Поэты и революция

К революциям

Сломать бы слово, смять его и бросить,Разбить бы нерушимую печать…Но только проявляется, как проседь,Её неисчезающая рать.Она по закоулкам подсознаньяВнедряется, коварная, в мозги,Всё ищет фанатичного признанья,Ей наплевать, что впереди ни зги,Что – горькая опять – слеза ребёнкаПрольётся на детдомовскую грудь,Грядёт за похоронкой похоронка…Когда от потрясений отдохнуть!

Николаю Гумилёву

Никто не знает, где твоя могила.Жена, пусть бывшая, искала. Не нашла.В какой крупице мира зреет сила,Которая от смерти утекла?Пустынный остров петербургской хмури,Что одноногий часовой, стоит фонарь,Чуть светит он сквозь залпы бури.Над островом смятение и гарь.И в чахлом травостое, безголосо,Отрубленные головы лежат.Рядком, глаза в глаза и к носу носом.Над ними солдатни роскошный мат.Он что отходная в те смутные годины —Последнее напутствие душе.Николин день, святые Именины,Для будущего верное клише.

Надпись на памятнике «Примирение, или всем жертвам Гражданской войны» (Памятник установлен в Санкт-петербурге)

Мы – один народ, одна страна,Никуда от этого не деться,Даже если разрывает сердцеНадвое Гражданская война.

* * *

Мечтать не вредно. Кто же с этим спорит?Жива надежда – жив и человек.Всю жизнь мечтали: новое построитНаш самый просвещённый век.И ярым изъявлением восторгаНаполнятся кипящие сердца…А вместо этого – вновь очередь у морга,Разруха и вульгарный дух тельца.

На октябрьские события 1993 года

Закона нет,Есть только право сильных.Кто победил —Тому хвала и честь.Ура! Ура!На холмиках могильныхОгни опавших листьев.Их не счесть.Их много так,Их так кроваво много,Октябрь зловещей птицей сделал круг,И снова в этом месяце суровоВошёл в Историю очередной недуг.Мы – вечные. Больные?!

Два барана, или взгляд из космоса. Басня

Золото царей за рубежом,

Золото компартии за рубежом

(Из газет)

На прекрасной планете, как солнечный зайчик, красивой,Среди буйных лесов и глазасто-озёрных равнинДва Барана живут.Им привольно пасётся на нивах,И стада их жируют в тени богатейших долин.Два Барана, два брата – две буйных стихии природы,Их судьба повязала в согласии жить много лет,Но, когда-то столкнувшись, согласно бараньей породе,Так они разодрались, что надолго погас белый свет.Оказалось, Бараны волшебное свойство имели —В схватке диких страстей монолит золотой вылетал,А соседи его подбирали и сильно на том богатели,А Бараны нищали, потеряв драгоценный металл.И отары овец наиболее ценной породыВихрь борьбы изничтожил иль выгнал в чужие края,Где они незаметно в могилы сошли, подытоживСвою жизнь, как ничто, как ненужную грань бытия.И опять повторилось, и также борьба и разруха,И опять побежали от этого ада страстейНаиболее ценные. У оставшихся хватит ли духаВозродить, что потеряно, суть отделив от частей?А Бараны, подравшись и выбросив золото снова,Отощали, сухой бы травы хоть клочокКто бы бросил им, зимы здесь слишком суровы,Чтобы жить без запасов, где лето красно осенью.И так издавна.Значит, Баранам нужнееСхватка, Сшибка. Рога на Рога, Вилы в бок,Вкус борьбы для Баранов намного важнееВкуса пышных и сытных отменно-здоровых хлебов.

Сергей Воронов

Отец

Тяжело и не вдругуходила страна от разрухи,и желанной надеждойзвучало короткое: «хлеб!»Но уже потиралв удовольствии ловкие рукии жирком обрасталпредприимчивый дядюшка НЭП.Озабочен одним:никогда б не скудела кубышка!– Эй, извозчик, плачу! —и послушно бренчал бубенец.…И служил на Сеннойу родни деревенский мальчишка,плоть от плоти купца, —на пороге судьбымой отец.– На последних портахпролетарий латает прорехи,сыт идеей своей,на субботник выходит, гляди! —хохотали дядья.Нечто жуткое слышалось в смехе,и у Коли в протестедуша замирала в груди.Был страшнее, чем боль, —не забудет мальчишка об этом! —сыромятный ремень,что гулял по спине горячо,как расплата за флаг,водружённый им над сельсоветом,флаг, полотнищем алымпризывно толкнувший в плечо!Ты за собственный выбородин перед миром в ответе.Ты прислушайся к сердцу,почувствуй,где правда,где ложь.Отвечая себена тревожном и свежем рассвете,выбираешь дорогу,которой по жизни пойдёшь.И не зря молодымРеволюция двери открыла,за собой позвала,новый мир утверждая в борьбе!И сказал Николай:– От свиного копчёного рылаухожу. О другой, настоящей мечтаю судьбе.Злобно выла родня:– Мы таких дураков не видали!Ты без нас пропадёшь,мы тебе не поможем, стервец!..К старой маленькой ТЭЦприхожу на Обводном канале.Сорок лет.Это – жизнь.Сорок лет здесь работал отец.И когда я стоялу открытой отцовской могилы,и когда застучалипромёрзшие комья земли,как священный завет,как прилив несгибаемой силы,честь и воля отцанавсегда в моё сердце вошли.Есть великий закон:в человеке главенствует совесть.Не о брюхе пекись —к настоящей тянись красоте.И живи для людей,об одном лишь всегда беспокоясь —сохранить своё имяи совесть своюв чистоте!..

