Поэтические воззрения славян на природу (Том 1)
Шрифт:
______________
* Украинские песни: "черна роля заорана и кулями засеяна, белым телом зволочена и кровбю сполощена".
– "Уже почав вин землю конськими копытами орати, кровъю молдавською поливати".- Ист. очер. рус. слов., I, 212-3.
** Изв.Aк.H.,IV,413.
Мы уже говорили о древнейшем представлении грозы брачным торжеством, любовною связью, в какую вступал бог-громовник с облачною или водяною (=дожденосною) нимфою (стр. 167), за которою несся он в порывах бури, как дикий охотник за убегающей жертвою, схватывал ее и заключал в свои пламенные объятия; нимфа означает в греческом не только мифическое олицетворение дождевой тучи, но и вообще "новобрачную, невесту"; в Малороссии говорят: "коли дощь йде кризь сонце, то чорт дочку замиж виддае"; то же поверье соединяется и с вихрями, обыкновенными спутниками грозы: на Украине вихрь называется "чортово висилле" (свадьба), а в великорусских деревнях думают, что в это время "черт с ведьмою венчается"*; у сербов есть поговорка: "бура гони, враг се жени"**. Туча олицетворялась существом женским, прекрасною полногрудою нимфою, питающею своими материнскими сосцами (= молоком дождя) весь дольний мир; сжимая ее в своих объятиях, бог-громовник соединялся с нею молнией, как мужским детородным членом, и проливал на землю оплодотворяющее семя дождя. Согласно с этим, в других метафорических представлениях громовник сверлит гору-облако буравом и, проникая в ее недра извивающимся змеем (= молнией), выпивает там драгоценный напиток-дождь (стр. 200); тем же орудием сверлит он и тучу-дерево, возжигая в ней пламя небесной грозы точно так же, как на земле живой огонь добывался в древности быстрым вращением деревянного сверла, вложенного в круглое отверстие дубового обрубка. Это понятие сверлящего бурава прилагалось и к мужскому детородному члену (см. гл. XIX). Итак, молния принималась за фаллюс громовержца, который потому является в мифических сказаниях великим оплодотворителем, богом, наделенным неиссякаемою силою любострастия, постоянно ищущим чувственных наслаждений, покровителем любви и брачных .союзов. Отсюда возник греческий миф об Уране, лишенном мужской силы. Ovpavoc - небо; обычный эпитет, придаваемый ему: aotepoec указывает на связь этого имени с ночным небом, а следов., и с небом, помраченным грозовыми тучами, так как оба эти понятия отождествлялись; соответствующее слово в санскрите Varuna - бог вод, первоначально: владыка облачных потоков. Уран, по сказанию Гезиодовой Теогонии, царствовал над вселенною и в любовном вожделении облегал богиню Гею = мать сыру землю; но Кронос, сын его, отрезал у отца серпом детородные части и присвоил себе верховное владычество над миром, т. е. зимние тучи ( = злобные титаны, порождение того же облачного Урана; Кроносу дается тот же титанический характер) своим холодным дыханием оцепенили природу, отняли у летнего неба его плодотворящую способность, и царство лета сменилось царством зимы, которое и продолжалось до тех пор, пока не родился у Кроноса могучий Зевс. Возмужавши,
______________
* Номис., 282; Послов. Даля, 1028.
** Срп. н. посл., 30.
*** Der Ursprung der Myth., 129,139,143.
**** Ж. М. Н. П. 1837, VII, 7.
***** Der Ursprung der Myth., 163.
****** Перевод: Третий бог был Фрикко, дарующий смертным мир и наслаждения, которого даже кумир изображают с огромным приапом.
