Подвенечный саван

Она смотрела на него широко распахнутыми несчастными глазами, губы дрожали.

– Уже знаешь? – догадался он и кивнул на Машину дверь.

– Да. – Она всхлипнула. – Отец только что позвонил. Сказал, что заедет.

– Потом, все потом. Я в больницу. – Лавров зачем-то сунул ей ключи от двери, хотя у нее был запасной комплект. – Жди меня дома, поняла?

– Ага. – Лера начала отпирать дверь, сумку и пакет с хлебом она стиснула коленками.

– Никуда чтобы не выходила! И никого, кроме отца, в дом чтобы не впускала! Поняла?! – Его голос скрипел кашлем. Но сил глубоко вдохнуть и прокашляться не было. – Чтобы дома и никуда!

– Поняла. – Она опасливо покосилась на его сбитые кулаки, которые Лавров с силой сжимал. – Ты недолго?

– Не знаю…

И он умчался прочь.

Помощница Алена дождалась его в больничном коридоре перед дверями палаты, где лежала Маша. Родителей ее видно не было.

– Это со мной вы разговаривали, – оповестила она деловито и сунула ему узкую ладошку. – Я – Алена.

Он слегка коснулся ее прохладных пальцев и что-то буркнул в ответ. Даже сам не понял, что.

– Как она?

Лавров подошел к стеклянной перегородке палаты. Машино лицо едва виднелось сквозь бинты. Куча трубок, отходящих от ее тела, полдюжины моргающих и пищащих аппаратов. Тело было накрыто простыней, но под ней Маша была какой-то странно большой, громоздкой. Саня закусил губу, которая вдруг затряслась противно и мелко.

– Это гипс, – кивнула Алена, заметив его взгляд, мятущийся по Машиной фигуре. – Много гипса.

– Как она? – повторил он вопрос и отвернулся, смотреть было больно.

– Врачи не делают никаких прогнозов. Все решит время и… и деньги. Родители сейчас говорят с врачами. Володя тоже поехал решать денежный вопрос.

– С кем?

– Что – с кем? – не поняла Алена, наморщив прехорошенький лобик.

– С кем Володя решает денежный вопрос?!

– Ой, я не знаю. Вам лучше с ним об этом поговорить. Хотя… Хотя он сейчас, по-моему, вообще говорить не может.

– А что же он может?! – скрипнул зубами Лавров и отошел от палаты, писк приборов сводил его с ума. – Доводить своих девушек до суицида? Где? Где эта сволочь? Мне очень нужно с ним поговорить!

– Ой, вот это вы зря, – укорила его Алена.

И с неожиданной силой, обнаружившейся в ее хрупком теле, поволокла Саню прочь из больничного коридора, из больницы, на улицу. Там она приперла его к кирпичной стенке, ткнула пальчиком в куртку на груди и прошипела:

– Не смейте, слышите! Не смейте его обвинять ни в чем! Он по-настоящему любит ее! И когда она совершила это с собой, Володя сидел на месте в кабинете! Это видела я и еще три человека.

– Может, он заранее постарался?

Саня часто моргал, пытаясь разобрать в темноте улицы очертания деревьев, больничных скамеек, маленького фонтана, мимо которого бежал, когда приехал. Ничего не видел, ничего, глаза заволакивало влагой, она струилась по лицу, капала на воротник, и он не мог с этим ничего поделать.

– Он не мог заранее постараться, о чем вы?! – возмутился кто-то рядом с ним.

Ах да! Машина помощница! Деловитая Алена, взявшая на себя роль адвоката Филиченкова Владимира.

– Может, он с утра ее уже достал или с вечера? Может, это он довел ее до самоубийства и…

– Не мелите чепухи, Александр! – воскликнула Алена и неожиданно ударила ему кулачком в грудь. – Они с утра приехали счастливые до противного! Маша потом сидела, ничего не делая! В окно смотрела, на Володю, все улыбалась ему и воздушные поцелуи посылала, будто мы ничего не видели!

– А вы видели?

Саня вытер глаза, внимательнее присмотрелся к девушке. А она ведь завидует Маше! Точно завидует! И месту ее начальницы, и жениху красивому. И может, даже радуется, что так все вышло. Теперь-то она…

Нет! Остановись, скомандовал он себе. Не надо всех сволочить теперь.

– Не слепые же! – досадливо поморщилась Алена, потерла щеки ладошками. – Их чувства были очень, очень неприкрытыми и… искренними. И, да, да! Я завидовала ей немного. Потому что Володя мне очень нравится. Да он всем нравится! Он… Он хороший!

– Понятно. Володя хороший, а Маша вдруг взяла и с чего-то из окна сиганула. Что могло произойти?! Что?!

– Она получила пакет с курьерской доставкой, – вдруг сказала девушка. – Ее вызвали на первый этаж. Охранник не пропустил курьера наверх. Она ушла и… и больше не вернулась. Володя начал нервничать, будто что-то чувствовал.

Или знал заранее, вдруг подумал Лавров.

– Он начал обзванивать отделы, потому что она задерживалась. Потом куда-то ушел и… дальше все, как в тумане. Не смейте его обвинять. Он очень страдает, – попросила она жалобным голосом. – Мы все переживаем. И я тоже. И не думайте, что я рада, потому что теперь займу Машино место. Это еще не факт…

Нехорошая девочка, вдруг подумал Саня. Если в такой отчаянный момент способна думать о повышении, которое может сорваться, то она очень нехорошая девочка. И ее словам в защиту необыкновенного Володи тоже не очень-то надо верить.

– И где он, ваш страдалец, теперь? Почему не рядом со своей девушкой?

– Я не знаю, – пожала Алена узкими плечиками. – Должно быть, дома.

– А где его дом?

Алена вдруг без запинки назвала его адрес. И Лавров неожиданно вспомнил. Когда проводились обыски после задержания Игната, проводились они и по тому адресу. И он там был, в той огромной квартире, и переворачивал все вверх дном. Нарочно крушил порядок вокруг себя, нарочно! Потому что к тому моменту его друга и напарника Виталика Сухарева уже не было в живых.

– Он там один живет? – спросил он на всякий случай.

Откуда ей было знать? Но Алена снова удивила, сказав, что по тому адресу с Володей еще прописаны его мать и сестра. Но сестра, по слухам, живет со своим парнем, а мать вроде тоже не часто там появляется. У нее роман!

– Откуда вы все это знаете, Алена?

Лавров вышел на свет, бьющий из больничных окон, оторвав спину от стены. Внимательно осмотрел хрупкую девушку в норковой шубке с деловыми манерами и чрезвычайно трезвым умом.

– Справки нарочно наводили или как?

– Или как, – призналась она со вздохом. – У меня в том доме подруга живет. Я ее попросила навести справки. Кстати… А Маша знала, что отца Володи осудили на пожизненное за страшные преступления?

И снова Лавров изумился.

– Не знаю, – соврал он, кивнул ей и пошел к машине, на ходу простившись.

Как ехал через весь город, продираясь сквозь вечерние пробки к элитному дому, где теперь проживало семейство Филиченковых, даже не помнил. Перед глазами стояло Машино лицо, едва проглядывающее из бинтов. Крохотная пипка носа, вздувшиеся синие губы, запавшие глаза, прикрытые опухшими веками.