Подвиг Искариота
Шрифт:
«Видите ли, мне сказали, что вы…»
Баба на самоваре вмешалась в разговор: «Чего время-то тянете?»
Студент растерянно спросил:
«Что она говорит?»
«Она желает вам приятного аппетита. Прошу вас», – я показала на блюдо с коржиками.
«А то всё разговоры да разговоры. Когда ж за дело-то приметесь?»
«Это что, – спросил студент, – у русских так принято?»
«Что принято?»
«Чтобы кукла желала приятного аппетита?»
«Это старинный обычай. В России, знаете ли, гостеприимство – закон. Можно предложить вам рюмочку коньяку?»
Молодой человек
«Дают – бери!» – изрекла баба на чайнике.
«Знаете… пожалуй, не откажусь», – пролепетал он.
«Давайте выпьем за вас, за ваши будущие успехи, за то, чтобы вы стали знаменитым режиссёром. И чтобы вам никогда не приходилось заниматься работой, которая вам не по душе».
«Но я… очень рад нашему знакомству».
Мы подняли рюмки, я снова налила ему и себе.
«Эй ты, не слишком-то его спаивай!»
«Тебе-то какое дело», – буркнула я, не глядя на бабу.
«А то он неспособный будет».
«Заткнись, тебя не спрашивают».
«Можно спросить, о чём это вы спорите?»
«Она считает, что я вас плохо принимаю…»
«О, – сказал студент. – Можете её заверить, что я… я просто не ожидал, что мне будет так приятно в вашем доме. Я не знал, что куклы могут разговаривать… И вообще сомневался, стоит ли мне соглашаться… Ведь я даже никогда вас не видел. Вы, наверно, думаете, что я принадлежу к вашим фанам… или как там это называется… уверяю вас: ничего подобного…»
«Тем лучше, – сказала я, разливая волшебный напиток, – но, знаете ли, от нас ожидают большего».
«Большего? Что вы имеете в виду?»
Я слегка откинулась в кресле, взглянула на моего собеседника, потом на третьего присутствующего, который внимательно прислушивался к нашему разговору: на камеру.
«Собственно, и я не получила никаких конкретных, скажем так, рекомендаций. Вас тоже ни о чём не предупредили, и вообще предоставили нам обоим свободу действий для того, чтобы… чтобы всё выглядело как на самом деле. Мне кажется, для нас с вами намечена, если можно так выразиться, специальная программа».
Он как-то кисло усмехнулся, наступила пауза.
«Программа…» – проговорил он.
«Да. В конце концов всю жизнь можно превратить в программу».
Теперь я знала наверняка: камеры включены. Идёт трансляция. И тысячи, многие тысячи глаз следят за каждым нашим движением, ловят каждое слово и каждый взгляд, ждут, изнемогают от нетерпения. Как будто то, что должно произойти на экране, произойдёт с ними самими.
«Мне кажется, это какой-то особенный коньяк», – сказал гость.
«Вам нравится?»
«Если это вообще коньяк».
Я расхохоталась.
«Это любовный напиток».
«Я так и думал».
«Ещё рюмочку?»
«Пожалуй».
Мы смотрели друг на друга. Я сказала:
«Видите ли, в чём дело… Будущему режиссёру неплохо это знать. Прежде я с этим миром никогда не имела дела. Я имею в виду мир кино, телевидения или вот это самое… Вам известно это лучше, чем мне, но я говорю не с точки зрения того, кто снимает или, допустим, транслирует, а с точки зрения того, кто на экране, не знаю только, как это лучше сформулировать. Короче говоря, вот мы сидим друг перед другом – и перед камерами, само собой, –
и мне кажется, что кто-то сидит вместо меня и кто-то вместо вас. У вас нет такого чувства?»Студент усмехнулся и пожал плечами.
«И между прочим, это чувство – что кто-то сидит вместо нас – облегчает всю ситуацию! Знаете что? У меня есть предложение: будем на ты».
Бабуся на самоваре захлопала в ладоши.
«Представь себе, – продолжала я, – где-то сидят люди и смотрят в свои компьютеры. И у каждого на экране – ты и я. Мы размножились. Нас тысячи, может быть, сотни тысяч… Мы стараемся вести себя как два нормальных человека. Как ведут себя мужчина и женщина. А что получается? Вот эта кукла – она нормальный человек. А я превратилась в куклу».
«Видать, перепила», – заметила баба на самоваре.
«Видишь, и она подтверждает. Будем откровенны, может, мы вообще больше никогда не увидимся… Ты, конечно, догадываешься, что по программе мы должны были изображать любовную пару. Ты – робкий обожатель, увидел мою страничку в интернете, я – компьютерная звезда; ты мне тоже понравился, ну и так далее. Не то чтобы кто-то там сочинил для нас жёсткий сценарий, всё должно происходить естественно. То есть по шаблону. По программе. Извини, – сказала я, взглянув на камеру, – меня вызывают».
Я надела наушники, знакомый голос произнёс:
«Превосходно. Продолжайте».
«Вами недовольны?» – спросил студент.
Я усмехнулась.
«Мною будут довольны, что бы я ни делала… Может быть, ты бы это объяснил лучше, ты всё-таки тоже принадлежишь к этому миру. Актриса, даже когда она вся живёт в своей роли, помнит разницу между собой и своей героиней, сознаёт границу. Пьеса кончается, актриса возвращается к самой себе. А я работаю в пьесе, которая никем не написана и которой нет конца. Эта пьеса – моя жизнь… Я должна забыть о том, что меня непрерывно снимают. На самом деле я забываю себя. Вот я сижу здесь… Не думай, что нас трое: ты, я и особа, которую я должна изображать. На самом деле нас двое: ты и эта особа. А меня нет»
«Но ведь вы сейчас не играете…»
«Ты говоришь мне – вы?»
Он извинился: «Я хочу сказать, ты сейчас никого не изображаешь».
«А откуда это известно? Чем естественней я себя веду, тем дальше я от самой себя. Я только что получила подтверждение. Мне говорят: продолжайте. Я ищу себя, ищу ту, которая пропала, я стараюсь быть с тобой откровенной, как на духу, – а мне говорят: прекрасно, продолжайте».
Мы оба умолкли, помалкивала и баба-свёкла.
«Так что, – проговорила я, вертя рюмку, – можно и в постель ложиться, всё равно это буду не я».
«Что же теперь…» – пробормотал гость.
«Ты хочешь спросить: что мы будем делать? Сначала допьём это зелье, а дальше… – я засмеялась, – дальше зависит от того, будем ли мы считать его коньяком или любовным напитком».
Я разлила остаток, подняла свой бокал, выпила, прищурилась, занесла бокал за плечо и швырнула его в камеру. Точное попадание – посыпались осколки. Собеседник от изумления открыл рот, а свекольная баба так развеселилась, что подпрыгнула на чайнике, но не попала назад, а съехала и чуть не свалилась с самовара.