******* D. Myth., 193; Die Gotteiwelt, 239-240.
******** Сахаров., 1,27-28.
Значение Ярила вполне объясняется из самого его имени и сохранившихся о нем преданий. Корень яр совмещает в себе понятия: а) весеннего света и теплоты, b) юной, стремительной, до неистовства возбужденной силы, с) любовной страсти, похотливости и плодородия: понятия, неразлучные с представлениями весны и ее грозовых явлений. У карпатских горцев ярь (пол. iar, iaro, чешек, gar, garo) - весна, т. е. ясное и теплое время года*, ярець - май; костромск. яр - жар, пыл ("как горела деревня, такой был яр на улице, что подступиться невмочь!"), cepб. japa - жар печи, japко супце - то же, что наше "красное солнце". В немецких наречиях слово это перешло в обозначение целого года - jahr (гот. jer, др.-вер.-нем. jar, др.-сак. ger, англос. gear, англ. year, сканд. аг), подобно тому, как наше лето (сближаемое Я. Гриммом с нем. lenz, lenzo) получает тот же самый смысл в выражениях: прожить столько-то лет, договориться на такое-то число лет, и др. Затемнившееся в сознании, старинное значение слова jahr было впоследствии подновлено прибавкою эпитета: fruhjahr (=fruhling) - раннее время года, весна; сравни: ит. primavera, фр. printemps. Прилагательные ярий, переярий в Курск, губ. употребляются, говоря о животных, в смысле: второгоднего= пережившего одну весну**. Ярый воск - чистый, белый ("горит свеча воску ярого"), ярые пчелы - молодые, весеннего роенья; чехи тот же эпитет, кроме пчелы и воска, придают и меду. Яроводье - высокая, стремительно текущая вода весеннего разлива рек; яр - быстрина реки и размоина от весенней воды; яро - сильно, шибко, скоро, яровый (яроватый) скорый, нетерпеливый, готовый на дело, яровистый - бойкий, ярый (ярный) сердитый, вспыльчивый, раздражительный, сильный, разярбнный - страшно раздраженный, неукротимый, серб. japити се - гневаться. Внутренние движения души своей древний человек не иначе мог выразить, как чрез посредство тех уподоблений, какие предлагала ему внешняя, видимая природа, и так называемые отвлеченные понятия первоначально носили на себе материальный отпечаток; это и теперь слышится в выражениях: пылкая, пламенная, горячая любовь, теплое чувство, разгорячиться, вскипеть, вспылить (от пыл = пламя; нем. in hitze kommen) - прийти в гнев, разжечь в ком ненависть, желание мести, опала царский гнев, пожигающий словно огонь, и проч. Яровать - кипеть и обрабатывать поля под весенние посевы; яровина (яровинка) - весною посеянный (яровой) хлеб, серб. japo жито, пол. iare zboze, ярица - пшеница, серб. japHua - то же и japuna - летние плоды, яровик, яровище - поле, засеянное яровым хлебом. Ярость - гнев и похоть, ярун - похотливый, по-ярый пристрастный к чему-нибудь ("он пояр до вина, до женщин"), яриться чувствовать похоть, cep6.japич - любовный жар***.
______________
* Галицкая пословица: "ярь - наш отец и мати; хто не посее - не буде збирати".
** D. Myth., 715; О. 3. 1852, V, Крит., 45-48. Приб. к Изв. Ак. Н., 1,30.
*** Обл. Сл., 175, 274; Доп. обл. сл., 313; Срп. рjечник, 247.
Те же самые значения соединяются, как увидим ниже, и с корнем буй, синонимическим речению яр.
Воспоминание об Яриле живее сохранилось в Белоруссии, где его представляют молодым, красивым и, подобно Одину, разъезжающим на белом коне и в белой мантии; на голове у него венок из весенних полевых цветов, в левой руке держит он горсть ржаных колосьев, ноги босые. В честь его белорусы празднуют время первых (223) посевов (в конце апреля), для чего собираются по селам девушки, избрав из себя одну, одевают ее точно так, как представляется народному воображению Ярило, и сажают на белого коня. Вокруг избранной длинною вереницею извивается хоровод; на всех участницах игрища должны быть венки из свежих цветов. Если время бывает теплое и ясное, то обряд этот совершается в чистом поле - на засеянных нивах, в присутствии стариков. Хоровод возглашает песню, в которой воспеваются благие деяния старинного бога, как он ходит по свету, растит рожь на нивах и дарует людям чадородие:
А гдзеж joh нагою
Там жито капою
А гдзеж joh ни зырне
Там колас зацьвице!*
______________
* Приб. к Ж. М. Н. П. 1846., 20-21.
