Подружка

– А учителя знают об этом? – спросила я.

– Не-а. Их же нет там.

– А родители? Надо рассказать родителям. Ты говорила об этом маме?

– Маме? – Машка пожала плечами. – Такое маме стыдно говорить. Нет уж… Я сама справляюсь. Я большая и сильная. Это пусть слабенькие жалуются.

В последних числах мая нас отпустили на летние каникулы. Наконец-то мы были свободны! У нас с Машкой остались только занятия гимнастикой, а Вовка продолжал ходить на борьбу. Но заниматься мы должны были только до июля. Дальше все тренера уходили в отпуск.

Мы снова начали вместе гулять во дворе, подолгу сидели у Вовки дома. В его квартире, в зале, висела большая картина Брюллова «Последний день Помпеи». В то лето мы часто замирали перед ней, разглядывая все ее подробности. Там был изображен древний город Помпея в то время, когда возле него начал извергаться вулкан Везувий. Лава из этого вулкана затопила город и сожгла его. Люди на картине были еще живы, они в панике спасались бегством, но все они должны были погибнуть.

Мы втроем подолгу валялись в Вовкином зале на полу на ковре и рассматривали эту картину. Мы могли часами смотреть на нее, и каждый раз видели на ней что-то новое. Люди на картине все были удивительно красивыми, они все хотели жить, и надеялись, что им удастся спастись. Каменные стены домов рушились и люди выбегали на улицу. Кто-то был уже ранен и умирал, как например несчастная женщина, лежащая прямо на дороге. Ее ребенок прижимался к ней, ждал от нее помощи, но она не реагировала. Может быть, она была уже мертва. Парализованного старика родственники несли на руках, а он прикрывался от страшного вида вулкана, изрыгающего огонь и лаву. А в правом углу юноша держал в руках обмякшее тело возлюбленной с белым венком на голове. Наверное, у них в тот день была свадьба, они были счастливы, но счастье было отнято у них. Рушились стены каменного дома, и какой-то сильный мужчина как будто старался удержать эти стены руками. Может быть, это был его дом. Две девушки и женщина стояли на коленях и прижимались друг к другу в страхе, а возле них остановился какой-то бородатый мужчина, который по сравнению со всеми остальными людьми на этой картине был более-менее спокоен. Наверное, это потому, что он уже старик и давно готов к смерти.

Часто после разглядывания этой картины я представляла себя на месте этих людей. Что бы делала я, если бы возле моего города начал извергаться вулкан? Я бы постаралась убежать. Со всех ног бросилась бы вон из разрушающегося города, прочь от всей этой людской паники. Вовка говорил, что потоки лавы двигались на город с очень большой скоростью, и потому убежать от этих потоков было невозможно. И мне представлялось, как огромная кипящая масса наползает на меня с огромной скоростью, а я бегу, бегу очень быстро, но она движется еще быстрее и все сжигает на своем пути и вот она уже у моих ног, мои ноги в лаве, они горят. Я ору от боли, падаю в этот поток и в диких воплях заживо сгораю… Неужели так все и было с теми людьми? За что им такое? Такая страшная смерть! Тем, кто умер еще до того, как лава настигла их город, повезло – они не претерпели ужасных мук, сгорая заживо в раскаленной массе.

В четвертом классе в гимназии у нас с подружками началась мода на свадьбы. Галя «поженилась» с Андреем, я с Данилкой, а Даша с Ваней. К свадьбам мы готовились заранее. Делали из бумаги колечки, подготавливали свидетельства о браке, девочки сооружали себе на головах из обрезков тюли фату. Мальчишки с удовольствием участвовали во всем этом. Они были вроде того, как влюблены каждый в свою невесту, и верили, что эти наши свадьбы настоящие и мы теперь точно будем вместе навсегда. Данилка мне так и сказал, что он по-настоящему собирается стать мне мужем. Я была рада этому, потому что он мне очень нравился. Галя тоже была не прочь навсегда объединиться с Андреем, а Даша была рада стать женой Вани.

