Подземелья Лондона

XX УТРО БОМОНТА

Спустя два часа после рассвета Бомонт выбрался из своей комнаты и спустился по лестнице в коридор четвертого этажа. Ночной охранник закончил свой обход, и дом был тих. Раннее утро — лучшее время, чтобы выйти и войти тайком, подумал Бомонт: и слишком поздно, и слишком рано.

Теперь он знал устройство дома и привычки многих его обитателей, хотя никак не мог выяснить наклонности мистера Клингхаймера, которого можно было увидеть выходящим из любой двери в любую минуту, спускающимся или поднимающимся по лестнице днем и ночью. Бомонт тихо прошел по застеленному ковром коридору к картине, за которой был спрятан ключ к замку в двери Клары, вытащил из кармана двухстворчатую форму для отливки ключей, наполненную глиной, и раскрыл ее в ладони. Сдвинув картину, достал ключ из ниши, положил на нижнюю половину формы и закрыл верхнюю створку, вдавливая ключ в глину, пока излишек последней не выступил из щели между половинками формы. Бомонт скатал шарик лишней глины и, спрятав его в карман, раскрыл коробочку. Вынуть ключ, вытереть его о штаны и положить обратно в нишу — секундное дело. Сдвинув картину на место, он прислушался на мгновение к молчавшему дому, а потом, надежно упрятав форму в карман куртки, затопал вниз. Бомонт давно собирал ключи и знал человека у реки, который мог сработать отличную медную копию так скоро, как надо. Человек не возражал, чтобы его поднимали с постели в такой час, если ранняя побудка и беспокойство щедро оплачивались.

Добравшись до нижней площадки, Бомонт постоял, снова вслушиваясь в тишину. До него донесся звук шагов — кто-то вышел в свободную от ковра часть коридора. Карлик снял шапку и выглянул из-за столбика перил, чтобы разглядеть полуночника. Это оказался мистер Клингхаймер, неспешно направлявшийся к лестнице в подвал. Возможно, шел поболтать к доктору Нарбондо — односторонняя беседа вполне устраивала мистера Клингхаймера, которому весьма нравился собственный голос. Бомонту уже доводилось слышать его говорившим за двоих с огромным увлечением, даже смеявшимся, — доктор при этом безмолвно пялился на мистера Клингхаймера зелеными глазами.

Путь был свободен, и Бомонт, свернув за угол, зашагал дальше — к красной двери, выходившей в переулок. Топая по длинному коридору, он снова продумал ту ложь, которую собирался выложить миссис Сцинк, но той нигде не было видно. Занавеска чулана в паре шагов от заветной двери была задернута, и оттуда доносился заливистый храп. Будить охранницу было бы верхом бесстыдства, да и стоящей причины написать мелом на доске букву «З», что означало — мистер Филби Заундс вышел, — не нашлось.

На то, чтобы влезть на табурет, вынуть ключ из кувшина, сделать его оттиск на второй глиняной плитке, а затем открыть чаббовский замок и засов, вернуть ключ на место и выйти, беззвучно затворив за собой дверь, у Бомонта ушло меньше минуты. Он услышал, как щелкнул замок — возможно, достаточно громко для того, чтобы разбудить миссис Сцинк, — и торопливо засеменил по переулку в сторону реки.

Скоро он затерялся в тумане и сумраке раннего утра, радуясь, что покинул кошмарный дом, пусть и ненадолго.

* * *

Финн быстро очнулся от крепкого сна и сел, выпрямившись на своем ложе в полной тьме; сердце его колотилось. В голове царила суматоха после гаснущего сна о цирке Хэппи, где он в детстве был акробатом. Такой привычный кошмар, в котором он не успевал поймать трапецию и падал, всегда помня, что проснется в момент удара оземь.

Он услышал совсем рядом чей-то голос. Сообразил, что сейчас раннее утро и что это может быть Бомонт, спустившийся в подвал. Но голос принадлежал не Бомонту. Мистер Клингхаймер упоминал, что Нарбондо этим утром следует забрать к таинственному доктору Пиви, и это могло все объяснить: какие-то люди собираются погрузить тележку Нарбондо в фургон. Странно только, что в такую рань — весь дом явно спал. Ни из кухни этажом выше, ни из шахты лифта не доносилось никаких звуков — тишину нарушал только голос мужчины, говорившего, похоже, с самим собой.

Финн поднялся, надел рубашку, жилет и ботинки, а потом чуточку приотворил дверь. На складе мебели было темно, но дверь в противоположной стене, та, что вела в кладовую, была открыта. Подобрав сумку, парнишка надел и куртку, чтобы иметь все свое с собой на случай, если придется уносить ноги. Он вышел, прикрыв дверь в потайную комнату, и, двигаясь вдоль кучи мебели, вслушивался в бодрый, воодушевленный голос пока невидимого болтуна — почти наверняка мистера Клингхаймера. Тот был в лаборатории, где жужжали и щелкали механизмы. Мерзкий запах грибов переполнял воздух. Финн остановился у старого платяного шкафа. Осторожно потянул дверцу, надеясь, что петли не скрипнут, забрался туда, где когда-то хранились вещи, и закрылся изнутри. Даже если Клингхаймер войдет в эту комнату, он не увидит ничего неуместного. Финн напряг слух.