Там, где ступал старинный бог своими босыми ногами, тотчас вырастала густая рожь, а куда обращались его взоры - там цвели колосья. И по представлениям других народов: где проходили боги, там подымались из земли роскошные злаки; на месте, где Зевс заключил Геру в свои объятия, зазеленели травы, запестрели цветы, и ниспала на них обильная роса*; в народных сказках красавица = богиня Весна, выступая в свой брачный путь - к ожидающему ее жениху, наполняет воздух благовонием, а под стопами ее вырастают прекрасные цветы**. В деревнях Великой и Малой России весенний праздник Ярилы перешел в чествование Юрьева дня (см. гл. XIII); собственно же под именем Ярилова праздника известны были здесь и удерживались весьма долгое время те игрища, которые древле совпадали с периодом удаления летнего солнца на зиму. Тогда совершался знаменательный обряд похорон Ярила; изображение его делалось с огромным мужским детородным членом и полагалось в гроб; похороны сопровождались плачем и завыванием женщин*** - точно так же, как у финикиан и других древнейших народов смерть фаллюса оплакивали женщины, принимавшие участие в религиозной церемонии его погребения. Этим обрядом выражалась мысль о грядущем, после летнего солоноворота, замирании плодотворящей силы природы, о приближающемся царстве зимы, когда земля и тучи замыкаются морозами, гром перестает греметь, молния - блистать, дождь - изливаться на поля и сады. Обрядовая обстановка, с какою праздновали бога Ярилу в разных местностях, указывает на тесную связь его с летними грозами, на тождественность его с дождящим Перуном: опьянение вином, как символом бессмертного напитка богов (= дождя), бешеные пляски, сладострастные жесты и бесстыдные песни (символы небесных оргий облачных дев и грозовых духов) напоминали древние вакханалии; как на праздниках Дионису главная роль принадлежала вакханкам, так и в вышеописанном белорусском игрище совершение обряда исключительно возлагается на девиц. В Воронежской губ. лицо, избранное представлять Ярила, убиралось цветами и обвешивалось бубенчиками и колокольчиками, в руки ему давали колотушку, и самое шествие его было сопровождаемо стуком в барабан или лукошко; потому что звон и стук были метафорами грома, а колотушка - орудием, которым бог-громовник производит небесный грохот. У других славян Ярило известен был под именем Яровита (вит - окончание, корень - яр), которого старинные хроники сравнивают с Марсом: "deo suo Herovito, qui lingua (224) latina Mars dicitur, clypeus erat consecratus"; Марс же первоначально - громовник, поражающий демонов, а потом - бог войны. Как небесный воитель (бог яростный = гневный), Яровит представлялся с бранным щитом; но вместе с тем он был и творец всякого плодородия. От его лица жрец, по свидетельству жизнеописания св. Отгона, произносил следующие слова при священном обряде: "я бог твой, я тот, который одевает поля муравою и леса листьями; в моей власти плоды нив и деревьев, приплод стад и все, что служит на пользу человека. Все это дарую я чтущим меня и отнимаю у тех, которые отвращаются от меня"****.
______________
* D. Myth., 306.
