Подмосковные вечера. История Вана Клиберна. Как человек и его музыка остановили холодную войну

Коммунистическая партия была так непререкаемо права во всех международных вопросах, что людям было трудно представить себе иную точку зрения…

Такой обмен мнениями вызывал тревогу – не в последнюю очередь потому, что власть столкнулась с большой проблемой – существованием недовольной молодежи. В последние годы жизни Сталина в СССР наблюдался резкий рост преступности среди несовершеннолетних – от массовых нарушений дисциплины до случаев насилия и даже убийств в школах. Сначала ответственность за это была возложена на существовавший культ фильмов о Тарзане, которые вдохновили «в остальном нормальных» советских молодых людей на то, чтобы качаться на деревьях и лазать через форточки в квартиры на верхних этажах зданий. Затем распространились «нарочно лохматые» стрижки и «попугайская» одежда [152] . Появились модники в западном стиле, которые носили костюмы с подшитыми плечами, брюки клеш и яркие галстуки, а говорили только на доморощенном английском (или, как два образованных хулигана ^[153] , устроившие дебош в гостинице «Москва», на английском и на латыни). Комсомол объявил войну хипстерам (по-русски их называли стилягами), а также «“аристократам” и другим бездельникам и хулиганам» [154] . Неприязнь к ним зашла так далеко, что кое-кто стал предлагать отправить их в трудовые лагеря. Во время фестиваля стиляги не только пялились на синие джинсы гостей; джинсы, как горячие пирожки, расхватывали на черном рынке. Многие люди очень интересовались американскими косметикой, аппаратурой, машинами, сигаретами. Почти все молодые люди пытались играть в джаз-бэндах – и это несмотря на неприятности, которые обещала распространившаяся поговорка «Сегодня он играет джаз, а завтра Родину продаст» [155] . Миллионы людей слушали по ночам программы Уиллиса Коновера о джазе, которые передавала радиостанция «Голос Америки», несмотря на попытки глушения [156] . Объявленная вне закона американская музыка была настолько популярна, что первые американские студенты, прибывшие по обмену в Московский университет, делились потом байками о том, что русские девушки из университетского общежития дарили секс за записи джаза и поп-музыки [TOML, 164]. После фестивального концерта британской джазовой группы один молодой человек ухитрился проскользнуть мимо кагэбэшной охраны и пробраться за кулисы, повторяя, как мантру, имена легендарных американских джазовых музыкантов. В ответ он получил первый профессиональный урок игры на саксофоне, который Сталин запретил как вражеский инструмент, и весь фестиваль работал в качестве шестого музыканта квинтета [157] . Естественно, что на фестивальном конкурсе песни западная музыка победить не смогла: эта честь была оказана сентиментальной песенке «Подмосковные вечера» – к удивлению ее авторов, Василия Соловьева-Седого и Михаила Матусовского, которые написали песню в 1955 году (песня сначала называлась «Ленинградские вечера» и считалась легковесной и проходной). Как бы то ни было, на конкурсе она заняла первое место и оказалась у всех на устах.

152

Soviet Youth Gets Lecture on Sloth // NYT. – 1954. – March 21.

153

Schwartz Harry. Hooligans Plague Schools in Soviet //NYT. – 1954. – April 16.

154

Там же. Выступал Первый секретарь ЦК ВЛКСМ (комсомола) А. Н. Шелепин, присутствовали Маленков и другие руководители.

155

Рассказала Любовь Виноградова – переводчик, историк, помогает авторам собирать материал.

156

К концу 1950-х годов Кремль тратил на глушение западных радиостанций больше средств, чем на местное и иностранное вещание вместе взятые.

157

Данные взяты из: Taubman Howard. Challenge for U.S. Seen in Soviet Culture//NYT. – 1958. – July 4.

…Через девять месяцев после фестиваля здесь возникло то, что иносказательно называли «международный беби-бум».

