Подснежник

— Очень хорошая фраза.

— Нет в ней нарочитости?

— Совершенно никакой.

— Тогда слушай дальше. Учение Маркса и Энгельса — это голова современного революционного движения, а пролетариат — его сердце. Но само собой разумеется, что развитие научного социализма еще не закончено и так же мало может остановиться на трудах Энгельса и Маркса, как теория происхождения видов могла считаться окончательно выработанной с выходом в свет главных положений английского биолога. За установлением основных положений нового учения Маркса и Энгельса должна последовать детальная разработка многих относящихся к нему вопросов, разработка, дополняющая и завершающая переворот, совершенный в науке авторами «Коммунистического манифеста».

— Жорж, а теперь я должен сказать, что все твои формулировки полностью совпадают с моими мыслями по этому поводу.

— Спасибо, Павел, огромное тебе спасибо за эти слова. Ты очень помог мне сегодня.

4

Итак, научный социализм предполагает материалистическое понимание истории, то есть он объясняет духовную историю человечества развитием его общественных отношений. Главной же причиной того или иного склада общественных отношений, того или иного направления их развития является состояние производительных сил и соответствующая им экономическая структура общества. Как говорит Маркс, в своей общественной жизни люди наталкиваются на известные, необходимые, не зависящие от их воли отношения производства, соответствующие той или иной ступени развития производительных сил. Вся совокупность этих отношений производства составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют известные формы общественного сознания. Соответствующий материальной жизни способ производства обусловливает собой процессы социальной, политической и духовной жизни вообще. Не понятия определяют общественную жизнь людей, а, наоборот, их общественная жизнь обусловливает собою их понятия. Правовые отношения, равно как и формы государственной жизни, не могут быть объяснены ни сами собою, ни так называемым общим развитием человеческого духа, а коренятся в материальных условиях жизни. Следовательно, анатомию гражданского общества нужно искать в его экономике. И, таким образом, на известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в столкновение с существующими имущественными отношениями. Из форм, способствующих развитию производительных сил, эти имущественные отношении делаются их тормозами. И вот тогда-то и наступает эпоха социальной революции, утверждает Маркс. С изменением экономического основания изменяется более или менее быстро вся возвышающаяся на нем огромная надстройка. Ни одна общественная формация не исчезает раньше, чем разовьются все производительные силы, которым она предоставляет достаточно простора. И тогда получается, что все новые высшие отношения производства никогда не занимают места старых раньше, чем вырабатываются в недрах старого общества материальные условия их существования. Поэтому можно сказать, что человечество всегда ставит себе только исполнимые задачи, ибо при внимательном рассмотрении всегда оказывается, что самая задача появляется лишь там, где материальные условия ее решения уже существуют или находятся в процессе своего возникновения.

Поэтому учение Маркса и Энгельса представляет собою настоящую «алгебру» революции, как сказал когда-то Герцен о философии Гегеля. Поэтому Маркс и Энгельс сочувствуют всякому революционному движению против существующих общественных и политических отношений. Именно поэтому же они с горячим сочувствием отнеслись к русскому революционному движению, сделавшему Россию, по их словам, передовым отрядом европейской революции.

Но, несмотря на всю ясность и недвусмысленность взглядов Маркса, многие русские революционеры говорили и продолжают говорить, что теория научного социализма выросла на почве западных экономических отношений и поэтому-де к России неприменима. Но ведь история западноевропейских экономических отношений положена Марксом лишь в основу истории капиталистического производства. Общие же философско-исторические взгляды Маркса имеют такое же отношение к современной Западной Европе, как и к Греции, и Риму, и Египту, и Индии. Они объемлют всю культурную историю человечества. Следовательно, они вполне могут быть применимы и к России — к ее прошлому, настоящему и, что самое главное, к ее будущему. Автор «Капитала» не исключает из своего поля зрения экономических особенностей той или иной страны — он ищет только в этих особенностях объяснение всех ее общественно-политических и умственных движений. (Наиболее характерный пример — решительное предсказание Марксом и Энгельсом судеб и значения русской общины, сделанное в предисловии к переводу «Манифеста».) И поэтому едва ли хоть один человек, понимающий значение международных отношений в экономической жизни современных цивилизованных обществ, будет отрицать тот факт, что развитие русской общины в высшую коммунистическую форму тесно связано с судьбою рабочего движения на Западе.

5

— Разрешите?

— Заходите, Василий Николаевич, очень рад вас видеть.

— И я очень рад вас видеть, Георгий Валентинович.

— Давненько мы с вами не виделись, давненько.

— Болезнь совсем меня замучила, Георгий Валентинович. Легкие — ни к черту. Десять ступенек подъема, и уже задыхаюсь.

— Необходимо лечиться, Василий Николаевич, серьезно лечиться.

— Стараюсь, Георгий Валентинович, но ведь времени совершенно нету.

— Время нужно найти, потом будет поздно.

— Все правильно, но только не приучены мы, русские, за собой следить. Да и когда — аресты, тюрьмы…

— И это верно.

— Георгий Валентинович, я зашел поговорить относительно типографских дел. Вы, конечно, знаете, что деньги, которые мой брат, сестра и я получили после смерти нашего отца, в значительной степени уже истрачены для нужд движения. Но некоторые суммы еще остались. На мой взгляд, их нужно использовать наиболее рационально. Один из местных эмигрантов, некто Трусов, продает печатный станок и шрифт. Я уже почти договорился с ним о покупке. Цена недорогая. Думаю, нужно брать.