** Гальтрих, 39.
*** Подробности см. в главе о народных праздниках.
**** Ж. М. Н. П. 1846, VII, 58-60. Г. Срезневский считает Руевита (Rugievithus) тождественным с Яровитом: "оба названия имеют одно и то же значение буйности, силы" (Юнгманн Slownik Ccsky, IV, 251; I, 570); а далее прибавляет "Другая форма корня яр есть яс - и от нее произошло другое название: бог света Ясонь или Хасонь, известное чехам в смысле ФебаДлугош, а за ним и Бельский говорят о нем (Jcsse), как о Юпитере". Имя Ярилы слышится во многих географических названиях: Ярилово поле - в Костроме, Ярилова роща, бывшая некогда под Кинешмою, село Ерилово в Дорогобужск. уезде, Яриловичи урочища в Тихвин, и Валдайск. уезд., Ярилова долина около Владимира, и проч. (Сахаров., II, 91; Древн. Боголюбов, соч. Доброхотова, 96-97; Р. И. Сб., VII, 187, стат. Ходаковского).
Что языческие празднества, совершавшиеся в честь плодотворящих сил природы, отличались полным разгулом и бесстыдием, на это мы имеем прямые свидетельства памятников. Послание игумена Памфила во Псков 1505 года говорит: "еда бо приходит велий праздник день Рождества Предтечева (24 июня - праздник летнего поворота солнца), и тогда во святую ту нощь мало не весь град взмятется (в селех) и возбесится... стучать бубны и глас сопелий и гудуть струны, женам же и девам плескание и плясание, и главам их накивание, устам их неприязнен клич и вопль, всескверненные песни, бесовская угодия свершахуся, и хребтом их вихляние, и ногам их скакание и топтание; ту же есть мужем же и отроком великое прелщение и падение, но яко (вар. ту есть) на женское и девическое шатание блудно(е) и(м) взрение, такоже и женам мужатым беззаконное осквернение и девам растление"*. И то творится, по выражению игумена, в укоризну и бесчестие святому празднику, подобает день этот содержать в чистоте и целомудрии, а не в козлогласовании, пьянстве и любодеянии. То же подтверждает и Стоглав: на Иванов день и в на-вечерии Рождества и Крещения (время зимнего солоноворота, знаменующего возрождение божеского творчества) "сходятся мужи и жены и девицы на нощное плещевание и на бесчинный говор, и на бесовские песни, и на плясание, и на скакание, и на богомерзкие дела и бывает отроком осквернение и девам растление". Упоминает Стоглав, что подобные "глумы" творились и в троицкую субботу, и в Петровское заговенье**. По всему вероятию, с праздниками Ярилы и Перуна-оплодотвори-теля соединялось в отдаленную старину и совершение языческих браков и умычки (похищение) жен, о чем в Несторовой летописи сказано так: "радимичи, и вятичи, и север (северяне) один обычай имяху (с древлянами): живяху в лесе, яко же всякий зверь, ядуще все
нечисто, срамословье в них пред отьци и пред снохами, браци не бываху в них (т. е. с христианской точки зрения), но игрища межю селъг. Схожахуся на игрища, на плясанье и на вся бесовьская игрища, и ту умыкаху жены собе, с нею же кто свещашеся; имяху же по две и по три жены"***. Переяславский летописец передает это свидетельство Нестора в более распространенной форме: "и срамословие и нестыдение, диаволу угажающи, възлюбиша и пред отци и снохами и матерми, и м(б)раци не возлюбиша, но игрища межи сел, и ту слегахуся, рищюще на плясаниа, и от плясаниа познаваху - которая жена или девица до младых похоте(225)ние имать, и от очного взозрения, и от обнажения мышца, и от ручных показаниа, и от прьстнеи даралаганиа (перст возлагания?) на пръсты чюжая, таж потом целованиа с лобзанием, и плоти с сердцем ражегшися слагахуся, иных поимающе, а другых, поругавше, метааху на насмеание до смерти"****. Из правил митрополита Иоанна (конца XI ст.) видно, что и после просвещения Руси простой народ считал христианский обряд венчания церемонией, установленной для князей и бояр, и не признавал за нужное брать на супружеское сожитие церковного благословения, а довольствовался старыми языческими обычаями, и что в его время были люди, имевшие по две жены*****. Поклонение Ярилу, и буйные, нецеломудренные игрища, возникшие под влиянием этого поклонения, - все, в чем воображению язычника наглядно сказывалось священное торжество жизни над смертию (= Весны над Зимою), для христианских моралистов были "действа" нечистые, проклятые и бесовские; против них постоянно раздавался протест духовенства. Несмотря на то, стародавний обычай не скоро уступил назиданиям проповедников; до позднейшего времени на Яриловом празднестве допускались свободные объяснения в любви, поцелуи и объятия, и матери охотно посылали своих дочерей поневеститься на игрищах. Праздник этот в Твери уничтожен ревностью архиепископов Мефодия и Амвросия, а в Воронеже то же совершено преосвященным Тихоном. В 1765 году - в понедельник Петрова поста (30-го мая) приехал святитель на площадь, где происходило народное гульбище; "я увидел, говорит он в своем увещании к пастве, что множество мужей и жен, старых и малых детей из всего города на то место собралось. Между сим множеством народа я увидел иных почти бесчувственно пияных, между иными ссоры, между иными драки; приметил плясания жен пияных с скверными песнями". Преосвященный остановился посреди толпы и начал обличение; проповедь его достигла цели, народ разошелся, и праздник Ярилы навсегда был оставлен******.______________
* Доп. к Ак. Ист., I, 22; Ч. О. И. и Д., год 1, IV, 60-61.
** Главы XLI, вопр. 24, и XCII.
*** П. С. Р. Л., 1,6.
**** П. С. Р. Л., 1,6, стр. 3-4.
***** Рус.Дост,1,91,101.
****** Терещ., V, 102; Описание жизни и подвигов преосв. Тихона, соч. митроп. Евгения, изд. 2-е, 27-37.
Уподобление дождя мужскому семени и чествование фаллюса привели к тому суеверному, исполненному нравственного безобразия обряду, о котором упоминается в летописи Нестора - в рассказе о болгарах, приходивших к св. Владимиру: "си бо омывають оходы своя, поливавше водою, в рот вливают и по браде мажются, поминают Бохмита; такоже и жены их творять ту же скверну, и ино пуще от совкупленья мужьска и женьска вкушають. Си слышав Володимер плюну на землю, рек: нечисто есть дело!"* Слово св. Григория (паисиевский сборн. XIV в.), говоря о языческих народах, которые чтили срамные уды и требы им возлагали, прибавляет: "от них же болгаре научившись, от срамных уд истекшюю скверну вкушають, рекуще: сим вкушаньем оцещаються греси". По другому списку: "словене же на свадьбах вкладываюче срамоту и чесновиток (чеснок) в ведра пьють; от оюфильских же и от аравитьскых писаний научьшеся болгаре от срамных уд истекающюю сквьрноу вкоушають". В слове христолюбца (по рукописи XV в.) находим то же свидетельство: "ино же сего горее есть: устроивыпе срамоту мужьскую и вкр(л)адывающе в ведра и в чаше и пьють, и вынемьше осморкывають и облизывають и целують, не хужьше суть жидов и еретик и болгар"**. Как символы дождя, мужское семя и вода, которою омываются детородные члены, получили в народных убеждени(226)ях ту же очистительную силу, какую индийцы присвоили коровьим экскрементам (см. гл. XIII), и значение напитка, скрепляющего брачные узы и рождающего любовь. В вопросах Кирика (XII в.) читаем: "а се есть у жен: аще не взлюбять их мужи, то омывають тело свое водою, и ту воду дають мужем"***. В одном рукописном соборнике XVI в.**** в статье о различных эпитемьях сказано: "грех есть мывшесь молоком или медом (и молоко, и мед символы дождя) и давши кому пити милости для - опитемьи 8 недель поклонов по 100".