Программа фестиваля достигла апогея, когда улицы заполнили москвички и иностранцы, которые танцевали джиттербаг или ходили, взявшись за руки, под транспарантами с портретами Ленина. Проще говоря, между русскими девушками и иностранными мужчинами, особенно чернокожими, вспыхнула невероятной силы страсть. Темные поля и леса рядом с гостиницами на краю города, в которых жили гости, заполнили пары, неистово занимавшиеся сексом. Срочно были организованы специальные летучие моторизованные дружины на грузовиках, снабженные осветительными приборами. Угрюмые дружинники-комсомольцы в одинаковых костюмах устраивали облавы, стараясь застать парочки на месте преступления и задержать провинившихся девушек. Но в зарегламентированной Москве, городе иерархий и одиноких людей, соблазн пообщаться с экзотическими иностранцами был слишком силен, и через девять месяцев после фестиваля здесь возникло то, что иносказательно называли «международный беби-бум».

Не обращая внимания на мрачные предупреждения правительства США, группа из 41 американца после окончания программы осталась в Москве. В их честь играли духовые оркестры, москвичи забрасывали их цветами, а потом они сели на поезд и отправились в трехнедельную поездку по стране, полностью оплаченную коммунистическим правительством. Но никакая пропаганда не могла скрыть того факта, что фестиваль стал для Хрущева настоящей катастрофой. Молодые люди, совокуплявшиеся в кустах, – это было явно не то, что он имел в виду под мирным сосуществованием. Хуже того, многие советские юноши и девушки, как оказалось, увидели в Западе не столько предмет недовольства, сколько позитив и привлекательность. Апатия по отношению к коммунистическим идеалам и циничное отношение к достижениям социализма, характерные для этой молодежи, глубоко потрясли тех советских людей, которые были воспитаны в духе классовой борьбы.

* * *

Хрущев решил продолжать начатую политику, но позволить насмешки над собой он уже не мог. К счастью, Министерство культуры предложило план следующего мероприятия, которое выглядело вполне благопристойно и должно было практически гарантированно создать как у советских граждан, так и у иностранцев впечатление о преимуществе советского строя. Идея, которая, вероятно, возникла в Союзе композиторов СССР, состояла в проведении в Москве Международного музыкального конкурса самого высокого уровня [158] .

158

Последовательность событий неясна, но идея, похоже, возникла на Втором всесоюзном съезде советских композиторов, проходившем с 28 марта по 5 апреля 1957 года. Съезд был отсрочен на год, чтобы среагировать на потрясение, вызванное XX съездом партии и «секретным докладом» Хрущева. За это время руководители Союза композиторов успели полностью изменить курс.

С такими музыкантами, как Эмиль Гилельс, которого с восхищением приветствовали на Западе, классическая музыка стала лучшим доказательством триумфа Советов и того факта, что советская политическая система превосходила все, что было создано в мире раньше. Хрущев не был эстетом – он жаловался на то, что смотрит «Лебединое озеро» так часто, что заболевает от одной мысли о том, что его снова придется смотреть [159] . Но ему и в голову не приходило, что ассигнования на искусство можно сократить [160] . Советские республики поддерживали деятельность 503 стационарных круглогодично действующих театров, 314 училищ искусств, 48 высших учебных заведений и 43 консерваторий, театральных и художественных вузов. Министерство культуры несло ответственность за деятельность 900 000 работников культуры. Многие из них были заняты в знаменитой жесткой системе музыкальной подготовки, которая привлекала детей в возрасте от семи лет в специализированные музыкальные школы. Лучшие из их выпускников могли в дальнейшем еще восемь лет учиться в консерваториях. Эти инкубаторы совершенства были известны тем, что выпускали блестящих пианистов, которые считались непобедимыми. Советские скрипачи были столь же сильны, так что выбор этих двух номинаций для предстоящего конкурса казался совершенно естественным. После «секретного доклада» Хрущева с советских композиторов наконец упали оковы социалистического реализма, и для программы было выбрано множество шедевров как советской, так и русской музыки – в том числе те, которые редко звучали, а может быть, и никогда не звучали за границей. Намеренно это было сделано или нет, но такой подход заметно усложнил жизнь иностранным участникам.

159

Плисецкая Майя. Я, Майя Плисецкая. – М.: Издательство Новости, 1997.

160

Данные взяты из: Taubman Howard. Challenge for U.S. Seen in Soviet Culture // NYT. – 1958. – July 4.

Предложение провести Международный конкурс было направлено в ЦК, где его поддержали не столько из соображений развития культуры, сколько из-за перспектив пропаганды как внутри страны, так и за рубежом. Так или иначе, идея не встретила никаких возражений. Что же касается названия конкурса, то в стране, которая была по-прежнему тесно связана со своим наследием, состязание могло носить только имя Чайковского – как носила его Московская консерватория, где композитор так недолго и неудачно преподавал.

