другого все равно предпринять было нельзя.
– Может, это глупость, я не знаю… – закончил Эльф рассказ.
– В стране слепых одноглазый – король. Других мыслей все равно нет.
Попробуем, – решил военный совет.
Надымили здорово. Благо ветер ослаб. Особенно старались в том месте, где предполагался прорыв. Стрельба пулеметов немного успокоилась. По команде гранатометчики высунулись из окон и выстрелили по дворцу, потом быстро перезарядили оружие и выстрелили повторно. Еще не стих грохот взрывов, как кавалеристы стегнули коней и исчезли в пыли.
Хуже всего было то, что никто не знал, с чем они там встретятся.
Выбиты ли решетки на окнах? Как много гвардейцев уцелело после обстрела?..
За минуту до начала операции Эльф пристал к Сатиру, который вошел в группу прорыва и сидел в седле, ожидая сигнала к атаке:
– Я пойду с вами.
– Даже не думай.
– А я сказал, что пойду.
– Нет, – твердо ответил Сатир.
– Вместе эту историю начали, вместе и заканчивать будем. Так что пошел ты… – отмахнулся Эльф.
– Пойми, там хорошо если половина доживет до подхода подкрепления. И в любом случае у тебя нет лошади.
Эльф пристыженно замолчал. Своего коня он умудрился упустить, когда пытался привязать его к водосточной трубе дома после неудачной атаки. Неподалеку взорвалась граната, конь дернулся, вырвал уздечку и ускакал. Ловить его под обстрелом было бы самоубийством. И вот сейчас Эльф стоял, покусывая губы, и оглядывался по сторонам.
Когда раздался сигнал к атаке, Сатир коротко бросил:
– Садись!
Затем схватил Эльфа за шиворот, и через мгновение тот оказался на спине коня позади Сатира.
Пока домчались до цели, потеряли убитыми около десятка человек и еще столько же были ранены.
После обстрела часть стены обвалилась, и повстанцы, поливая перед собой из автоматов, ворвались внутрь здания. Первых четырех штурмовиков гвардейцы положили на месте, потом защите пришлось отступить.
Сатир, прежде чем ворваться внутрь здания, исхитрился закинуть гранаты в две ближайшие к пролому амбразуры. Пулеметы в них замолчали.
Внутри дворца началась бешеная стрельба. Гвардейцы понимали, что от того, сумеют ли они выбить пришельцев, зависит исход боя.
Сатир взял у Йона еще несколько гранат и снова выбежал на улицу. Дым уже сносило ветром, видимость прояснялась. Он добежал до очередной амбразуры, бросил туда “подарок”. Гвардейцы на верхних этажах сообразили, что внизу происходит что-то неладное. Они стали высовываться из окон. Заметили Сатира. Начали стрелять. Тот запетлял, как заяц, уворачиваясь от пуль, и побежал к спасительному пролому. По пути получил первые ранения: одна пуля скользнула вдоль ребер, задев мышцы, другая прошила мякоть голени. Он ввалился в пролом возбужденный, едва понимая, что ранен, и только тут ощутил боль. Наспех осмотрел раны, как мог перетянул бинтом. Снял с шеи пионерский галстук, который когда-то давно, еще в Москве,
подарила ему Белка, и, как было условлено, привязал его на оконную решетку, чтобы повстанцы выслали подкрепление.Передовой отряд высыпался в коридор и завязал ожесточенную перестрелку. Гвардейцы всеми силами навалились на смельчаков.
Прячась за мебелью, повстанцы отстреливались как могли, но их медленно и неотвратимо загоняли обратно в зал, где обвалилась стена.
Плотность огня была настолько высока, что люди не успевали перевязать себе раны. От сорока повстанцев, участвовавших в прорыве, осталось не более десятка. Да и те почти все были ранены. А подмога меж тем не торопилась.
Эльф и Сатир укрылись за перевернутым диваном возле стены и обстреливали приближающихся врагов. Гвардейцы напирали. Патроны подходили к концу. Все вокруг было пропитано кислой пороховой гарью, словно предчувствием поражения. Неожиданно рядом с диваном упала граната, и тут же раздался взрыв. Взрывная волна чугунным молотом ударила по головам, в глазах потемнело. Когда Эльф пришел в себя, в ушах у него гудело, голову заполнила тяжелая пульсирующая боль, руки тряслись, в груди чувствовалась предрвотная пустота и жжение. Он несколько раз глубоко вздохнул, с трудом поднял глаза и оглянулся вокруг. Рядом с бессмысленным лицом и плавающим, как у смертельно пьяного, взглядом сидел Сатир. Спиной он безвольно опирался о стену.
С волос его капала кровь. Эльф подполз к нему, взял за плечо, встряхнул. Тот попытался сфокусировать взгляд, чуть двинул рукой, и его тут же вырвало на пол. “Нас оглушило”, – подумал Эльф. Он оставил Сатира, высунулся из-за дивана и совсем рядом, метрах в двадцати, увидел подползающие фигуры врагов в грязно-зеленой форме. Эльф выпустил по ним очередь, едва удерживая автомат в ослабевших руках. Фигуры тут же ответили огнем. Пули вдребезги разбили деревянный угол диванной спинки, из-за которого он только что высовывался. Цель была близко, попасть с такого расстояния совсем не трудно. Эльф попытался выстрелить в ответ, но едва он выглянул из-за своего укрытия, как ему по макушке раскаленной осой чиркнула пуля. Эльф спрятался за диван и съежился там, как прижатая веником мышь.
Зал, в который они ворвались, назывался ночным. У него была стеклянная крыша, а стены покрывали зеркала, задернутые плотными белыми шторами. Днем здесь было жарко, как в теплице. Зато ночью, когда на небо выходила луна и загорались мириады звезд, ночной зал превращался в сказочное место. В зеркалах, с которых снимали покрывала, отражались бесчисленные небесные огни, и все наполнялось сиянием ночного света. Человеку, оказавшемуся там среди ночи, чудилось, что он находится в открытом космосе. Зеркала и звезды, многократно отражаясь друг в друге, лишали его ориентиров, и он ходил потерянный и очарованный.
Эльф, едва понимая, что делает, рванулся к шторам и принялся сдирать их. Они, шурша, падали вниз и открывали нестерпимое сияние яростного полуденного солнца. Свет ударил в глаза врагам. Ослепленные, они, словно узрев великое божество, упали ниц, схватились за лица.
– Не нравится! – шептал Эльф. – Попрятались, как упыри в болото. Ну, да я вам устрою…
Он пополз дальше вдоль стены, срывая покровы с зеркал и не обращая внимания на редкие выстрелы и осколки зеркал, сыплющиеся сверху.
Белка перевязывала очередного раненого, когда в лазарет, сгорбившись, вошел Ассаи Руги. Пуля пробила ему предплечье.
– Как там наши? Прорвались? – спросила она.
– Прорвались, – ответил бывший президент, тяжело замолчал и вдруг добавил: – А эти в атаку не идут, псы!
– Как не идут?
– Не хотят идти во дворец на помощь. Огонь слишком силен, они боятся. Трусы!
Руги рассказал, что попытался поднять бойцов, но за ним пошли лишь несколько человек. Атака захлебнулась, не начавшись.