______________
* П. С. Р. Л., 1,37.
** Лет. рус. лит., т. IV, 92, 97,99.
*** Памят. XII в., 202.
**** Рукопись эта принадлежала петербур. торговцу Болотову.
Чувство взаимного влечения юноши и девицы, чувство любви, ведущей к брачному союзу, издревле выражалось под метафорическими образами грозы, связующей отца-небо с матерью-землею. На эпическом языке народных песен любовь прямо называется горючею ("горюча любовь на свете"); об ней поется:
Не огонь горит, не смола кипит,
А горит-кипит ретиво сердце по красной девице.
Любовь - не пожар, выражается пословица, а загорится - не потушишь*. В Пе-реяславльском уезде говорят: "лучше семь раз гореть (т. е. быть холостым, томиться любовью), чем один овдоветь". В том же значении слово "гореть" употребляется в замечательной народной игре, известной под именем горелок. Горелки начинаются с наступлением весны, с Светлой недели, когда славилась богиня Лада, покровительница браков и чадородия, когда самая природа вступает в свой благодатный союз с богом-громовником и земля принимается за свой род. Очевидно, игре этой принадлежит глубокая древность. Холостые парни и девицы устанавливаются парами в длинный ряд, а один из молодцев, которому по жребию достается гореть, становится впереди всех и произносит: "горю, горюпень!" - Чего ты горишь?
– спрашивает девичий голос.
– Красной девицы хочу.
– Какой?
– Тебя молодой! При этих словах одна пара разбегается в разные стороны, стараясь снова сойтиться друг с дружкою и схватиться руками; а который горел - тот бросается ловить себе подругу. Если ему удастся поймать девушку прежде, чем она сойдется с своей парою, то они становятся в ряд, а оставшийся одиноким заступает его место; если же не удастся поймать, то он продолжает гоняться за другими парами, которые, после тех же вопросов и ответов, бегают по очереди**. Погоня за девицами, ловля, захват их указывают на старинные умычки жен; юноша, волнуемый страстными желаниями, добивающийся невесты, уподобляется горящему пню***, а самая игра в разных областных наречиях слывет: огарыши, огорелыш, опрел (отпреть), малорус, гори-дуби гори-пень****. Есть еще другая игра, значение которой тождественно с горелками; девица садится в стороне и причитывает: "горю, горю на камешке; кто меня любит, тот сменит" (или: "кто милее всех, тот меня выкупит"). Из толпы играющих выходит парень, берет ее за руки, приподымает и целует; потом садится на ее место и произносит те же слова: его выкупает одна из девиц, и так далее*****.
______________
* Опис. Олонец. губ. Дашкова, 183; О.З.1851, VIII, 73.
** Сахаров., 1,74; Ворон. Г. В. 1851,14.
*** В некоторых деревнях тот, кто "горит", называется столбом.
**** Обл. Сл., 136-7,143, 216.
***** Терещ., IV, 28. Обл. зазной - любовь, зазноиный - влюбленный, зазноить - обуглиться, зноить - от сильного жара принимать красный цвет, издавать запах гари, зной - жара, зазнияться - загореться.
Заговоры на любоьь называются присушками (от сушить; санскр. корень cush - (227) arescere, сushman - огонь = то, что жжет и сушит; наше сухмень - засуха, произведенная жаркими лучами солнца*, а на утрату этого чувства - отсушками или остудою (от стыть, студить, студёный, стужа, остуданелюбовь, ненависть, постылый - немилый; сравни: охладеть в любви). Для того, чтобы уничтожить в ком-нибудь любовь, надобно погасить в нем пыл страсти, охладить внутренний сердечный жар. Этим многочисленным данным, по-видимому, противоречит слово зазноба - любовь (зазнобчивый- влюбчивый от знобить- холодить, морозить, озноб- дрожь, ощущение холода**), но это противоречие только кажущееся: оно легко объясняется переходом понятия о поедучем, причиняющем боль огне к значению жгучего мороза (см. гл. XI). Заговоры на любовь или присушки состоят из заклинаний, обращенных к божественным стихиям весенних гроз: к небесному пламени молний и раздувающим его ветрам. Приведем несколько любопытных примеров:
______________
* Архив ист.-юрид. свел., II, ст. Бусл., 8.
