Подвеска Кончиты

– А Эдик?

– Исчез.

– Вы думаете, это он? – Ирина прикрыла глаза руками.

– Иначе зачем сбежал? – спросил Ломашкевич.

– Эдик – слабый человек, он не способен убить. Просто он пил.

– Ну, это, как говорила моя учительница, звенья одной цепи…

– Вы не понимаете… – Ирина отчаянно искала слова.

– Так объясните! – следователь был готов ее выслушать.

– Убить Маргариту для него все равно что убить мать. Вы не представляете, сколько она для него сделала: спасала, лечила от алкоголизма. Детей у них не было, он был ее ребенком.

Тут вмешалась Дайнека:

– Если, по-вашему, он убил Маргариту, значит, и тех двоих – тоже он?

– Я так не сказал.

– И без того ясно и очень логично! – уверенно сказала она. – Трудно поверить, что в одном вагоне происходит несколько не связанных между собой убийств, – в ее голосе мелькнула ирония.

– Послушайте, я хочу знать ответы всего лишь на два вопроса: кто и почему, – устало заметил следователь.

– Тогда почему не отреагировали на то, что я рассказала вчера?

– То есть?

– Помните, я говорила вам, что Казачков хотел что-то выбросить в окно? Может, это был пистолет?

Ломашкевич недоуменно вгляделся в ее лицо.

– Я не утверждаю, что Казачков застрелил охранников, но ведь он может знать, кто это сделал, – ее мысль стремительно набирала скорость. – Именно потому, что к моменту убийства Маргариты Марцевич пистолет был уже выброшен, ее задушили, а не застрелили, как тех двоих.

– С чего вы решили, что охранников застрелили из пистолета? – оправившись от удивления, спросил Ломашкевич.

– Догадалась, – бойко отреагировала Дайнека. – Все очень просто: их застрелили в восемь часов вечера, когда поезд стоял на подъезде к Перми. Мимо проезжал товарняк, и стоял невообразимый грохот. Вот почему никто не услышал.

Ирина и следователь потрясенно переглянулись, а Дайнека продолжала:

– Охранников убили, а сумку с деньгами через открытое окно передали Черному Монаху.

– Про деньги вы тоже знаете? – Ломашкевич машинально раскрыл свой блокнот.

– Знаю, – скромно потупилась Дайнека. – Версия, что их убили именно в восемь, подтверждается тем, что после восьми часов вечера из-за стены уже не было слышно кашля. Об этом я тоже вам говорила. Дальше все еще проще. Преступник убил Маргариту, потому что она была свидетелем (наверное, что-то видела или о чем-то догадывалась), но поскольку пистолет на тот момент был выброшен, повторюсь – он ее задушил. Она была такая худенькая и слабая… – у Дайнеки неожиданно задергался подбородок, и она разревелась.

– Да-а-а… – следователь покачал головой и достал пачку сигарет. – Вам, Людмила, книги писать нужно. Думаю, войдете в тройку лучших детективщиков страны, – Ломашкевич на минуту задумался и, наконец решившись, заговорил:

– Дело в том, что не было никакого пистолета.

– Тогда как же? – пробормотала Дайнека.

– Охранников тоже задушили удавкой.

– Какой ужас! – хором воскликнули девушки, словно смерть от удавки была страшнее любой другой.

– Похоже, все три убийства совершил один и тот же человек, – следователь остановил свой взгляд на Дайнеке. – Охранников убили не в восемь, как вы предполагаете, а после двенадцати ночи.

– Не может быть, – попыталась возразить Дайнека.

– И тем не менее. По крайней мере, об этом говорит предварительное медицинское заключение. Правда, у одного из охранников почему-то раздроблена кисть правой руки, что странно. И случилось это, когда он был еще жив. Есть у меня кое-какие предположения. Знаете, что самое непонятное? В момент убийства охранники не оказали никакого сопротивления. Даже не думали применить табельное оружие, как будто сидели и ждали, пока их убьют, – внезапно умолкнув, Ломашкевич резко поднялся и открыл дверь, но Ирина остановила его:

– Прежде чем вы уйдете, хочу вам сказать…

– Что еще?

– Эдик не мог!

– Разберемся.

Ирина зарыдала так, что следователь растерянно остановился в дверях.

– Разберемся, – повторил он и вышел.

Не переставая рыдать, Ирина кивнула. Дайнека обняла ее, и они уселись на сиденье, тесно прижавшись друг к другу.

Шаги за дверью были поразительно гулкими и тяжелыми. Хлопали двери, кто-то говорил по телефону. Сквозь пыльное стекло проступал Красноярский вокзал на фоне серого неба.

Дайнека прижала Ирину к себе:

– Все будет хорошо…

Проверка документов и осмотр вещей не отняли много времени. Вручив повестки, пассажиров злополучного вагона отпустили.

Дайнека стояла на перроне рядом с Ириной.

– Ирина Ивановна, опаздываем! – в который раз торопил водитель студийной машины. – Запись в два, и так уже задержались. Ирина Ивановна…

– Вот, держи, здесь записаны все мои телефоны. Как только устроишься, сразу звони.

В последний раз обнявшись, недавние попутчицы распростились.

Дайнека осталась одна.

Глава 12 Москва, наши дни

Генеральный директор «Евросибирского холдинга» Добрынин захлопнул папку с только что подписанным контрактом.

– Осталось выпить по рюмочке и пожать друг другу руки.

Переговариваясь, представители обеих фирм направились к бару, расположенному в дальнем углу кабинета.

Вячеслав Алексеевич Дайнека отстал, рассчитывая втихаря улизнуть.

– Ты куда?

– Прости, Борис Ефимыч. Не спал всю ночь. Хотел пораньше уехать домой.

Называть генерального по имени-отчеству вошло в привычку, несмотря на то что они были друзьями со времен студенчества.

– Что-то случилось? – встревожился Добрынин.

– Пока ничего. Но на сердце неспокойно.

Борис Ефимович многозначительно постучал пальцем по левой стороне груди:

– Беречь его надо. Мы с тобой уже в таком возрасте…

– Борис Ефимыч, ждем!

– Иду! – похлопав зама по плечу, Добрынин присоединился к компании, а Вячеслав Алексеевич удалился.

Секретарша провожала шефа озабоченным взглядом, пока он не пересек просторную приемную и не скрылся за дверью своего кабинета. Спустя минуту спросила по переговорному устройству:

– Вячеслав Алексеевич, вам ничего не нужно?

– Принеси, пожалуйста, кофе. Или нет, лучше чаю.

Перебирая документы, он решал, какие из них взять домой, чтобы там поработать. Не определившись, положил в портфель всю пачку и включил переговорное устройство, намереваясь отменить свою просьбу.

Однако секретарша уже зашла в кабинет.