— Василий Николаевич, я в таких делах не специалист. К сожалению, абсолютно лишен практической жилки. Теория заела.

— Тогда я оформлю эту сделку на свой страх и риск. Станок, безусловно, пригодится. Да и шрифт не помешает. Тем более, насколько я понимаю, разрыв с народовольцами не за горами. Лев Григорьевич Дейч рассказывал мне, что с «Вестником „Народной воли“» у вас дело не ладится.

— Да, все идет к этому. Собственно говоря, стать одним из редакторов «Вестника» я согласился в какой-то степени из-за личных симпатий к Лаврову и Кравчинскому, когда узнал, что они тоже будут редакторами. Кроме того, была сильная надежда при помощи нового журнала склонить остатки «Народной воли» к марксизму или хотя бы приобрести в их среде как можно больше наших сторонников. Но Кравчинский, как вы, очевидно, знаете, уехал, а на его месте оказался Тихомиров — пренеприятнейшая личность, должен вам сказать… Интересно, какого вы о нем мнения, Василий Николаевич?

— Меня всегда удивляла, Георгий Валентинович, та популярность, которой Тихомиров пользуется в революционной среде.

— Когда мы обсуждали мою рецензию на книгу Аристова о профессоре Щапове, которую я специально написал для «Вестника» и которая заканчивалась утверждением, что революционной России предстоит пережить социал-демократический период, Тихомиров все время зевал. Причем зевота его не только превышала все рамки приличия, принятые в интеллигентном обществе, но и была, так сказать, прямым фигуральным выражением его отношения к предмету обсуждения и главным образом к моему заключительному утверждению. А когда я сказал, что готов сделать из «Капитала» прокрустово ложе для всех сотрудников редакции «Вестника „Народной воли“», Тихомиров откровенно рассмеялся. Дальше идти уже некуда.

— Вера Ивановна Засулич рассказывала мне о каком-то смешном случае, связанном с Тихомировым и немецкими социал-демократами.

— Ну это был изумительный перл! Мы с Верой Ивановной посоветовали Тихомирову, как одному из членов Исполнительного Комитета «Народной воли» и его представителю за границей, познакомиться и сблизиться с руководителями немецкой социал-демократии, считая, что такое знакомство пойдет на пользу «Народной воле» в смысле приобщения ее к марксизму. И знаете, что ответил нам Тихомиров? Что с «немцами» он сближаться не намерен. Немец, мол, он и есть «немец». У них-де в партии слишком много народу, несколько сот тысяч человек, и среди них, мол, наверняка много негодных, ненадежных людей. Следовательно, ни в какие деловые отношения с немецкой социал-демократией вступать невозможно. Вот если бы они, «немцы», согласились распустить всю свою партию и взамен набрали несколько сотен боевых, решительных, на все готовых людей, в стиле «Народной воли», тогда он, Тихомиров, еще подумал бы. Каково, а? И смешно, и, главным образом, грустно.

— Тихомиров относится к немецким социал-демократам как охотнорядец к соседу — купцу с немецкой фамилией. А ведь именно они, «немцы», дали мировому революционному движению Маркса, Энгельса, Либкнехта, Бебеля!.. Я сейчас уже полностью считаю себя марксистом, но даже тогда, когда я начинал с «Земли и воли», всякий шовинизм был мне органически чужд и я всегда чувствовал себя интернационалистом. Поведение Тихомирова и смешно, и грустно, и просто противно!

— Вот именно, Василий Николаевич, вот именно! Мне, знаете ли, все эти тихомировские зевки и почесывания при малейшем упоминании о марксизме так надоели, что я в конце концов взял да и забрал свою рецензию о Щапове из редакции «Вестника „Народной воли“».

6

— Господин Дейч, руки вверх!

— Жорж, что за шутки!

— Никаких шуток, господин Дейч. Вы разыскиваетесь русской тайной полицией. Это ведь вы в преступном сговоре с известными бунтовщиками Стефановичем и Бохановским, используя подложную царскую грамоту, устроили беспорядки среди крестьян Чигиринского уезда?

— Жорж, перестаньте дурачиться!

— А будучи арестованным и справедливо посаженным в киевскую тюрьму, совершили дерзкий побег из этого неприступного государственного острога?

— Жорж, что с вами сегодня?

— У меня родилась дочь!

— В самом деле? Так это же прекрасно! Поздравляю, Жорж, от души поздравляю со второй дочкой!

— Спасибо, спасибо, спасибо!

— Как себя чувствует Роза?

— Вроде бы хорошо, но ведь женщины — это же загадка и тайна, особенно для нас, мужчин, и особенно в такое время. Там сейчас около нее Вера, а меня, счастливого отца, видите ли, прогнали, чтобы я не мешал своей бестолковой суетливостью. И я отправился шутить, петь, бегать, смеяться и радоваться прибавлению своего семейства, которое, откровенно говоря, кормить совершенно нечем, но не беда. Где наша не пропадала!.. Кстати, не хотите ли выпить по случаю рождения еще одной госпожи Плехановой? Достанем у кого-нибудь несколько франков и налижемся от души назло всем нашим врагам, как в былые студенческие времена.