Подпольная империя

Он несколько раз колотит по двери кулаком и пинает форменным ботинком. К нему присоединяется Хаблюк и тоже колотит по двери.

— А ну, открывайте быстро, милиция!!!

Сразу видно, человек на своём месте.

Наконец, минут через пять дверь приоткрывается и в щёлочку выглядывает тощая и совершенно пьяная женщина, похожая на Голлума. Жидкие рыжие волосы прилипли ко лбу, а мокрое платье, похожее на ночнушку — к отвисшей обезьяньей груди.

— Да пошёл ты на**й, — выдаёт она вместо приветствия и, икнув, расплывается в идиотской улыбке.

Хаблюк грубо отодвигает её в сторону и, распахивая дверь, вламывается в квартиру.

— Где несовершеннолетний Андрей Терентьев? — рычит он.

— А-а-а-а!!! — неожиданно заходится в визге баба.

Хаблюк в сердцах сплёвывает и устремляется вглубь вертепа. Отрабатывает он свою сотню хорошо, с самоотдачей. Мы с Рыбкиным идём следом. На кухне царит дикий кавардак, грязная посуда с недоеденной едой, бутылки, консервные банки, окурки, смрад, насекомые. Жуть. Людей не оказывается, пьяные крики доносятся из комнаты.

Пока менты идут в гостиную на голоса, я заглядываю в спальню. Вернее, пытаюсь заглянуть, но дверь не поддаётся. Я стучу. Никто не отвечает.

— Андрюха! — кричу, перекрикивая шум. — Ты там?!

Снова стучу, но не получаю ответа. Комната, совершенно однозначно, заперта изнутри.

— Андрей! Это я!

Никакой реакции.

— Забираем ребёнка у тебя! — орёт Хаблюк и буквально тащит упирающегося детину. — Где он? Ты слышишь, что я говорю? Где твой сын?!

— А ты кто такой?! — пьяно тянет тот.

— Фельдмаршал Кутузов, б**дь. Где твой сын, тебя спрашивают.

— Вы пид***сы! — орёт алкаш и замахнувшись, пытается врезать Хаблюку по физиономии, но тот неожиданно быстро уклоняется и сам бьёт ему в нос.

Пьяный начинает голосить и, размахивая ручищами, как лопастями мельничного колеса и переть на Хаблюка. Тут подскакивает Гена и пытается сзади удержать разошедшегося выпивоху. Но из комнаты выбегают гости и собутыльники и обрушивают на него свой пьяный гнев.

На меня, впрочем, тоже. Начинается потасовка. Гвалт и грохот стоит такой, что хоть святых выноси. Жесть. Ну и угораздило же. Но блин, уворачиваясь от алкашни, я всё думаю про запертую изнутри комнату. Какого хрена! Если Андрюха там, то он не мог не слышать, что я его звал, да и вот эту всю симфонию не услышать невозможно.

Ладно, частной собственности у нас нет, а на личную плевать. Выбрав момент я с силой пинаю дверь, пытаясь высадить, выбить замок. И у меня получается. Дверь распахивается и я врываюсь в комнату и… да, вижу Трыню, сидящего на полу и прислонившегося спиной к батарее. В руках он держит книгу.

Увидев меня, он вскакивает и непонимающе смотрит на происходящее, пытаясь осознать, что именно происходит.

— Ты чего не открывал?! — удивляюсь я. — Я же тебе кричал. Спал что ли?

Трыня непонимающе хмурится, глядя на меня. И лишь через пару мгновений его лицо проясняется и на губах появляется улыбка. Он кивает и поспешно вытаскивает что-то из ушей. Собственно, ясно что — беруши.

— Ты как здесь? — спрашивает он, не обращая внимания на боевую фантасмагорию в коридоре. Я это… ну, чтоб не слышать просто…

— А неплохо ты тут устроился, — усмехаюсь я оглядывая его комнату.

Собственно, оглядывать-то и нечего. В комнате на зашарканном деревянном полу стоит раскладушка. Из мебели это всё.

— Ага, — соглашается он. — Необходимое превыше избыточного.

— Точно. Ну пошли, философ. Там батя твой разошёлся.

Хаблюк уже вовсю орудует экспериментальной резиновой дубиной, сея вопли и раскаянье.

— Пид***сы! — надрывает глотку, по всей видимости, отец Трыни.

— Твой? — киваю я в его сторону.

— Ага, — грустно подтверждает Андрюха.

— А эта? — показываю я на женщину-Голлума.

— Нет, что-ты, — машет он головой. — Мою уже схоронили давно. Вот после этого и начался весь этот беспредел.

Понятно. Мы выбираемся из квартиры, отмахиваясь от своры колдырей, тянущих руки, как зомбаки, почуявшие живую плоть. Бр-р-р…

— Спасибо, — нехотя цедит Трыня, бросая сумку на заднее сиденье милицейского бобика.

Боится, что кто-нибудь увидит, как он с «мусорами» разъезжает. Крах репутации и всё такое. Но уж лучше так.

— Смотри, — говорю я, когда мы заходим в подъезд. — Нужно уметь находить общий язык со всеми социальными группами. Даже блатные с ментами дела имеют. По необходимости, ясное дело, но всё же. А ты разве блатной?

— Нет, — фыркает он.

— А хочешь стать?

— Да ну тебя, Егор. Не хочу я ничего.

— Ну, а что же ты так застремался дядю Гену? Он мужик нормальный, между прочим, вместо того, чтобы водочку кушать с пельмешами, поехал тебя выручать от родителя твоего горемычного.

О премии в сто, а то и в двести рублей, которую получил участковый, я не упоминаю, незачем развращать юный ум. За деньги всего не купишь, а вот в моём светлом будущем об этом позабыли, похоже.

— Голодный? — спрашиваю я, когда Радж прекращает радостно облаивать Трыню.

— Есть маленько, — соглашается он.

— Ну ладно, сходи пока с собакой погуляй, а я чего-нибудь соображу.

— А он не убежит от меня? — чуть сомневается Андрюха, но я вижу, что идея ему очень нравится.

— Нет, конечно. Он же умный парень. Зачем бежать? Он без дома никуда.

— А я вот наоборот, — вздыхает Трыня и ведёт Раджу.

— Я уж с ним погуляла, — говорит мама, заходя на кухню и садясь к столу.

— Ну ничего, ещё разик прогуляется.

— Спас Трыню своего?

— Спас, ага. Дядя Гена помог. Мы за ним на уазике милицейском ездили.

Мама вздыхает. Видно, что беспокоит её не столько Трыня, сколько я.

— Мам, — миролюбиво говорю я. — Ну вот ты же сама говоришь, никакого покоя со мной. Ты уже спала бы давно, а я туда-сюда, то Трыня, то командировка, то ещё что-нибудь приключится.

— Ну и как тебя оставить без заботы, если у тебя вечно что-то приключается?

— Ма-ам…

— Вот тебе и «мам». Ох, Егорка, смотри, ты ещё такой глупенький, ребёнок совсем. Доверчивый ты у меня и порядочный. Тебя любой облапошит. Ты мне скажи, ты что невесту нашёл на своей швейке?

— Какую невесту? — искренне удивляюсь я.

— Ну а зачем из дому уйти хочешь?

— Во-первых, я не хочу уходить из дому. Я буду приходить всё время. С Раджой вон гулять. В общагу его не пускают пока, но я договорюсь, ты не волнуйся. А во-вторых, всё равно скоро в армию, в институт, в стройотряд, в командировки. Вам одни волнения же.