Поджигатели (Книга 2)

Эгон не заглядывал в проектное бюро, чтобы не встретиться с Эльзой. Она напрасно задерживалась там на лишние полчаса.

Придя на работу, он здоровался с нею таким же сдержанным кивком, каким приветствовал остальных сослуживцев. К тому времени, когда служащим было положено расходиться, его уже не бывало в комнате. Эльза опять ждала напрасно.

О том, чего стоило Эгону это упорство, знал только рояль. Внезапно Эгон закрывал инструмент и садился за письменный стол. От нот - к интегралам. От симфоний - к теории упругости. Зарывался в расчеты. Работал с ожесточением...

Экономка подала письмо. Городская почта. Почерк Эльзы. Эгон почти со страхом бросил конверт на стол. Попытался снова уйти в работу. Он прижал верхний лист расчета логарифмической линейкой. Пальцы ласкали белизну ее граней, такую же гладкую и прохладную, как клавиши.

Потянуло к роялю. Эгон встал. На глаза попался конверт. Эгон взял его, подержал, выдвинул корзину для бумаги и... вскрыл письмо.

Эльза была обеспокоена его отдалением. Она была огорчена. Она плакала. Каким жестоким нужно быть, чтобы так вести себя. Она думала, что догадалась: он завел себе в этой Австрии другую девушку!..

Эгон с трудом разбирался в овладевающих им чувствах. Ложь, цинизм шпионки? Или он совершил ошибку, поверил грязной анонимке? Так легко позволить разбить свою веру в любимую девушку!

"Если ты не придешь завтра вечером, я буду знать, что делать. Я не могу пережить нашу любовь".

Нашу любовь, нашу любовь!..

Он напрасно пытался понять, как это могло случиться с Эльзой...

Эльза тоже ничего не понимала в происходящем. Вся ее жизнь спуталась, с того самого времени, как на их заводе появился доктор Шверер. Серьезный, но живой человек, так мало похожий на ее прежних знакомых, он очень нравился ей. Эльзе хотелось принарядиться, а денег не было. Торговля отца шла все хуже. Служба на заводе едва кормила.

Доктор Шверер стал ухаживать за нею. Шаррфюрер заводской нацистской организации, заметив ее близость со Шверером, предложил ей помощь: она не должна быть плохо одетой, когда за ней ухаживает видный специалист. Организация даст ей денег на личные расходы. Пусть она сблизится с доктором Шверером и получает свое счастье. Шаррфюрер поставил единственное условие: доктор Шверер не должен и подозревать, что Эльза получает деньги от организации.

Эльза не сразу поняла, что шаррфюрер Шлюзинг выпытывает у нее такие подробности жизни Эгона, которые могут интересовать только полицию. Заподозрив дурное, она наотрез отказалась шпионить за Эгоном. Эльзу пытались припереть к стене угрозами написать Эгону, что она сотрудница гестапо.

У нее нехватало мужества самой сказать ему обо всем. Узел запутывался. Арестовали отца за распространение нелегальной литературы...

Все это было выше ее сил. Промучившись несколько дней, Эльза пришла к решению: как только Эгон приедет, сказать ему все. Но когда он вернулся, Эльза с первого взгляда поняла: он не тот, что был, он не хочет ее знать. Но истинная причина перемены не приходила ей в голову. Наконец она решилась написать Эгону.

И вот ее письмо, с буквами, расплывшимися от слез, в руке Эгона. Медленно, через силу разорвал он его, сложил клочки и снова разорвал. Клочки бумаги, как хлопья снега, усыпали пол вокруг кресла.

Дни шли тяжелые, длинные, томительные. Как только кончалась работа, Эгон спешил домой. Вечерами он не выходил, боясь, что Лемке может прийти и не застать его. Видеть Лемке стало главным желанием Эгона.

Наконец однажды вечером экономка с прежней таинственностью сообщила:

– Он!..

Едва поздоровавшись, Лемке первый заговорил об Эльзе:

– То, что я узнал, нужно проверить еще и еще раз, но надеюсь, что так оно и есть: анонимка - ложь, она послана Шлюзингом. Пока я еще не знаю, зачем это ему понадобилось, но узнаю и это...

Эгон молча отвернулся и отошел к окну. Лемке сделал вид, что очень занят раскуриванием отсыревшей папиросы.

Эгона с нетерпением ждали на заводе. Из Берлина приехал начальник снабжения воздушных сил генерал Бурхард с начальником своего штаба полковником Рорбахом, в сопровождении военных и технических экспертов. По растерянному виду директора Эгон угадал неладное. Ему с трудом удалось вытянуть полупризнание директора: по мнению высшего командования, выпуск нового типа пикирующего бомбардировщика слишком затягивается. Бурхард требовал немедленной демонстрации бомбардировщика. Доводы, что машина еще не закончила цикла заводских испытаний, не возымели действия. Генерал настаивал на своем.

Эгон знал, что сам генерал мало понимает в авиационной технике. Бесполезно было втолковывать ему что-либо. Эгон попробовал апеллировать к инженерам-экспертам. Те пожали плечами, боясь высказывать свое мнение.

Эгон решил не возражать. Он был уверен в своей машине, несмотря на тяжесть предъявленных требований. В небывало короткий срок он создал легкий бомбардировщик нового типа.

Эгону казалось, что он справился с задачей. Он даже гордился своим новым произведением. Но если комиссия захочет, то в несовершенстве опытного экземпляра можно увидеть органические недостатки конструкции, даже злой умысел конструктора. При желании можно было придраться к чему угодно.

Эгон с тяжелым сердцем ехал на аэродром.

Генерал Бурхард пригласил его к себе в автомобиль. Когда они остались вдвоем, отделенные от шофера стеклом, Бурхард отбросил свою неприступность. Он дружески расспросил Эгона о работе, о жизни. Оказалось, что он хорошо знал, что Эгон сын генерала фон Шверера. Наконец, как бы невзначай, Бурхард задал вопрос, в котором Эгон сразу угадал главное: как сам Эгон относится к новому бомбардировщику? Ведь он, насколько известно, не только прекрасный конструктор, но и опытный летчик. Его мнение особенно ценно...

Эгон криво усмехнулся:

– Бюрократическая инерция вашего военного аппарата губит дело. Когда машина выходит на опытный аэродром - это самолет сегодняшнего дня. Но его так долго проверяют, так боятся в нем каждой новой мелочи, что когда, наконец, решаются дать на него заказ, он оказывается уже устаревшим. А заказ у нас, как правило, бывает большой, изготовляется долго. Пока завод не сдаст его военному ведомству, никто не решится заикнуться, что самолет устарел.

– Значит, фабриканты сами не видят недостатков своей продукции?

– Какой смысл промышленнику говорить о ее несовершенстве, когда у него запущена серия в несколько сот штук?
– откровенно сказал Эгон.
– Заводчик не враг своему карману!

Бурхард нахмурился:

– Я говорю об обороне, а вы - о коммерции.

– Для директоров это одно и то же.

Генерал ударил себя снятою перчаткой по колену.

– Вот что, доктор, - решительно сказал он: - мы избрали ваш бомбардировщик объектом эксперимента. Технические условия, предъявленные этой машине, на мой взгляд, соответствуют самолету, необходимому для работы в горных местностях. В ближайшем будущем нам предстоит провести маневры в Богемии...