Поджигатели (Книга 1)
Шрифт:
20
Телефон не работал. Зинн пошел к тельмановцам. Они, как всегда, занимали один из самых ответственных участков на фронте бригады. По мере того как серая полоса рассвета за спиною тельмановцев делалась шире, разгорался и огонь фашистов, словно они своими громами хотели испугать не только войска республиканцев, но и самое солнце и загнать его обратно за далекий горизонт, в преисподнюю, туда, откуда нет возврата, - пусть лучше вечная тьма, чем республика.
Серовато-бурый склон холма, в который врывались тельмановцы, был еще в густой тени. Разрывы шрапнелей кудрявились яркими клубками на фоне
Бойцы сидели, прислонившись к передней стенке окопа. По обычаю, перенятому у испанцев, они кутались в одеяла. Хотя уже почти рассвело, пронизывающий холод ночи все еще сидит у них в костях. Они знали: так будет, пока не поднимется солнце. Тогда холод сменится жгучим зноем и одеяла придется растягивать на штыках, чтобы защищаться от солнца, такого же жестокого и неприветливого, как холод ночи.
Когда Зинн вошел в окоп, бойцы, прижавшись друг к другу, слушали звуки песни, летевшие из репродуктора, который был врыт в стенку окопа и огражден козырьком от осколков.
Слушали все. Солдатский слух бережно вылавливал каждый вздох певицы в привычном хаосе звуков.
– Как дела?
– спросил Зинн.
Повидимому, в полутьме окопа его не узнали. Кто-то с досадой махнул ему рукой: молчи!
Так же, как другие, Зинн приткнулся к каменистой стенке окопа. Возле него опустился высокий человек, снял пилотку и отер ею лоб. Зинн пригляделся и узнал Крисса. То ли англичанин очень устал, то ли был поглощен пением Тересы, - он даже не взглянул на Зинна.
С тельмановцами Крисса связывала старая дружба. Он был тоже из тех, кто пришли сюда первыми, - оператором, снимавшим для военного министерства республики хронику фронта. Но в аппарат его угодила пуля - подлая разрывная пуля из немецкой винтовки. Камеру разнесло. Крисса хотели отправить в тыл за новым аппаратом, но он не поехал, а остался в бригаде. С тех пор он и командует взводом связи. Когда певица умолкла, кто-то негромко сказал:
– С этим можно полезть в любое пекло!
– Да, песня - это...
Все ждали продолжения, но говоривший молчал.
– А недурно бы иметь жену-певицу, - произнес кто-то, - было бы весело жить!
Крисс поднял голову:
– Ты думаешь?
– Ха, эти киношники знают все на свете! Можно подумать, что ты, Крисс, всю жизнь прослужил в опере, - огрызнулся капрал.
– Или, по крайней мере, был женат на певице, - отозвался еще кто-то.
Зинн локтем почувствовал, как вздрогнул англичанин.
– Клянусь небом: это было худшее время моей жизни!
– Видно, ты угадал, - сказал немец тому, кто пошутил насчет жены: наверно, она выла, как кошка. Уж такие они певицы, англичанки!
– Но ты-то не угадал, - все так же спокойно отозвался Крисс.
– Она была немка!
Все сразу рассмеялись, но тут снова запела Тереса, и смех сразу затих.
Зинн
колебался: как сказать этим людям, что они не должны итти к Тересе? Однако приказание оставалось приказанием, и он передал его.– Что ж, - решил капрал, - поручим дело Криссу. Ему все равно итти туда чинить связь. Он и возьмет для нас пластинку.
– Что скажешь, Арчи?
Англичанин молча кивнул длинной, как огурец, головой и, аккуратно свернув одеяло, положил его в нишу, перекинул за спину винтовку и двинулся к ходу сообщения. Зинн пошел за ним.
– Нам по пути.
Согнувшись чуть ли не пополам, Крисс шагал по траншее. Это была мелкая канава, выгрызенная солдатскими лопатками в каменистом грунте. Но скоро кончилось и это укрытие. Дальше нужно было двигаться по склону, покрытому пнями сбитых деревьев и заваленному их расщепленными стволами.
– Давайте закурим, - сказал Крисс, ложась под защитой поваленного дерева.
Зинн вытащил папиросы. Крисс увидел коробку с изображением черного силуэта всадника на фоне голубой горы. Он взял ее у Зинна и повертел в руках.
– Мне кажется, что в испанцах, простых испанских ребятах много сходства с русскими... Честное слово!
– сказал Крисс.
– Да, хороший народ.
– Ведь верно? Те и другие...
– Крисс щелкнул пальцем по крышке "Казбека".
– Если бы они понимали значение здесь такой вот коробки, они сделали бы ее из стали, чтобы она могла переходить из рук в руки, через тысячу рук... Удивительная страна!
– Да.
– Бывали в России?
– Да.
– Ну?
– Это здорово!
– Стройка?
– Душа народа!
– Да, нам на Западе это нелегко понять...
– Прежде я думал так же.
– А теперь?
– Понимаю.
– До конца?!
– Ну, может быть, и не совсем...
– То-то!
– Да, я немножко похвастался.
– И что, по-вашему, в них самое удивительное?
– То, что чем больше их узнаешь, тем больше удивляешься.
– Наши еще не понимают, что такое Россия и что она значит для всех нас. Но когда-нибудь поймут...
– Крисс поднялся.
– Пошли?
Зинн привстал и машинально почистил колени.
С той стороны, где оборону занимал батальон гарибальдийцев, к путникам подполз итальянец. Он был уже немолод и тяжело дышал. Синий комбинезон не сходился на животе, а рукава и брюки были подвернуты, так как были ему непомерно длинны.
Толстенькие пальцы итальянца без церемонии подняли крышку папиросной коробки Зинна и с трудом выловили папиросу.
Зинн дал ему огня.
– Вы куда?
– спросил он.
– А разве вы не за пластинками?
– До вас не дошел приказ не ходить?
Итальянец посмотрел с удивлением.
– Нет, вот покурим и пойдем.
– Он вопросительно посмотрел на обоих. Только немного полежим, правда?
– А тем временем эти скоты перебьют там все пластинки?
– сказал Крисс.
И, словно в подтверждение этих слов, над их головами, как рой взбесившихся ос, прожужжала пулеметная очередь.
– Этак обратно ничего не донесешь!
– пробормотал итальянец.
Крисс перевалился через древесный ствол, служивший им прикрытием, и пополз к следующему ходу сообщения.