Поэты Урала. Антология в двух томах. Том 1
Шрифт:
По каменным скулам скользили тени.
Он был тогда как неграмотный гений.
1964
ОКТЯБРЬ НА УРАЛЕ
Октябрь…
Двадцать шестое…
Зал аплодирует
Стоя.
Полны все ярусы, все балконы.
Рабочие кепки…
Шинели фронтовиков…
В президиуме
Всем знакомые
Малышев, Вайнер, Хохряков.
Ложатся слова,
Как истории грани.
Оратор в тужурке, в пимах.
На
Поземкой метет зима.
Над городом
В звездах морозной ночи
Склонилось небо широким плечом,
И Вайнер, трибун и любимец рабочих,
Выйдет на улицу, разгорячен.
Поземке бежать с ним рядом,
Колючему ветру касаться щек…
Знамена красногвардейских отрядов
Пулями не пробиты еще.
Еще не оплакивала верхисетцев
У братской могилы трубная медь,
И Вайнера жаркое сердце
По-прежнему хочет дерзать и сметь.
И Малышева у Златоуста
Еще засада не подстерегла.
Он выйдет под звезды тусклые,
Свернет на улицу от угла.
Ему шагать, не сутулиться.
Он эту улицу знает давно,
Не знает только, что этой улице
Будет имя его дано.
Еще колчаковцы с рук не сдирали
Перчатки кровавые кожи живой,
И правда рабочая на Урале
Ходит с поднятой головой.
Она сегодня за все в ответе,
Советской власти вручая права.
Гуляет по залу балтийский ветер.
Матрос Хохряков бросает слова:
«Восстание», «Ленин», «рабочий класс».
Он в черном бушлате, широкоплечий.
Зал снова поднялся.
Словам навстречу
Сияют тысячи глаз.
Октябрь 1964
СТРОЧКИ, СЛОЖИВШИЕСЯ ВО СНЕ
В сумке дорожной стихи да хлеб.
Плащ перекинут через плечо.
Раннее утро. Заря еще
словно знамя в чехле.
Май 1968
В ПЕРВОУРАЛЬСКЕ
Такое забудешь разве?
Такое забыть нельзя!
На стыке Европы и Азии
Встречали меня друзья.
Где синью курилось раздолье,
К пригорку тропинка вела.
Уралочка с хлебом-солью
Легко в мою память вошла.
Железный уральский город
Вдруг все оттеснил города.
К тропинке придвинулись горы,
Как прожитые года.
О, если бы, в сердце отметив,
Умела вместить строка
И рукопожатья, и эти
Две части материка!
Июль 1970
«Зарницы не сгорают…»
Зарницы не сгорают,
Их смутно ловит взгляд.
Дороги Зауралья
Под звездами пылят.
Мне этот путь не внове.
Следи и не следи,
Вечерний Богданович
Остался
позади.Завод огнеупоров.
Громады белых труб.
Прославил этот город
Огнеупорный труд.
Я здесь три года не был.
Шофер, хоть погуди!
Под обожженным небом
Тот город позади.
Присматриваюсь. Верно.
Лишь колок обогни,
Волковской свинофермы
Дежурные огни.
Лесок, заметно, мелок.
За тем леском село.
Вкруг церкви запустелой
Безмолвье залегло.
Оглохшая навеки,
Стоит она темна.
Ей каменные веки
Смежила тишина.
У плит глухие травы.
Их ветер шевелит.
Свернуть скорее вправо
Желание велит.
Там Дом культуры… Странно
Мерцает свет в окне.
С широкого экрана —
Солдаты на броне.
Зарницы не сгорают.
Их смутно ловит взгляд.
Дороги Зауралья
Под звездами пылят.
В ночную мглу одета,
Уже невдалеке
Полдневка-речка где-то
Укрылась в ивняке.
В ней где-то месяц тонет.
Но тут как ни гляди,
под мостиком в бетоне
Та речка позади.
Районные дороги.
Клубится пыльный след.
Уральские отроги
Здесь не сошли на нет.
Все круче в гору. Эвон
Куда! Шофер молчит.
Осталась где-то влево
Деревня Щипачи.
Название родное
Не сбережет судьба:
Когда-нибудь на зное
Сотрут волной хлеба.
Не зря почти что рядом
Растет, живет светло
Со школой-интернатом
Все в зелени село.
Мне песня губы сушит,
Хоть слов не подберу.
Сбегутся песню слушать
Колосья на ветру.
Сбегутся и заглянут
В сиянье то, когда
Одною песней станут
Поля и города.
Теплынь июльской ночи
Да звездный свет вокруг.
Березы у обочин
Отстали как-то вдруг.
Ильинское. Хоть поздно
И я не у родни,
В правлении совхозном
Приветливы огни.
Устав от тех раздолий,
Я у крыльца стою.
Готовится застолье,
Должно быть, в честь мою.
1970
«Когда загрустится очень…»
Л. Сорокину
Когда загрустится очень,
Когда засижусь в Москве,
Я вспомню уральскую осень
Вот в этой багровой листве.
Гранильщикам и дояркам
Я мысленно руки пожму.
Я вспомню Курьи над яром,
Под яром — реку Пышму,
И дымы Сухого Лога,
Витающие под облака.
Не зря по уральскому окать
Опять начинаю слегка.
Не зря про себя называю
Не Нижним, а нежным Тагил…
Когда-то по здешнему краю