Поединок

— А кто лучше: палач или мастер пыток, не желающий их закончить?

— Я могу снять боль,— повторила целительница.

— На этом пытки разве закончатся?— выдохнула Присцилла, медленно поднимая руку, что уже утратила четкие очертания.— И без боли я буду видеть все, что происходит...

— Твои родители так ничего и не знают, да?— Ксения заметила это, когда только приехала. На лице миссис Забини были тревога, беспокойство, но не сметение и ужас, что Ксения привыкла видеть на лицах родных тех, кто был уже на пороге смерти, мучительной и пугающей.

— Они скоро все увидят, разве нет?— Присцилла прикрыла глаза, поскольку Ксения уже не видела в темноте два огромных нечеловеческих зрачка. Сова... Видно, оставалось совсем немного времени, пока сердце Присциллы не остановится, превращаясь в сердце ночной птицы. И оно уже не начнет биться, потому что анимагия не завершится...

После полуминутной тишины Присцилла снова посмотрела на Ксению и заговорила:

— Я умру вот такой, да?

Ксения понимала, о чем спрашивает девушка: о том, что станет с ее телом после смерти. Перед целительницей вставала дилемма, но, возможно, в этом и есть выход: выход, чтобы обмануть смерть, чтобы не отдать ей ту, что так устала жить? Обман — чудовищный, сравнимый с концом, но дающий шанс — на жизнь, все равно на какую...

Ксения и не думала, что предется предлагать подобное. Зная Присциллу, она была уверена, что больная откажется. Да и мало кто из тех, кто проходил через подобное, — через самое жестокое наказание после игры с анимагией — был согласен на это псевдо-спасение...

— Да, твое тело не станет прежним,— шепотом ответила целительница, в полумраке определяя странные очертания Присциллы. Да, ее плечи и грудь сжимались, округляясь, ноги принимали неприятно-скрюченную форму, голова вжималась в шею, руки... Руки уже не были руками, готовые в любой момент закончить превращение в крылья. Еще были пальцы, еще были локти, но все покрывалось перьями, смешанными с кровью, что безостановочно опустошала человеческое тело.

Медленная анимагия — это и есть смерть. Не миг, когда даже крупица крови не успевает покинуть превращающееся тело... Вечность, отнимающая даже шансы на жизнь...

— Когда я умру?— голос Присциллы звучал смиренно, тихо, словно она уже видела ее — свою вечность.

— Твое тело пока меняется внешне, внутренне все только началось,— с тоской ответила целительница, медленно нащупывая пульс на руке больной и пытаясь понять изменения на совсем другом уровне, уровне только человеческом. Да, вот здесь духовность уже менялась, нечеловеческое становилось сильнее. У анимагов, правильных анимагов, подобное появлялось и исчезало в долю секунды — в момент трансформации, а потом душа снова становилась собой, словно отторгая животное. У Присциллы такого не произойдет...— Как только пойдет изменение внутри, все будет быстро...

— И больно.

— И больно,— кивнула Ксения, имевшая очень сильное желание достать палочку и убрать эту боль.

— И мои родные увидят не меня, а кусок мяса в перьях и крови,— холодно, почти равнодушно пробормотала Присцилла. Ксения не стала отвечать — она даже думать об этом не хотела, потому что слишком ярко помнила совершенную красоту девушки.— И это никак не исправить?

— Нет,— целительница прикусила губу, осознавая, что же так тревожит больную. Не боль, не смерть — то, что будет после этого. Ее беспокоила даже не утраченная красота — ее семья, которая не сможет снова ее увидеть. Им придется прощаться не с ней — не с той, которую помнили и любили. Ксения видела подобное лишь однажды: закрытый бокс, истерические крики женщины, рвота мужчины, которую было невозможно сдержать, закрытый гроб, глаза, полные ужаса...— Но тебе не обязательно умирать...

— Ксения, не надо мне ложных надежд,— холодно отозвалась Присцилла, неподвижно затаившись в углу.— Если бы она была, я бы сейчас сидела в Азкабане.... Это мои родители могут верить всякой ерунде о помешательстве и раскаянье... Но не целители из мира великого Гарри Поттера, этого идола... Там, в этом мире — твоем мире — не прощают даже тех, кто пересолил его суп...

— Я не говорила, что могу спасти тебя,— Ксения чувствовала, как ранят ее эти слова. Как страшно бессилие...— Но тебе действительно не обязательно умирать...

— Жизнь с Поттером не принесла тебе пользы,— фыркнула Присцилла, и целительнице внезапно показалось, что они вернулись в Хогвартс, в те первые дни, что она провела в школе, когда только познакомилась с одноклассницами. Она помнила, какой тогда была мисс Забини, помнила ее насмешливо-холодные нотки человека, знающего цену себе и всем вокруг, эту лишенную чего-то главного, чего-то самого светлого внутри девушку со взрослой душой. Душой, залитой мрамором, отточенной искусным мастером, но так и оставшейся навсегда окаменелой... Никто и никогда так и не смог согреть в ладонях каменное сердце...— Ты разучилась объясняться...

В голосе Присциллы не было привычного презрения, с которым она говорила когда-то о Джеймсе. Словно земное и мучавшее ее уже уходило, оставляя в ней только самое важное, стирая мелочное...

— Ты умираешь, потому что твое тело не может закончить превращение. Я могу ему в этом помочь,— слова давались с трудом, потому что Ксения не была уверена, что этот выход лучше, чем то, что произойдет с больной через несколько часов. Но она не могла не показать Присцилле этот выход.— Я могу завершить превращение... Но это будет все, что я могу сделать.

Они молчали. Ксения не стала объяснять дальше. Она была уверена, что слушающая ее девушка сама поймет то, что пыталась ей сказать целительница.

— Я стану совой, навсегда,— прошептала Присцилла, изредка моргая большими глазами.

— Ты сохранишь свой разум,— поспешила объяснить Ксения.— Это доказано давно.

— Но я никогда не верну себе человеческое тело.

— Я не знаю. Нет свидетельств о том, что кому-то это удалось,— Ксения грустно улыбнулась. Почти все те, кто принял для себя такой способ жизни, исчезли навсегда. И никто никогда не узнал, смогли ли эти вечные анимаги когда-либо вернуть себе волю над собственным телом, пытались ли... Сохранили ли человеческое сознание по прошествии десятилетий...

— И я умру совой, в любом случае...— с отвращением проговорила Присцилла.

— Нет,— целительница покачала головой, уверенная, что сейчас больная видит в темноте не хуже, чем Ксения при свете дня.— Известны два случая смерти подобных... анимагов... Известны именно потому, что были найдены их тела... человеческие,— Ксения изучала анимагию на пятом курсе Академии, но до сих пор в деталях помнила те фотографии, что были приведены под статьей о необратимых анимагах.— Когда сердце животного остановится и все мышцы расслабятся, тело вернет себе настоящий облик.... Целители назвали это «синдромом возвращения к истокам»... Тело становится таким, каким оно было до финального превращения...

Ксения ждала, как ответит Присцилла, но была совершенно не готова к тому, что услышит:

— Тогда сделай это.

— Ты... ты уверена?

— Ну, это разве не надежда?— почти с издевкой откликнулась больная, поднимая руку, покрытую перьями.

— Присцилла...

— Я хочу, чтобы ты это сделала,— твердо повторила девушка, с трудом двигаясь.

— А как же твои родные?

— Я просто исчезну, разве нет? Мракоборцы фиксируют здесь два живых существа. Когда ты выйдешь, я буду все еще здесь... А потом сбегу... через окно,— усмехнулись странной формы губы.