Подземелья Лондона

Проносившиеся по небу тучи скрыли луну, поэтому Сент-Ив спускался с холма ощупью, ориентируясь на свет костра. И добрался-таки до цели! Глядя счастливыми глазами на красный фургон с зеленой крышей и желтым днищем, он стоял на краю табора и с изумлением ощущал себя призраком — никто не замечал его присутствия, кроме двух пацанят, странно посмотревших на него и убежавших, вместо того чтобы выпрашивать монетку или активно лезть в его карманы. Пахнуло скипидаром, и Сент-Ив заметил двух девушек, подновлявших краску на колесах кибитки Лофтусов при свете керосиновых фонарей. В одной Лэнгдон узнал Теодосию Лофтус — прекрасную художницу, которой он подарил иллюстрированную книгу об английских садовых птицах, а та в своей манере нарисовала для Элис чудесного черно-золотого карпа.

— Теодосия! — воскликнул он, но прозвучало это неразборчивым карканьем. Обе девушки повернулись на звук, и та, что не была Теодосией, взвизгнула, отпрянув, и умчалась прочь, унося горшок с краской. Теодосия же внимательно посмотрела на него взглядом, полным изумления и интереса, а потом вскрикнула:

— Да это же профессор!

Она подбежала к Сент-Иву, схватила его за руку и потащила к бочонку, стоявшему перед фургоном.

— Мама! — крикнула она, а затем твердым тоном велела: — Садитесь, сэр! — и заставила Сент-Ива послушаться, дернув его за руку.

Кто-то шумно выбирался из фургона — показалась Черити Лофтус, матушка семейства. Она несколько секунд разглядывала Сент-Ива, а потом сказала:

— Посидите-ка смирно, профессор, — и распорядилась, повернувшись к Теодосии: — Ведро чистой воды.

Сама Черити, исчезнувшая на пару минут в недрах фургона, вернулась со стаканом бренди и с кусками чистой ткани.

— Выпейте до дна, — сказала она Сент-Иву. — Это приведет вас в чувство.

Тут прибыло ведро, и женщина, намочив в воде тряпки, принялась оттирать Лэнгдону лицо.

— Адамина перепугалась, сэр, когда увидела вас, — сообщила Теодосия. — Выглядело так, словно вы выкопались из могилы. Вас что, избили?

— Избили? — переспросил он, повернувшись к ней. — Нет. Вовсе нет, и я этому рад.

— Сидите смирно, профессор, пожалуйста, — попросила Черити. — Вы в кровавой грязи по самую шею, а ваша бедная рубашка не обретет свой цвет, что с нею ни делай, — женщина помолчала, вглядываясь в его лицо. — У вас сотрясение головной посудины. Вижу по глазам. Голова болит?

— Нет, мэм, — сказал Сент-Ив, солгав самую малость. Он осознал, что лицо его, должно быть, покрыто кровавой коркой. Только теперь, увидев свои руки при свете лампы, он понял, насколько грязен. Его одежда была перепачкана землей и известковой пылью. Он и не подумал о своем виде. Немудрено, что люди убегают, едва завидев его.

— Мистер Лофтус тут? — спросил Сент-Ив.

— Он в Уайлдес-Фарм, — ответила Теодосия, выполаскивая и выжимая окровавленную тряпку, пока Черити взялась за него со свежей. — Мы там зимуем, отправляемся завтра утром. У человека по имени мистер Карпентер там такое общество, и они предоставляют нам место, где можно пожить на наш собственный лад, и открывают амбар, когда идет снег.

— Эдвард Карпентер, вы хотите сказать? «Товарищество новой жизни»?

— Ага, так они себя зовут, — кивнула Черити, — хотя для нас и прежняя жизнь вполне хороша. Не скажу, как Карпентера зовут. Лофтус говорит, что у них полно тараканов в головах, точно, но они народ миролюбивый, верят, что все равны, если вы меня понимаете, не такие кровожадные фанатики, каких у нас полно, — цыганка окинула взглядом лицо Сент-Ива и поинтересовалась: — А женушка ваша знает, что с вами стряслось? — потом, не дожидаясь ответа, поймала за рукав бежавшего мимо пацаненка и велела: — Шиптон! Беги на ферму в Уайлдес и приведи отца, если он еще не вышел. Скажи, что тут у нас профессор, и здорово побитый.

