Поединок
Шрифт:
Сказала ли она правду? Солгала ли Сара? И насколько это все теперь важно? Даже если мама солгала — какая теперь разница? Очевидно, что она простила отца... Что это изменит?
Девушка прошла в кабинет Тео и достала палочку: нужно было немного прибраться после этих странных дней беспокойства. Тут же пришли мысли о Лили, но вряд ли по этому поводу стоило переживать. Малфой всегда добивается своего, так что пусть у него болит голова о том, как вернуть себе утраченную любовь жены... Ему полезно иногда наталкиваться на препятствия, правда, лучше бы не на такие жестокие...
В
«Меня нашел Донг, эльф Малфоев. С Лили все хорошо, она со Скорпиусом. Они у Джеймса. Целуем».
Что ж... Малфою можно ставить памятник: не прошло и нескольких суток...
— Чему улыбаешься?
Она вздрогнула и чуть не уронила палочку.
— Тео!— она не знала, сердиться ей или радоваться, что он уже здесь –немного бледный, уставший после таких путешествий, но родной, близкий...— Как они?
— Сара поправляется,— он поставил свой чемоданчик, снял запыленную мантию и только после этого обнял Розу. Она привычно ощутила его запах — смешанных зелий, пергамента, пороха.— Как мама?
— Ничего, но дядя Гарри ей все рассказал...
— Не удивлен,— хмыкнул целитель, отправляясь мыть руки.— Ты не спала.
— Не хочется,— солгала девушка.
Он ничего не ответил — взмахнул палочкой и притянул к себе бутылочку с хорошо знакомым Розе зельем. Она ответила улыбкой на выразительный взгляд жениха.
— Хорошо-хорошо, я сейчас же отправляюсь отдыхать, только без снотворного, мистер целитель... Только ведь мне стоит объявиться в Академии...
— Завтра,— категорично прервал ее Тео, указывая глазами на бутылочку, что все еще держал в руке.
— Тиран,— фыркнула девушка и вышла из кабинета, слыша, как за ее спиной рассмеялся Тео.
Солнце садилось за холмом, что бросал тень на это сумрачное, окутанное невидимым туманом, место. Редкие деревья готовились скинуть листву, алея в лучах заката и бередя душу. Несколько одиноких птиц ныряли в собирающиеся на недавно чистом небе облака. Тишина была почти ощутимой, только легкий шелест цветов и листьев гулким эхом отдавались где-то глубоко внутри.
В этот час здесь никого не было — слишком тяжело было дышать сумрачным воздухом заката, пронизанным вечным покоем и скорбью.
Он остановился и посмотрел на небо — кажется, пойдет дождь. Отметил это тихо, спокойно, потому что не считал, что плачущее небо сегодня может все испортить. Наоборот — кровавый закат должен был закончиться дождем. Так правильно...
Он присел на колени и коснулся рукой травы, что покрывала святое для него место, потом, словно следуя ритуалу, поднял глаза на светлую плиту и прочел:
«Джинни Поттер 1981–2018».
И лишь потом, почти вслух, он читал то слово, что было золотом выбито на ее могиле:
«Прости».
— Здравствуй,— он сел и положил на траву две красные розы. Боли почти не было — она притупилась с годами. Здесь он просто любил и
тосковал — так, как мог любить только ее и как мог тосковать только по ней. Он молчал, про себя рассказывая ей все то, что произошло в их жизни за этот год, за последние дни, бессловно делясь с ней своей жизнью.— Знаешь, мне бывает очень трудно... наши дети такие непростые... Я иногда не знаю, как с ними разговаривать... Это так сложно — быть отцом, без тебя... Особенно сложно с Альбусом, нашим вундеркиндом... Иногда я со страхом смотрю на то, как быстро он развивается, какой он умный... Он столько всего знает, он совершенно необычный... И эти его сны... Я не знаю, как реагировать на них... Мне страшно, что этот его дедушка из снов играет с ним... как со мной когда-то... Но я не решаюсь это прекратить, потому что это, кажется, часть Ала, это делает его счастливым... И я не хочу его расстраивать... Он такой необычный, но ранимый...
— Ты бы знала, как поступить... Мне не хватает тебя, Джинни...
— Мне тоже,— на его плечо легла большая ладонь.
Гарри вздрогнул, хотя знал, что он придет. Рон опустился рядом на траву и рядом с розами положил букет полевых цветов.
Они молчали, глядя на золотые буквы.
«Прости».
— Это тебе,— Гарри вложил в ладонь друга что-то легкое и холодное.
В лучах почти севшего солнца Рон увидел блестевшее золото тонкой цепочки с медальноном — тем самым, где он когда-то хранил локон ее волос.
— Ты сказал ей,— почти обвиняюще пробормотал Рон.
Гарри кивнул, немного виновато опуская голову.
— Она здесь?— почти испугался Рон, готовый в любой момент подскочить и унестись прочь.
— Нет. Она знает, что ты не хочешь этой встречи.
Рон немного расслабился, глядя на медальон, потом неловким движением открыл его — внутри были фотографии Розы и Хьюго.
— Она сказала, что даст тебе столько времени, сколько тебе нужно...
— А если это время никогда не наступит?
— Она поймет,— Гарри поднял на друга усталые глаза.— Она всегда — слышишь? — она всегда будет ждать тебя...
Рон не ответил, в горле стоял ком, когда он закрыл медальон и увидел появившиеся на его оборотной стороне слова: «С любовью и прощением».
— Что же нам с этим делать?— он сжимал в руке послание Гермионы, чувствуя, как ком отступает, как светлеет перед глазами, как сердце замедляет бег, впервые за долгое время принося умиротворение, а не покой.
— Это вам решать,— глухо ответил Гарри, глядя на могильную плиту.— Это ваш поединок... Я свой давно проиграл...
Рон положил руку на плечо друга.
— Почему ты ходишь сюда один?
— А ты бы для разговора с Гермионой привел с собой группу поддержки?— усмехнулся Гарри.— Просто я уже готов разговаривать с ней, с той, что потерял... А ты на полпути...
Рон молчал. Он смотрел на небо, где собрались тучи, и сжимал в руке медальон — это посланное ему прощение, свидетельство того, что он всегда был и остается частью ее жизни, что там всегда будет место для него.
— Как Сара?— Гарри перебирал пальцами траву и смотрел куда-то вдаль усталыми глазами.