Дед

Мне дед по фотографиям знаком:Спокойный взгляд, рука в бороздьях жил.Был из крестьян, простым истопникомПри Смольном институте он служил.Что знал в своей нелёгкой жизни дед?Умел бедой перетужить беду.Но был Октябрь его рукой согретВ семнадцатом, потрясшем мир, году.О том высоко думается мне.Но и сейчас кирпичный старый домСтоит на Петроградской стороне.Здесь умер дед. Зимой. В сорок втором.Судьбою человеческой велик,В Победу веря свято и светло,От холода он умер, истопник,Отдавший Революции тепло.

Людмила Гарни

Старая Русса на старых открытках

Татьяне Громовой

Бьют минеральные воды фонтанами,Брызжут целебными струйками рваными.И Губернаторский дом, где вчерашнееСпряталось Время за древними башнями.Вдоль по аллее цветущей жасминовойШествуют дамы с глазами счастливыми.Дом театральный с резьбой по карнизуЛюди, готовые к фото-сюрпризуЩёки актёров-любовников выбриты,Шляпы актрис, горностаем подбитые,И капельмейстер сияет в ротонде,И меценат бородатый в бомонде…Стен монастырских целёхоньки зубчики,Дети в матросках и в складочку юбочки,В низкой коляске с «колёсами мельниц»Спит безмятежно щекастый младенец.Перебираю открытки я бережно,Где ты, эпоха, далёкая, прежняя?Старая Русса…Ей не изменяться бы!Год на открытках помечен…Семнадцатый…

Валентин Голубев

* * *

Храмов и святынь не пожалев,Взвихрив гарь в просторище великом,Каиновы дети, ошалев,Будут упиваться русским лихом.Путь, мостя костьми до зимних руд,Чтоб добыть для домен адских пищу,Даже с нищих подать соберут,Выживших сочтут и перепишут.По юдолям дьявольских утехЛожь, как лошадь, проведут хромую,Мучеников царственных и техЗлом ошеломят и ошельмуют.Может быть, весь этот бесприютПринесла, упав, звезда Галлея?И мальчишке ноги перебьют,Праведной души не одолея.Даже в безысходстве выход есть!В святотатстве жительствовать тошно.И взошли священники на КрестПервыми, как пастырям и должно.Те года, – потомок, не робей, —Лишь в душе аукнутся-вернутся,Памятку оставят по себе —Мёртвые в гробах перевернутся.

Антихрист

Господь ещё, должно быть, с намиСреди кровавых смут и торга,Когда поправших божье знамяЗемля и мёртвыми отторгла.Звезда над площадью – как выстрел,И там, где стяг из крови соткан,Не погребён, лежит антихристВ избушке каменной без окон.

* * *

Лишь за то, что мы крещёные,По законам божьим жили,Нам удавочки кручёныеЗаготовят в псовом мыле.Казнь страшна не пыткой вычурной,Не топорной смертью близкой,Жалко, батюшка нас вычеркнетИз своих заздравных списков.Снеговой водой обмытые,На полу лежим бетонном.Притомились наши мытари,В уголочке курят томно.Мы уходим в небо.– Вот они! —Закричат псари вдогонку.И по следу псы да вороны —Наш эскорт до алой кромки.Я не плачу, мне не плачется —Запою у края тверди.Исполать тебе, палачество,За моё презренье к смерти.

Память

Мы лежим в земле.ЖнивьёПо краям погоста.Помню: словно вороньё,На селе матросы.До утра рядил ревком,Утром за обозыНас поставили рядком —Битых, божьих, босых.Треск от выстрела, другой…Вразнобой, не скупо.Покачнулся голубойЦеркви нашей купол.Полон алою слюнойРот, и привкус солон…Прокатилось шестернейВремечко по сёлам.