Цыганенок тут же умчался, будто кролик, по залитой лунным светом тропе меж деревьев.

— Я упал в самом начале дня, а потом долго выбирался, — попытался прояснить ситуацию Сент Ив. — Элис не знает.

— Ага, — кивнула Черити. — И после того как вы упали, вы задумали дошагать до Вуд-понда? — она взглянула на Сент-Ива так, словно это подтверждало ее опасения насчет состояния его рассудка или она догадывалась о какой-то затее, которую он не намерен раскрывать. — И упали, значит, случайно?

— Возможно, нет, — поморщился Сент-Ив. — Но мне лучше рассказать все только один раз, когда прибудет мистер Лофтус. Признателен за вашу доброту, мэм. И бренди у вас первосортный.

— Брат Лофтуса привез бочку с той стороны пролива, в лодке. Ее владельцы были так добры, что высадили его с бочкой в удобном месте, в Шелмерстоне, где мы стояли недолго прошлой весной. Он поделился бренди, брат то есть, и с тех пор все остальное для мистера Лофтуса стало просто «пойлом». Ему позарез нужен настоящий французский бренди, к которому он привык. «Попробуешь новое, забудешь про старое», — верно говорят. Ну вот, сэр. Теперь вы меньше схожи с покойником. А вон и мистер Лофтус с Шиптоном возвращаются. Лофтус вам поможет разобраться.

Это и вправду был мистер Лофтус, который взглянул на ночного гостя без особого содрогания, но довольно быстро Сент-Ив обнаружил в руке свежий стакан бренди, а на тарелке перед собой — холодный мясной пирог, сыр и хлеб, и только благодаря высшим силам он сумел оставаться в сознании достаточно долго для того, чтобы поведать свою историю в кратком варианте, опустив многие детали и скупо намекнув на взрыв. Через полчаса он уже шагал к «Спаниардс-Инн», а сопровождавшие профессора Лофтус и Теодосия несли мешок с одолженной Лофтусом одеждой и другими нужными вещами.

Наконец Сент-Ив устало опустился в кровать, ощущая, как ноют ребра. С пустоши доносилась перекличка козодоев, по оконным шторам струился лунный свет. Лэнгдон подумал об Эдди и Клео, которые в уюте и безопасности спят в своих кроватках в Скарборо, и в те несколько мгновений, которые занял переход ко сну, успел послать беззвучное «спокойной ночи» Элис, вспомнить те полные счастья часы, что провели они в этом самом номере, и поразмышлять о необходимости помнить благодеяния друзей. Проснувшись некоторое время спустя от шума дождя, он ощутил глубокую благодарность судьбе за то, что находится сейчас под крышей и в постели.

XVIII СОН, ПОДОБНЫЙ СМЕРТИ

Финн вынырнул из глубин сна и огляделся: он лежал в кладовой у стены на весьма удобном мешке муки. Он не помнил, как уснул, и не имел представления, сколько часов провел в объятиях Морфея, теряя время, которого и так было невозможно мало. Пошарив по карманам, Финн нашел ломоть хлеба и кусок сыра, съел их, потянулся и решил, коли уж он встал, обследовать место своего временного заточения. Подвал был велик, с несколькими хранилищами. В ближнем Финн заметил свисавшие с потолка кожаные ремешки, которые включали электрический свет, когда за них дергали. Он попробовал сделать это и поспешно отпустил ремень, поразившись тому, как стеклянные шары вспыхнули, словно солнце, вышедшее из-за туч. Электричество и его жужжание были Финну подозрительны, он слышал, что оно может за секунду изжарить человека, словно рождественского гуся. Газ дружелюбнее. В примыкающем помещении с высоким потолком оказался склад мебели — там стояли платяные шкафы, обеденные столы и тяжелые резные деревянные стулья с точеными ножками. Некоторые были очень старыми, темного пыльного дерева, и все отбрасывали глубокие таинственные тени.