** Доп. обл. сл., 56, 68.
а) "На море на кияне (=в небе)... стояла гробница (=туча), в той гробнице лежала девица (молния, богиня-громовница). Раба божия (имярек)! встань-пробудись, в цветное платье нарядись, бери кремень и огниво, зажигай свое сердце ретиво по рабе божием (имя) и дайся по нем в тоску и печаль"*. Кремень и огниво, которыми Перун высекает свои молниеносные искры, до сих пор даются в Олонецкой губ. жениху, перед самым отправлением его к венцу; с ними отправляется он и в церковь**. о) "Встану я раб божий и пойду в чистое поле. Навстречу мне Огонь и Полымя и буен Ветер. Встану и поклонюсь им низёшенько и скажу так: гой еси Огонь и Полымя! не палите зеленых лугов, а буен Ветер! не раздувай полымя; а сослужите службу верную, великую: выньте из меня тоску тоскучую и сухоту плакучую, понесите ее через боры - не потеряйте, через пороги - не уроните, через моря и реки - не утопите, а вложите ее в рабу божью (имя) - в белую грудь, в ретивое сердце, и в легкие и в печень, чтоб она обо мне рабе божьем тосковала и горевала денну, ночну и полуночну, в сладких ествах бы не заедала, в меду, пиве и вине не запивала". Подобные обращения делаются и к огненному змею - зооморфическому олицетворению громовой тучи. В других заговорах читаем: с) "Пойду я в чистое поле, взмолюся трем Ветрам, трем братьям: Ветры, буйны Вихори! дуйте по всему белому свету, распалите и разожгите и сведите рабыню (имя) со мною рабом божиим душа с душой, тело с телом, плоть с плотью, хоть (сравни: по-хоть) с хотью. Не уроните той моей присухи ни на воду, ни на лес, ни на землю, ни на скотину; на воду сроните - вода высохнет, на лес сроните - лес повянет, на землю сроните - земля сгорит, на скотину сроните - скотина посохнет. Снесите и положите (ее) в рабицу божию, в красную девицу - в белое тело, в ретивое сердце, в хоть и плоть... Есть в чистом поле - сидит баба-сводница, у бабы-сводницы стоит печь кирпичная, в той печи кирпичной стоит кунган, в том кунгане всякая веща кипит-перекипает, горит-перегорает, сохнет и посыхает; так бы о мне рабе божием рабица божия (имя) сердцем кипела, кровию горела, и не могла бы без меня ни жить, ни быть"***. d) "Встану я и пойду в чистое поле под восточную сторону. Навстречу мне семь братьев, семь Ветров буйных.
– Откуда вы, семь братьев, семь Ветров буйных, идете? куда пошли?
– Пошли мы в чистые поля, в широкие раздолья сушить травы скошенные, леса порубленные, земли вспаханные.
