Поэты «Искры». Том 1

17. ЖАЛОБА ЧИНОВНИКА

Человек я хорошего нрава — Право! Но нельзя же служить, как известно, Честно. Я вполне соглашаюсь, что взятки Гадки; Но семейство, большое к тому же, Хуже. Точно: можно ходить и в веригах — В книгах… А чтоб эдак-то бегать по свету — Нету! Рассуждают, награбивши много, Строго: Капитал-де от предков имели! Все ли? И меня ведь господь не обидел: Видел, Как и те, что статейки писали,— Брали. Так за что ж распекать-то сверх штата Брата? Одного ведь отца мы на свете Дети! <1859>

18. ТОЛЬКО!

Нет на свете зла! Жить — легка наука; Зло изобрела Авторская скука. Вот весна, весна! Вся природа рада… Только — холодна… Согреваться надо. Нам от стужи дан Нектар ароматный; Вина южных стран Теплотой приятной Чувства усладят… Только — снова вздохи: Вина, говорят, Дороги и плохи. Нет — так всё равно! Что нам пить чужое? Есть у нас вино, Русскому родное: Чарка водки — в зной И в мороз — находка! Только — грех какой!— Дорога и водка. Пить взамен вина Просто воду будем; Трезвость нам нужна, Как рабочим людям: В ней — успех труда… Только — я не скрою — Чистая вода Дорога весною. А весна идет И, дразня свободой, Негой обдает… Поживем с природой Хоть один денек! Только — вот забота: Двери на замок Заперла работа. Так трудом живи, В светлые мгновенья Находя в любви От труда забвенье. С нею, в царстве грез, Бедных нет на свете! Только — вот вопрос: Ну, как будут дети?.. Так одним трудом, Без мечты нескромной, Как-нибудь дойдем До могилы темной. Труд — надежный друг Всех несчастных… только — Сколько в свете рук, Нет работы столько! Жить ли без труда С голодом да с жаждой! Только… как тогда Дорог угол каждый! А весна светла И поет лукаво: «Нет в природе зла! Счастье — ваше право». <1859>

19. БЫЛЬ (ВОЛЬНОЕ ПРЕЛОЖЕНИЕ В СТИХИ ПРОЗАИЧЕСКОЙ «БЫЛИ» Г-НА МИЛЛЕР-КРАСОВСКОГО — ПОДРАЖАНИЕ БАСНЯМ И СКАЗКАМ ПОЭТА БОРИСА ФЕДОРОВА)

В семье отец и мать детям своим давали Пример весьма дурной; Не то чтоб ссорились: нет, ссор они не знали,— Но чуть придет отец из должности домой, Сейчас пойдет ворчать На деток и на мать. Привыкли деточки отца весьма бояться, А посему Уж стали не к нему, А к нежной матери ласкаться. Отец исправно сек малюток каждый день. Хоть были тяжелы отцовские уроки, Но в детях всё росли ужасные пороки — И своеволие и лень. Скончался папенька, осиротели дети, И стала ласковая мать (Хоть было трудно ей) всем царством управлять, И слушались ее все дети, кроме Пети. Два года в классе он сидел, И, несмотря на все внушенья, Лентяй не знал — и знать как будто не хотел Таблицы умноженья!!! Тут было надобно учителя нанять, В котором долгий опыт Умел бы обуздать Греховной воли ропот. Учитель нанятый сначала ласков был И нежной кротостью малютку вразумил И с корнем вырывал в нем терние дурное. Прошел и месяц так; но новый наступил — Увы! Опять по-прежнему ленился сын вдовы И стал упрямей втрое. Однажды поутру (учитель был сердит) Сидят за кофием с родительницей дети. Учитель, вежливо раскланявшись, глядит — Нет Пети! Где Петя? Пети нет! Мать шлет к нему слугу и видимо хлопочет. И что ж? Слуга принес решительный ответ, Что Петя кофию не хочет!!! Тогда учителев раздался зычный глас: «Прокофий, Сходи к строптивому, и чтоб он шел сейчас Пить кофий!» От голоса сего Внезапно всё умолкло: Малютки все до одного Покрыты бледностью, дрожат в окошках стекла. Мать в страхе тянется к своим птенцам младым, Меж тем чело ее подернулося тучей!.. Необычайный случай! Как быть? Пример другим! Надеясь, что смирится Строптивое дитя, Пошел учитель сам, чтоб с ним распорядиться Хоть не хотя хотя [99] . Не тут-то было! «Зачем ты к кофию, мальчишка, не пришел?» — Учитель вопросил его с сугубой силой. «Я… я… я не хочу…» — «Не хочешь? Произвол!!!» — Учитель заревел, как вол, И мальчику, что было духу, Дал плюху, За нею две влепил, и — если то возможно — Предание гласит, что дал их осторожно.