Первая свадьба была у Гали с Андреем. Правда, она прошла не так, как мы запланировали, а несколько иначе. Мы собирались играть эту свадьбу на улице, однако наш класс в тот день за что-то наказали и оставили в гимназии. Но мы не растерялись и решили сыграть свадьбу прямо в девчачьем туалете. Мы боялись страшной уборщицы – она не пустила бы мальчишек в туалет к девчонкам, но ее в тот день не было на месте, и все прошло очень гладко. Галя с Андреем были жених невеста, Даша держала сзади конец Галиной фаты, Данилке было поручено хранить их бумажные кольца, а я играла роль работницы загса, и спрашивала их, согласны ли они стать друг другу мужем и женой. Они объявили свое согласие, и тогда Данилка преподнес им кольца. Андрей надел кольцо на палец Гали, а Галя надела кольцо на его палец. Я торжественно объявила их мужем и женой и разрешила им поцеловаться. Они неловко как-то там поцеловались, вытерли губы, и мы все кинулись их поздравлять.

– Галь, ты мне дашь свою фату на завтра? – спросила я подругу, когда мы возвращались в класс. – А то завтра мы с Данилкой женимся.

– Ага, возьми! – счастливая Галя сняла с головы воздушную фату и отдала ее мне. Я ее свернула, скрутила и положила в портфель. На душе моей было торжественно, как будто мы и вправду побывали на бракосочетании.

На следующий день вся эта церемония повторилась. На этот раз невестой была я, женихом Данилка, а бракосочетание наше произошло во время прогулки за усыпанными снегом кустами. Даша с Ваней не захотели ждать следующего дня и поженились сразу же после нас.

После свадеб мы потом целый месяц играли в семьи. Приносили небольшие мягкие игрушки из дома – это были как будто наши народившиеся в браке дети. Я принесла пингвина, Галя кошку, а Даша собачку. Но постепенно нам надоело строить из себя заботливых мамаш и папаш, и мы снова начали играть в свои обычные игры.

За Галей иногда приезжал папа. Он был священником. Наша новая учительница с благоговением подставляла ему ладони под благословение, и он благословлял ее. А мне не верилось, что он священник, потому что он приезжал в обычной, а не священнической одежде, и держался он, как обычный, среднестатистический папа. Даже потом, когда я несколько раз видела его во время крестных ходов в рясе и епитрахили, все равно он для меня так и остался просто Галиным папой.

Новая учительница, Зинаида Васильевна оказалось очень строгой. Это была уже четвертая по счету учительница. Несколько отличников из класса при ней перестали быть отличниками и превратились в обычных хорошистов. Она говорила, что лучше поставить планку повыше, чтобы было куда стремиться. Мне же она казалась какой-то грозной и страшной. Я боялась ее. Ушедшая в декрет молоденькая Анна Афанасьевна была доброй и тихой, ее невозможно было бояться, а эта пугала меня своей требовательностью.

Как-то на родительском собрании Зинаида Васильевна пожаловалась маме, что я совсем не работаю на уроках. Сижу и молчу. Она специально не спрашивала меня, ожидая, что я проявлю инициативу. Я же никакой инициативы не проявляла, потому что боялась ее. Но ей нравилось, что я исполнительная, послушная и дисциплинированная.

– Вы хорошо ее воспитали, – не раз она говорила моей маме. – Ей бы еще немного посмелее быть…

Маме все это не понравилось.

– И чего она к тебе прицепилась? Учишься хорошо, послушная, а то, что на уроках руку не тянешь, так это нормально. Многие дети бояться отвечать.

Но все же, несмотря ни на что, и мне и маме поначалу эта учительница нравилась. В классе на уроках у нее было тихо, она умела справляться с детьми. Но однажды, на очередном родительском собрании, она как-то вскользь сказала, что некоторые дети как будто тянут из нее энергию, и у нее потом болит голова.

Маму это насторожило.

– А моя Надя ничего не тянет из вас? – спросила она после собрания.

– Нет, что вы? – удивилась Зинаида Васильевна. – Надя нейтральный ребенок. Но есть тут отдельные личности, после которых буквально заболеваешь.

А однажды, это было уже в конце зимы, Зинаида Васильевна позвонила маме и попросила приехать убраться в классе. Мама объяснила, что ей сделали вчера операцию, и она никак не может приехать. Зинаида Васильевна обиделась. Она не поверила маме. Свою обиду она выместила на мне, поставив мне двойку по одному из предметов. Я, когда открыла тетрадь и увидела двойку, то очень удивилась. Эту двойку я явно не заслужила. Не понимая ничего, я очень расстроилась, но старалась никому не показывать своего горя. И только когда автобус после полутора часов стояния в пробках, высадил меня на моей остановке, я, по дороге домой, немного всплакнула. Мама, увидевшая меня в окно, сразу поняла, что со мной что-то не так.