– Подите вы, семь Ветров буйных, соберите тоски (228) тоскучие со вдов, сирот и маленьких ребят - со всего света белого, понесите к красной девице (имя) в ретивое сердце: просеките булатным топором (= молнией) ретивое ее сердце, посадите в него тоску тоскучую, сухоту сухотучую, в ее кровь горячую, в печень, составы..., чтобы красная девица тосковала и горевала по таком-то рабе божием во все суточные 24 часа, едой бы не заедала, питьем бы не запивала, в гульбе бы не загуливала и во сне бы не засыпывала, в теплой паруше (бане) щелоком не смывала, веником не спаривала... и казался бы ей такой-то раб божий милее отца и матери, милее всего рода-племени, милее всего под луной господней"****, е) "Есть на восточной стране высокие горы, на тех горах стоит сырой дуб кряковатый (горы = тучи, дуб - Перуново дерево); стану я раб божий под тот сырой дуб кряковатый и поклонюся буйным Ветрам: ой же вы, буйные Ветры! повейте вы на меня раба божия и обвейте вы семьдесять составов с составом и семьдесять жил с жилою, хоть, плоть и горячую кровь и ретивое сердце, и свейте вы с раба божьего думу и помышление, тоску и сухоту. И обвейте вы, Ветры буйные, рабу божию мою полюбовницу в ее белое лицо, в ясные очи, во все 70 жил с жилою и 70 составов с составом, хоть и плоть... и зажигайте вы, буйные Ветры, у рабы божией моей полюбовницы душу и тело, думу и помышление... Как всякий человек не может жить без хлеба - без соли, без питья - без ежи, так бы не можно жить рабе божией без меня раба; сколь тошно рыбе жить на сухом берегу без воды студеные и сколь тошно младенцу без матери, а матери без дитяти, столь бы тошно было рабе божией без меня раба; как быки скачут на корову, так бы раба божия бегала, искала меня - Бога бы не боялась, людей бы не стыдилась, во уста бы целовала, руками обнимала, блуд сотворила; и как хмель вьется около кола, так бы вилась-обнималась раба божия около меня". (Новгор. губ.) f) "В чистом поле гуляет буйный Ветер; подойду я поближе, поклонюсь пониже и скажу: гой еси буйный Ветер! пособи и помоги мне закон (брачный союз) получить от такого-то дома"*****. Под непосредственным влиянием древнеязыческих воззрений на силы природы воззрений, которые находили для себя долго не иссякавший источник и прочную опору в звуках родного языка, сложилась и система нравственных убеждений человека. Весь внутренний мир его представлялся не свободным проявлением человеческой воли, а независимым от нее, привходящим извне действием благосклонных или враждебных богов. Всякое тревожное ощущение, всякая страсть принимались младенческим народом за нечто наносное, напущенное, какой взгляд и доныне удерживается в массе неразвитого простонародья: пьет ли кто запоем, пристрастится ли к игре, страдает ли душевной болезнею- все это неспроста, во всем этом видят очарование. Чувство любви есть также наносное; те же буйные ветры, которые пригоняют весною дождевые облака, раздувают пламя грозы и рассыпают по земле семена плодородия, - приносят и любовь на своих крыльях, навевают ее в тело белое, зажигают в ретивом сердце. Кто влюблен, тот очарован. Возбуждая тайные желания, безотчетную грусть и томление, любовь понята народом как грызущая, давящая тоска, заставляющая юношу или девицу изнывать, сохнуть, таять; так изображается она и в заговорах: "как на море на окиане, на острове на Буяне, есть бел-горюч камень алатырь (скала-облако), на том камне устроена огнепалимая баня, в той бане лежит разжигаемая доска, на той доске тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски... чрез все пути и дороги и перепутья воздухом и аером. Мечитесь тоски, киньтесь тоски и бросьтесь тоски (в красную девицу) в ее буйную голову, в тыл, в (229) лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретивое сердце, в ее ум и разум, в волю и хотение, во все ее тело белое", чтобы был ей добрый молодец "милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасной"******.
– "Вставайте вы, матушки, три тоски тоскучие, три рыды рыдучие, и берите свое огненное пламя, разжигайте рабу-девицу (имя), разжигайте ее во дни, в ночи и в полуночи, при утренней зоре и при вечерней..."******* Присушки наговариваются большею частию на хлеб, вино или воду, и эти наговорные снадобья даются при удобном случае тому, кого хотят приворожить; произносятся они и на след, оставленный ступнею милого человека, и на ласточкино сердце и вороново перо. В старинной песне про богатыря Добрыню и чародейку Марину находим следующий интересный рассказ: