Подозреваемый (в сокращении)

— Я полагаю, из-за «скорой помощи». Звук сирен приближался.

— Вы видели, как он ушел?

— Нет. Я видел, как он поднял винтовку. Я упал, возможно, отключился. Не знаю.

— Вы слышали, как они уезжают?

— Нет.

Opeo пожал плечами.

— Сирены — это хорошо, но нельзя знать наверняка. Может быть, когда вы упали, он подумал, что вы мертвы. Может, у него патроны кончились. Придет день, и мы его спросим. Важно, что, пока вы не отключились, вы слышали хорошо. В своих показаниях вы говорите, что обсуждали с офицером Андерс, как тихо там было. Что она выключила двигатель машины.

Скотта пронзило чувство вины.

— Да, сэр. Это я виноват. Я попросил ее выключить двигатель.

— Вы что-нибудь услышали?

— Было тихо.

— Что значит тихо? Были какие-нибудь звуки на заднем плане? Голоса из соседнего дома? Лай? Какой-то отдаленный шум?

Интересно, к чему клонит Opeo, подумал Скотт. Ни Мелон, ни Стенглер не расспрашивали его об отдаленных шумах.

— Нет, не было.

— Дверь закрылась? Мотор включился?

— Было тихо. До чего вы хотите докопаться?

Opeo повернулся к схеме места преступления и показал боковую улицу, из которой вынырнул «кенворт». Третий дом от поворота был отмечен синим крестом.

— В ту ночь, когда вас расстреливали, был ограблен этот магазин. Его владелец сказал, что это случилось после восьми, когда он закрылся, но до семи утра. У нас нет оснований думать, что это случилось именно тогда, когда там оказались вы с Андерс, но кто его знает.

Мелон и Стенглер об ограблении не упоминали.

— Мелон никогда меня об этом не спрашивал.

— Мелон об этом еще не знал. Владелец этого магазина — Нельсон Шин. Он торгует сладостями, травами и прочей ерундой из Азии, причем кое-что из его товара запрещено к ввозу в Соединенные Штаты. Его столько раз грабили, что он не трудился подавать заявления, а вместо этого пошел покупать оружие, и полтора месяца назад его имя всплыло в списках Бюро по контролю за алкоголем, табаком и оружием. Когда они его прижали, он заявил, что автомат М-4 ему жизненно необходим, потому что его магазин много раз грабили. И в подтверждение дал им список ограблений с датами. Только в прошлом году шесть раз. И одна из дат — как раз ночь, когда вас расстреливали.

Скотт уставился на крестик, отмечавший магазин. Когда Стефани выключила двигатель, тишину они слушали всего десять-пятнадцать секунд, потом разговаривали. Потом появился «бентли», но так тихо, что он подумал тогда: едет, как будто плывет.

— Я услышал рев двигателя «кенворта», когда он еще не вынырнул из той улицы.

— И все?

— Это новое воспоминание. Я вспомнил, что слышал рев «кенворта», всего две недели назад, — заговорил Скотт. Opeo вопросительно нахмурился, и он продолжал: — В ту ночь за короткое время случилось очень много всего. Я вспомнил вещи значительные, но множество мелочей выпало из памяти. И вот теперь они начинают возвращаться. Врач это объясняет примерно так.

— Ясно.

Скотт колебался, рассказывать ли ему про бакенбарды, но решил все-таки рассказать:

— Я мельком видел водителя машины, на которой они скрылись. В показаниях этого нет, я это вспомнил только что.

Opeo подался вперед.

— Вы его рассмотрели?

— Нет, только мельком увидел его щеку. Он на секунду приподнял маску. У него были седые бакенбарды.

— Сможете выделить его среди шести фотографий?

Шесть фотографий похожих друг на друга людей обычно предлагали свидетелю, чтобы он определил среди них подозреваемого.

— Я видел только бакенбарды.

— Может быть, поработаете с художником?

— Я помню только бакенбарды. Может, вспомню еще что-нибудь, не знаю. Мой врач говорит, что одно воспоминание тянет за собой другое. Какие-то вещи стали возвращаться.

