Подвеска Кончиты

– А именно?

– Извольте. Я рассказал, что в три часа ночи, когда меня особенно одолел приступ, пардон, диареи, дверь туалета оказалась запертой. Обращаю ваше внимание на то, что поезд в это время находился всего лишь на полпути до ближайшей станции. Кажется, это была Тюмень. – Кринберг сочувствующе посмотрел на Ивана Даниловича. – Проклиная весь белый свет, я набрался терпения, но человек, который заперся изнутри, тоже ждал, пока я удалюсь восвояси. Что я в конце концов и сделал, не преминув, к слову сказать, полюбопытствовать, кто же там был.

– Ну?

– Вы у меня спрашиваете?

– Простите, – Казачков уткнулся в окно.

– Конечно, я мог бы не говорить, что слышал, как за дверью громыхала жестяная крышка. Похоже, некто пытался протолкнуть в отверстие какой-то предмет.

Иван Данилович с надеждой посмотрел на своего мучителя.

– Но я рассказал все, – с удовольствием подытожил тот.

– Меня от него тошнит, – прошептал Казачков.

Судя по взгляду, устремленному на дверь шестого купе, речь шла о Ломашкевиче.

– На войне как на войне… А вы, я вижу, Иван Данилыч, не любите неприятностей.

– Я нормальный человек и хочу жить спокойно, – раздраженно ответил Казачков. – Унизительно доказывать какому-то мальчишке, что ты непричастен к двойному убийству!

– Ты доказываешь, а внутри рождается странное ощущение, похожее на недоверие себе самому: «А так ли уж я невиновен?»

Казачкова будто подкинуло:

– О чем вы?! Бред какой-то несете!

– Да ну вас! Не сердитесь, голубчик, это я так, пошутил. – Кринберг энергично потер руки. – Люблю быть в гуще событий, в эти моменты особенно остро чувствуешь течение жизни. Обожаю всякие неприятности!

– Вы сумасшедший!

– В точку! – Кринберг понизил голос и наклонился к Казачкову. – На вас никогда не покушались?

– Что вы имеете в виду? – Иван Данилович застыл.

Кринберг поморщился и проговорил пакостным голосом:

– «Что имею, то и введу…» – так обычно отвечают на этот вопрос. Но я не о том. Вас никогда не хотели убить?

Казачков побледнел:

– Подите прочь! Дьявол… – он забежал в купе и со стуком закрыл дверь.

Кринберг тотчас переключился на Дайнеку. Остановив на ней гипнотический взгляд, озорно подмигнул.

Дайнека отвернулась, но тут же встретилась глазами с черноволосой красавицей. Та вздрогнула, нервно запахнула шаль и припала к оконному стеклу, устремив невидящий взгляд в беспросветную темноту. Ее черные волосы были красиво забраны вверх и перевязаны золотистым шнурком.

В коридор вышли еще двое, кого Дайнека ни разу не видела, но догадалась – это люди из штаба Турусова. Он – невысокий мрачный мужчина с тяжелой нижней челюстью. На вид ему было около сорока. Она – до срока увядшая сухощавая блондинка лет тридцати восьми. В их позах чувствовалось осознание собственной неуместности. Они и дальше бы оставались в купе, но чрезвычайные обстоятельства вынудили их покинуть это убежище.

Женщина отделилась от своего спутника и проскользнула в дверь четвертого купе. Дайнека последовала за ней.

– Хорошо, что пришла, – увидев ее, воскликнула Ирина. – Знакомься: Рита Марцевич, политтехнолог из предвыборного штаба Турусова.

– Людмила.

– Очень приятно. Ирина сказала, что вы будете работать у нас.

– Если можно… – вежливо отозвалась Дайнека.

Рита достала сигареты. Не спрашивая разрешения, Ирина тут же вытянула из пачки одну. По очереди, склонившись над зажигалкой, обе женщины закурили.

– Вы не курите? – затягиваясь, спросила Марцевич.

– Не курит… – ответила Ирина. – Расскажи-ка лучше, о чем тебя спрашивал следователь и что рассказывал.

– Все как обычно: где были, что делали.

– А ты что?

– Спали.

– И все?

– А что еще, если действительно спали?

– Твой Эдик только на это и годен.

В дверь постучали.

– Легок на помине…

– Можно? – в проеме показалось бульдожье лицо Эдуарда Марцевича.

– Давай.

– О чем вы тут? – присаживаясь рядом с женой, мрачно спросил он.

– Не твое собачье дело, – миролюбиво проговорила Ирина.

– Ирка, ну что я тебе сделал?

– Ничего, – улыбнулась она. – Это я так, для профилактики.

– Понимаю, женская солидарность…

– Знакомься: Людмила Дайнека.

– Очень приятно, – пожимая руку, он привстал. – Эдик.

Ирина сидела, привычно поджав под себя ноги. Продолжая курить, какое-то время провожала взглядом мелькавшие за окошком столбы.

– А вы, Людмила? – спросила Рита Марцевич. – Вы что-нибудь знаете?

– Нет! – выпалила Ирина и взглядом дала Дайнеке понять, что рот нужно держать на замке.

– Рита, ты здесь останешься? – осторожно поинтересовался Эдик.

– Куда собрался? – лицо жены сделалось каменным.

– Меня пригласили в девятое купе, посидеть.

– Кто? – оторопела Ирина.

– Мединцев Николай Сергеич, заместитель Жукова.

– Нужно идти! – воскликнула она.

– Ну, так я пошел?

– Иди! И постарайся что-нибудь выведать!

– Да сам не болтай лишнего! – сварливо добавила Рита и, дождавшись, пока за мужем закроется дверь, добавила: – Штирлиц хренов.

– Думаешь, что-нибудь разузнает?

– Вряд ли. Но точно нажрется.

Ирина посмотрела на нее сочувственно:

– Когда начал пить?

– Через полгода после того, как зашился. Теперь, я думаю, пусть лучше пьет.

– Да брось ты…

– Пока не пил, я так с ним намаялась… – Рита махнула рукой и отвернулась. – Вспоминать не хочу.

– Изменял?

– Если бы! Всю душу вымотал. Таким занудой сделался! Деньги начал копить.

– Эдик?!

– Терпела и благодарила Бога, что у нас нет детей. Врагу такого не пожелаешь! Пусть лучше пьет… – Рита горько вздохнула и поднялась. – Пойду к себе, хочу раньше лечь, завтра утром уже Красноярск.

Попрощавшись, она вышла за дверь. Поезд остановился на маленькой станции. На перроне Дайнека заметила какое-то замешательство. Представительный мужчина в шляпе ползал в ногах у прохожих, собирая рассыпавшийся картофель. Рядом валялся раскрывшийся чемодан.

– Сразу видно – интеллигент в садоводы подался! – усмехнулась Ирина.

Поезд тронулся. Спать не хотелось. Вдруг Дайнека вздрогнула:

– Слушай, а их вынесли из вагона? – она отодвинулась от колышущейся стены.

– Наверняка. В вагоне жарко, едва ли они еще здесь.