99

Подражание слогу г. Миллер-Красовского.

* * *

Мальчишка присмирел и мягок стал, как шелк. Какой же в басне толк? Толк этой басни тот, что так же б не мешало Смирять пощечиной и взрослого нахала, Да не слегка (Особенно когда болван учить берется), А со всего плеча, уж как ни размахнется Здоровая рука. 1859

20. БЕДОВЫЙ КРИТИК

Уж он ослаб рассудком бедным, Уж он старик, сухой как жердь, Своим дыханием зловредным Небесную коптящий твердь. Уже, со старческою палкой, В приюте нравственных калек, В какой-нибудь газете жалкой Он жалкий доживает век. Вдруг, вспомнив прежнюю отвагу. Рукой дрожащею скорей Берется в корчах за бумагу — Чернит бумагу и людей. Старинный червь сосет и точит; Но уж в глазах темнеет свет: Портрет врага писать он хочет — И выставляет свой портрет. «Нахальство… мальчик…» — злость диктует; Но изменившая рука Строками черными рисует Нахальство злого старика. Досада пуще в грудь теснится, Бессилье сердце жмет тоской — И, с пеной у рта, старец злится, Покуда сам не отравится Своею бешеной слюной. 1859

21. ПОЛЕЗНОЕ ЧТЕНИЕ Идиллия

Надо мною мракобесия Тяготела суета, И блуждал, как в темном лесе, я До Успенского поста; Но во дни поста Успенского Я внимательно читал Господина Аскоченского Назидательный журнал. Чудо вочью совершилося: Стал я духом юн и смел; Пелена с очей свалилася — И внезапно я прозрел. Я провидел все опасности, Что грозят родной стране С водворением в ней гласности — Столь враждебной тишине. Погибает наша нация, Думал я, с тех пор, как в ней Поднялась цивилизация И брожение идей, И стремление гуманное — Это всё придумал бес — Наважденье окаянное! Окаянский ваш прогресс! За свое спасенье ратуя, В Летний сад я поспешил: Там, смотрю: нагая статуя! Камнем я в нее пустил. Вдруг хожалый очень явственно: «Ты мазурик!» — закричал. И за этот подвиг нравственный Потащил меня в квартал. И в квартале размышлениям Предавался я один. Думал: вот каким гонениям Здесь подвержен гражданин За боязнь соблазна женского! Ах, зачем же я читал Господина Аскоченского Назидательный журнал! 1859

22. ОПЫТЫ ГЛАСНОГО САМОВОСХВАЛЕНИЯ [100]

Привело меня в смущенье Это объявленье. Неужели только в Вятке Не берутся взятки? Нет! В столице есть подобный Некий муж незлобный; О себе он также внятно Возвестил печатно. Правда держится меж нами Оными мужами: Господином Вышнеградским С прокурором вятским. Мужи правды и совета! Вам зачтется это. Перед честностию вашей, Всплывшей солнца краше,— При хвалебном общем клике Ныне все языки Благодарный России Преклоняют выи. 1859

100

По поводу заявления вятского прокурора и предшествовавшего ему заявления г. Вышнеградского.

23–24. ТУРНИР В ПАССАЖЕ

I. ОЖИДАНИЕ

Какое торжество Пассаж готовит нам? Почто текут народа шумны волны В его концертный зал, сияющий как храм, И все места в том зале полны? Почто в полдневный час пред зданьем проходным, С его туннелем позабытым, Движенье странное по стогнам городским, Водопроводами изрытым? Почто в движении Пассажа вовсе нет Обычного праздношатанья, И нет сих барышень, неуловимых лет И неразгаданного званья? Почто стекаются и воин, и купец, Фельетонист-импровизатор, Моряк, и инвалид, и акций продавец, И начинающий оратор, Акционеров друг с внимательным лицом, Изобразившим страх, чтоб ближних не надули, И рисовальщик наш с своим карандашом Из крепкого свинца, идущего на пули? Что значит этот шум, как вопль одной души Весь совместившийся в неразделимом звуке, От зала до кафе, где, чуя барыши, Буфетчик потирает руки? Какое торжество Пассаж готовит нам? Ужели выступит Матрешка И запоет под лад восторженным сердцам, Как на бревно ступила ножка; Ужель «Крамбамбули», «Антипка» и «Туман» Нам душу освежат преданьями былого? Ужели выступит на сцену хор цыган Под управлением Григорья Соколова? О! Если б этот хор! Увы! К чему мечты! Цыганки в Любеке [101] влачат свой век унылый — И в норы на зиму, как некие кроты, Попрятались цыганофилы. Науки ль чудеса раскроются для нас Ее публичными жрецами? Но нет! В Пассаже есть всему урочный час, Час, предначертанный в программе. Какое ж торжество Пассаж готовит нам? Почто текут народа шумны волны? Какими чувствами, подобными волнам, Сердца и головы их полны? Толпа спешит в Пассаж, имея цель одну: Упиться зрелищем ей новым — На рыцарский турнир, бескровную войну Господ Перозио с Смирновым… ………………………………

101

Любек — не город Любек, а бывший на Петровском острове трактир.

2. ПРИГОВОР

Прочь от нас, Катон, Сенека, Прочь, угрюмый Эпиктет! Пирогов, Щедрин, Громека — Обличительного века Беспокойный факультет! Господа, «мы не созрели!..» Вот какой принес нам плод За стремленье к доброй цели — В две последние недели Пятьдесят девятый год! Как мальчишкам нужны сказки, Так нам всем, в родном краю, Нужны помочи, указки. Так уснем, закрывши глазки, Баю-баюшки-баю! Обличительных погромов Уничтожив самый след, Будем спать, как спал Обломов В продолжение двух томов,— В продолжение ста лет. Бросив гласности химеры, Неприличные детям, Да пребудут полны веры Господа акционеры К господам директорам. И так далее… и выше, И в судах, и в остальном, С каждым днем всё тише, тише, Благодатный мир под крыши Заберется в каждый дом. И, неведеньем хранима, Злом невидимым сильна, В крепком сне непобедима, Безглагольна, недвижима Будет Русская страна! 1859

25. СОН НА НОВЫЙ ГОД

В чертогах, взысканных богами, В сияньи солнечных лучей, Разлитых Кумберга шарами По оживленной панораме Дерев тропических, дверей, Тяжелым бархатом висящих, Ковров, статуй, лакеев, зал, Картин, портретов, рам блестящих И на три улицы глядящих, Атласом убранных зеркал; В волнах невнятных разговоров, Алмазов, лент, живых цветов, Тончайших кружев, ясных взоров, Почтенных лысин, важных споров, Мирозиждительных голов, Прелестных дев, хранимых свято, Старушек, чуждых суеты, Умов, талантов чище злата — В слияньи света, аромата, Тепла, простора, красоты,— Как нуль, примкнутый к единицам Для округленья единиц, Внимая скромно важным лицам И удивляясь львам и львицам, Я всей душой склонялся ниц, Как вдруг — раздался туш громовый, Холодный подан мне бокал, И бой часов густой, суровый Провозвестил, что ныне новый, Шестидесятый год настал. Отдавшись весь теплу и свету, В волненьях авторской тоски, Я встал, как следует поэту, Скользя по светлому паркету Ногой, обутой щегольски. По оживленной панораме Пронесся гул, как ропот вод: «Mesdames! М-r Знаменский… стихами… Messieurs!.. желает перед нами Сказать стихи на Новый год». Игра и вальс остановились; С участьем детским предо мной Головки нежные склонились, И все очки в меня вперились… Лакею сдав бокал пустой, Подкуплен ужином грядущим И белизной открытых плеч, Я возгорелся жаром пущим И с вдохновеньем, мне присущим, Провозгласил такую речь: Я говорил: «В наш век прогресса Девиз и знамя наших дней Не есть анархия идей, А примиренье интереса С святыми чувствами людей. Исполнясь гордого сознанья, Что мы кладем основы зданья, Неразрушимого в веках, Призванья нашего достойны, Пребудем мудры и спокойны, Как боги древних в небесах. Согласно требованьям века, Возвысим личность человека, Свободный труд его почтим И, поражая зла остатки, Единодушно: взятки гадки! На всю Россию прокричим. Вослед за криком обличенья, Без лихорадки увлеченья, Мы станем действовать в тиши; И, так как гласности мы верим, Благонамеренно умерим Порывы страстные души. Друзья мои, поэта лира Одни святые звуки мира На вещих струнах издает; И счастья всем — в убогих хатах И в раззолоченных палатах — Певец желает в Новый год. Тебе, Сорокин, — чтобы мог ты От Бугорков до Малой Охты Скупить дома до одного; И чтоб от звуков сладкой лиры Надбавка платы на квартиры Не тяготила никого. Чтоб чарка водки в воскресенье — Труда тяжелого забвенье — Была у бедных мужичков; И вместе с тем, чтоб паки, паки Разбогател Тармаламаки, Снимая пенки с откупов. Чтоб сметка русских не дремала, И чтоб торговля оживляла Все города родной земли, И чтобы немцы и французы Из Петербурга денег грузы В отчизну также увезли. Чтоб каждый думал с новым годом Соразмерять приход с расходом, Свой личный труд и труд чужой; И чтобы дамские наряды, Как здесь, пленяли наши взгляды Неравномерно с красотой. Чтобы везде, в углу, в подвале, В тюрьме, в нетопленной избе, Все также Новый год встречали, Как мы, в роскошной этой зале, Позабывая о себе!» Рукоплесканья заглушили Мой безыскусственный привет; Старушки тихо слезы лили, А старцы громко говорили, Что я — единственный поэт, Что Русь талантами богата!.. Все львы сошлись со мной на ты, В моем лице целуя брата,— В слияньи света, аромата, Тепла, простора, красоты. 1859

26. ЧЕЛОВЕК С ДУШОЙ Идиллия

Ах! человек он был с душой, Каких уж нынче нет! Носил он галстук голубой И клетчатый жилет. Он уважал отчизну, дом, Преданья старины; Сюртук просторный был на нем И узкие штаны. Не ведал он во всё житье, Что значит праздность, лень; Менял он через день белье, Рубашки каждый день. Он слишком предан был добру, Чтоб думать о дурном; Пил рюмку водки поутру И рюмку перед сном. Он не искал таких друзей, Чтоб льстили, как рабы; Любил в сметане карасей И белые грибы. В душе не помнил он обид; Был честный семьянин — И хоть женой был часто бит, Но спать не мог один. До поздней старости своей Был кроткий человек И провинившихся детей Он со слезами сек. Когда же час его настал — Положенный на стол, Он в белом галстуке лежал, Как будто в гости шел. В день похорон был дан большой Кухмистерский обед. Ах! человек он был с душой, Каких уж нынче нет! <1860>