Opeo, казалось, обдумывал это. Лицо его смягчилось.

— Господи, вы прошли через ад. Я так вам сочувствую! Давайте оставаться на связи. И если еще что-нибудь вспомните, звоните.

Скотт кивнул, посмотрел на разложенные бумаги и папки в коробке. Коробка была большая, и папок в ней было больше, чем Скотт ожидал.

— Можно мне почитать дело? Может быть, это поможет мне вспоминать.

Opeo минуту подумал и кивнул.

— Конечно, только не сейчас. И делать это нужно здесь. Но я с удовольствием дам вам с этим ознакомиться. Позвоните через день-два, назначим время.

Opeo встал и, когда Скотт тоже встал вместе с ним, увидел гримасу боли.

— Вы нормально себя чувствуете?

— Это шрамы разрабатываются. Врачи говорят, пройдет не раньше чем через год. — Он всем говорил эту чушь.

Opeo не произнес ни слова, пока они шли по коридору к лифту. Потом взгляд его стал жестким.

— И еще одно. Я не Мелон. Он вас невзлюбил, он думал, что вы от боли с ума сошли и место вам в психушке. Вы, наверное, считали, что он плохой детектив. Оба были неправы. Ребята старались изо всех сил, но бывает так, что надрываешься по полной программе, а ничего не выходит. Но я не отступлю. Я раскрою это дело.

Скотт кивнул.

Opeo улыбнулся и снова стал похож на руководителя скаутов.

У лифта они распрощались.

Глава 3

Главное тренировочное поле взвода К-9 располагалось на восточном берегу реки Лос-Анджелес, в районе, где промышленные здания начинали уступать дорогу мелкому бизнесу, дешевым ресторанчикам и паркам.

Скотт въехал в ворота и оставил машину на стоянке у бежевого здания из шлакоблоков, которое стояло на краю обширного зеленого поля — столь обширного, что на нем можно было играть в футбол, или устраивать барбекю для братства Рыцарей Колумба, или тренировать полицейских собак. Полоса препятствий для собак была устроена ближе к зданию. Поле было обнесено высокой оградой. Когда Скотт выходил из машины, сержант К-9 Мейс Старик обегал поле с немецкой овчаркой, на задней ноге и на спине которой были какие-то странные отметины. Скотт не узнал собаку и подумал, что это собака Стирика. На ближнем участке поля инструктор Кэм Фрэнсис со своей бельгийской овчаркой Тони приближался к инструктору Элу Тиммонсу, который надел на правую руку толстый, подбитый ватой защитный рукав. Тиммонс изображал правонарушителя. Он резко повернулся и побежал. Фрэнсис подождал, пока Тиммонс не отбежит футов на сорок, и отпустил собаку. Тони помчался за Тиммонсом, как гепард за антилопой. Тиммонс развернулся лицом к собаке, размахивая рукой в ватном рукаве. Тони бросился на Тиммонса и вцепился в ватную руку. Обычного человека такой бросок свалил бы с ног, но Тиммонс сотни раз проделывал это упражнение. От удара он завертелся на месте, подняв Тони в воздух. Тони не разжимал зубов и, насколько Скотт понимал, радовался развлечению. Тут Скотт увидел Леланда — тот стоял возле здания, глядя, как полицейские работают со своими собаками.

Доминик Леланд был высокий костистый афроамериканец, который уже тридцать два года служил инструктором К-9, сначала в армии, потом у шерифа округа Лос-Анджелес и, наконец, в Управлении полиции Лос-Анджелеса.

Лысину у него на макушке окружал венчик коротких седых волос, на левой руке не хватало двух пальцев. Пальцы ему откусил бойцовый ротвейлер — за тот день Леланд получил первую медаль за отвагу из семи, которыми был награжден за годы службы. Леланд и его первая собака, немецкая овчарка по кличке Мейси Добкин, были направлены к одному дому искать подозреваемого в убийстве и распространении наркотиков, и там на Мейси Добкин напали два злобных ротвейлера.