— Я просто уверен, что вы издали бы радостный возглас, если бы только смогли, доктор, — говорил мистер Клингхаймер, — и я прошу прощения за столь необходимый эксперимент доктора Пиви. Будьте уверены, этот человек — электромедик высокого класса. Он получил строжайший приказ не повредить ваши… дарования, в которых я так нуждаюсь. Сейчас будьте так добры, мигните мне в знак того, что поняли. Движения век будет довольно. — Пауза, а затем мистер Клингхаймер продолжил: — Вы не хотите мигать, я понимаю, хотя полагаю, что вы меня слышите и видите достаточно хорошо. Вы мрачно косились на меня минуту назад, и ваши глаза были полны явного отвращения, и тем не менее я тот самый человек, что освободил вас от вашего грибного рабства под землей. Хочу заверить вас, что не намерен причинить вам вред. Напротив, сэр: мое единственное желание — чтобы вы были, жили и пребывали в полном здравии ума. Вы и я очень скоро станем духовными братьями, так сказать, поскольку я намерен не просто заглянуть в ваш разум. С этой выгодной позиции я намерен видеть все так, как видите вы, и знать то же, что известно вам. А вы получите такую же выгоду в отношении меня, и ощутимая разница будет лишь в том, что я могу прекратить нашу общность, а вы нет. Я буду, так сказать, действующим лицом, а вы будете подвержены воздействию.

Затхлый шкаф был тесным, а Финн обливался потом в шерстяной куртке, которую он купил у мальчика на дороге — давным-давно, казалось ему. Да еще и нога затекла. Парнишка стал переносить вес на другую — и тут пол шкафа неестественно громко скрипнул. Финн застыл, как был, задержав дыхание, вслушиваясь в тишину и неистово желая, чтобы мистер Клингхаймер продолжил свою речь.

Но мистер Клингхаймер спросил голосом, который не предполагал возражений:

— Кто это? Кто там? Покажитесь!

Финн не шелохнулся, ожидая развития события.

— Ну что ж, — сказал наконец мистер Клингхаймер, — будем играть в прятки, не так ли? Дайте мне минуту, чтобы закончить мое дело, а затем я вас найду.

Он снова заговорил с Нарбондо:

— То, что я вам предлагаю, сэр, это возможность объединить ваш разум с разумами ваших друзей — не назову их пленниками, — ваших попутчиков, скажем так, этих живых голов, которые вы видите перед собой и которые поддерживаются кровью грибов. Одна из них вам, наверное, знакома — та, скрытая газовой вуалью. Она прибыла только вчера, отыскав дорогу в Лондон после длительного пребывания в Кенте в качестве речного божества. Ответственные лица заверили меня, что вы с ней знакомы очень давно. Сейчас я отдерну вуаль, чтобы вы могли взглянуть друг на друга.

Финн подумал, не сбежать ли ему. Однако ящик Нарбондо стоял слишком близко к двери, и мистеру Клингхаймеру понадобился бы лишь миг, чтобы заступить Финну дорогу. Этот Клингхаймер был крупным мужчиной — слишком крупным, чтобы сбить его с ног. Можно рвануться наверх. Но сначала надо как-то ускользнуть от хозяина особняка… Похоже, Финн запер судьбу Клары в этом шкафу вместе с собой — но ничего не мог теперь с этим поделать.

— Как оживилось ваше лицо, доктор! — воскликнул мистер Клингхаймер. — Как взволновалась ваша плоть, словно ее пожирают маленькие проворные насекомые. Ну-ну. Вы не пытаетесь взглянуть в лицо своему отчиму, хотя вряд ли узнаёте его. Но его черты прекрасно сохранились под плотью, а плоть, как мы знаем, есть лишь вещество. Личность обитает глубже. Через очень краткое время вы сможете заглянуть в его разум, а он в ваш. В этом смысле вы станете богом, на ваш скромный манер. А ту харкотину, которой вас стошнило, вытрут начисто, доктор Пиви проследит. Хорошего вам дня, сэр.

Минуту стояла тишина, а затем Финн услышал обескураживающе близкий звук шагов, потом остановка, затем снова шаги. Он не мог понять, где мистер Клингхаймер. Потом услышал, как открылась и закрылась дверь — несомненно, в той комнате, где он спал. Шаги вернулись, на этот раз остановившись совсем близко. Ему надо было бежать. Он упустил шанс.

Голосом школьного учителя мистер Клингхаймер позвал:

— Выходи, вор.

Финн молчал, размышляя, что можно сделать.

— Нет, — сказал мистер Клингхаймер после долгого молчания. — Не вор! Вот прекрасная возможность проверить мои силы. Перед моим мысленным взором встает мальчик в зеленых носках и с твердым сердцем. Вижу… сову. Вижу… куртку, запятнанную кровью. Ты что, такой отчаянный головорез? Или это кровь животного?

Затем раздался тихий скрежет поднимаемого запора, и Финн изо всей силы бросился вперед; отлетевшая дверца врезалась в мистера Клингхаймера, отбросив и опрокинув его через скамью. Тот рухнул, зарычав. Финн метнулся вбок, рука Клингхаймера попыталась поймать его за щиколотку, но промахнулась. Клингхаймер заворочался, пытаясь подняться. Финн почти не смотрел на Нарбондо, мчась по лаборатории — ему и не хотелось, — но зацепил стремянку сумкой, висевшей на руке, глянул на доктора и полетел стремглав — куда быстрее, чем Клингхаймер.