Первый международный конкурс на советской земле был обречен на повсеместное освещение в печати. А катализатор, который помог сделать из конкурса сенсацию, взорвавшую мир, в это время готовился к старту на одной сверхсекретной площадке, расположенной в семи тысячах километров к юго-востоку от Москвы.

6. Красная Луна

В 22 часа 27 минут по московскому времени 4 октября 1957 года в казахстанской пустыне было холодно, тихо и темно.

В 22 часа 28 минут раздался чудовищно громкий свист и глухой рев. Казалось, где-то глубоко под землей заходили тектонические плиты. Вспышки огня, полыхнувшие над ровной степью и песчаными барханами, осветили циклопического монстра высотой сто футов (тридцать с лишним метров), которого поддерживали четыре опоры. Из гигантского котлована, вырытого в песчаном грунте, вырвалось пламя, в воздух поднялось облако дыма. За этим последовала яркая вспышка, после чего рев стал более низким. Теперь он оглушал сильнее, чем тысяча басовых барабанов. Сияние сначала поблекло, а потом

вспыхнуло ослепительно белым цветом – это выходили раскаленные газы. Грохот и барабанная дробь смешивались с адским треском – казалось, ты находишься в центре полыхающего леса. И тут над поверхностью земли появилась ослепительная точка. Казалось, из самого сердца преисподней вылетело и воспарило в ночном небе гигантское чудище, изрыгающее столб огня. Двести восемь тонн русского металла, керосина и жидкого кислорода двинулись в космос.

Похожая на вытянутую луковицу ракета с четырьмя боковыми блоками-ускорителями рванулась ввысь со скоростью около семи с половиной километров в секунду. Через сто шестнадцать секунд после отрыва были сброшены ускорители, образовавшие на высоте около сорока восьми километров гигантский огненный крест. Оставшаяся часть ракеты стала двигаться по изогнутой траектории. Казалось, теперь она уже не так быстро спешила в небо. На четвертой минуте и пятьдесят пятой секунде полета ракета снова вздрогнула: это закончилось жидкое ракетное топливо и выключился двигатель. Произошло это на одну секунду раньше и на восемь километров ниже, чем планировалось, но импульс, приданный ракете, был так силен, что она пролетела еще сто шестьдесят километров в атмосфере и наконец оказалась в черной пустоте открытого космоса.

Двадцать секунд спустя пневмотолкатели отбросили конический носовой обтекатель от отработавшей свое ракеты. Обтекатель раскрылся, выпустив полезную нагрузку – металлический шар размером с надувной мяч для игры на пляже. Отполированный до блеска шар сверкал, как звезда. Заняли свое положение четыре штыревые антенны, и Спутник-1, корпус второй ступени ракеты и обтекатель начали движение по орбите вокруг Земли.

Чуть более пяти минут потребовалось для начала космической эры, и эту эру открыл Советский Союз.

Когда маленький шар приближался к восточному побережью Соединенных Штатов, американцы рассаживались перед телевизорами, чтобы посмотреть премьеру комедийного сериала из жизни обитателей пригорода большого города. Сериал назывался «Предоставьте это Биверу». В новостях главное место занимало сообщение о том, что президент Эйзенхауэр решил направить федеральные войска в Литл-Рок, штат Арканзас, чтобы сопровождать девятерых черных детей, которые пошли в среднюю школу, где до этого учились только белые.

Передачи были прерваны сообщением диктора NBC: «Сообщаем вам главную новость этого века: человечество вырвалось в космос» [161] . После этих слов все зрители, их семьи и соседи высыпали на улицу и стали смотреть в вечернее небо, а астрономы направили на него телескопы. Телеметрический сигнал с 83-килограммового «мячика» был разработан так, чтобы его мог поймать любой человек с коротковолновым приемником. Первой выловила и передала в эфир этот жутковатый сигнал любительская радиостанция Колумбийского университета: «Бип… Бип… Бип…» – эти звуки повторялись снова и снова.

161

The Sputnik Moment, documentary film dir. David Hoffman, 2011, https://www.youtube.com/watch?v=GhJnt3xW2Fc