Поезд до станции Дно

– Вот-вот, – с грустной улыбкой сказал Кедрин, – вы человек простой – и то понятие имеете. Потому что здесь не столько ум нужен, книжные знания, сколько мудрость житейская, а она в нашем народе от Бога. Вы вот нынче японца воевали. Война – это страшно, но вы даже себе не представляете, сколь трагичны отношения японцев с христианами. Ещё совсем недавно в Японии христианство было запрещено! В течение трёх веков не прекращались гонения на христиан. Согласно законам, японцев, принимающих христианство, ожидала мучительная смертная казнь. А вышло вот как: когда в Японии появились первые христиане – это были католики. Следствием их деятельности, интриг стали две страшнейшие гражданские войны в Японии. И всё из-за их двойной морали, из-за их принципа «разделяй и властвуй», из-за стремления Запада над миром властвовать. Японцы в ответ поступили просто – всех христиан или прогнали, или казнили, а христианские святыни – кресты, чаши для причастия и прочее вмонтировали в ступени своих храмов, чтобы каждый входящий и выходящий мог их попирать ногами. Только усилиями православных подвижников в 1873 году вышел указ, даровавший безопасность японским христианам. Сколько сил пришлось для этого положить… И вот в 1861 году молодой иеромонах Николай¹² впервые ступил на японскую землю. Вы вот и не знаете, а отец Николай там, в Японии всю войну молился о мире между нами.

Макаров подавленно молчал.

– Да-а! – наконец сказал он. – Зря это вы мне рассказали… Как теперь с эти жить-то?

– Да как жили.., – пожал плечами Кедрин. – Теперь у вас есть опыт. У вас ведь есть детки?

– Один пока.

– Вот вы свой опыт на воспитание его и употребите, как мой батюшка, на моё воспитание, простите.

– А как же вы с таким понятием и в семинарию пошли? Батюшкой быть собираетесь, зная про всё это?

Кедрин смущённо улыбнулся.

– Именно, – покачал он головой, – именно поэтому… Хотя, согласен с вами – скорбно всё это. У знакомых моего батюшки, тоже священников, дети не то что в семинарию, а и в церковь не ходят.

– А куды ж? – удивился Макаров.

– Так вот в науку… А больше даже в политику. Ведь вот тот же матрос – не понимает, что ему веру в Царство Божие на небе подменили на «рай» на земле и без Бога. Всё по-научному объяснили, доказали. Даже признаки выявили – ишь, дескать, как наука и техника развиваются – всё во благо человека. Надо только улучшить самого человека с помощью науки. Ведь это тоже вера, но вера ложная, потому что истина на небесах, а на земле правды нет. Никто допрежь не видел, а теперь и не увидит.

Макаров похлопал себя по бокам, отыскивая кисет. Нащупав что-то в кармане галифе, вынул большой старинный медный пятак. Повертев его, он разглядел на реверсе дату: 1760…

2

«Если дела европейских наций будут с 1912 по 1950 г. идти так же, как они шли с 1900 по 1912 г., Россия к середине текущего века будет господствовать над Европой как в политическом, так и в экономическом и финансовом отношениях»

Эдмон Тери, редактор французского журнала Economiste European, январь 1914 г.:

Жаркое, знойное лето грезилось в 1914 году в Западной Сибири. Уже в мае дни стояли горячими, а ночи тёплыми, так что можно ходить в одной рубахе - если комаров не боишься, задорных сибирских комариков, незаметных при солнце, но поедающих всякого непривычного к ним с наступлением сумерек или в тенистом утреннем ещё влажном лесочке.

– О-ой, – не по-сибирски напевно, с какой-то молитвенной интонацией причитала Устинья - жена отставного унтера Романа Макарова, – чтой-то бу-у-дет, Ром, а? – Роман по привычке пропускал без ответа начальные реплики женских речей. – Зо-ори смотри-ко на вечер кра-а-асны-ы-ые-е-е. Как кровью окрашенные. Чё ж так, пошто? Беды бы какой не случилось…

Роман, наконец, не выдержал, перестал хлебать постные щи из оставшейся в погребе прошлогодней капусты:

– Да ну, ей-Богу, Устя, вам, бабам, всё, что ни случись на природе - всё к чему-то, и всё, понимаешь, к худу.

– Так вот, ишь, в девятьсот пятом годе, как тебе вернуться раненому с войны этой проклятущей, на Валааме-острове схимонах старец святой преставился Агапий – красно всё было по небу-то, и когда через три года батюшка Иоанн Кронштадтский отошёл ко Господу, и эт вот… министра-то того убили, три года назад, как от его…Залепина - что ль?

– Столыпина? – вопросительно подсказал Роман.

– От его, так то ж всё красно бывало от…

Макаров живо вспомнил, как он видел Столыпина в Омске четыре года назад¹³. Роман Макаров тогда работал в бригаде печников, клали печи в новом доме на Гасфордовской улице.

Проехать мимо, не посетив такой большой город, Столыпин не мог. За время его службы в качестве министра население в Омске увеличилось вдвое и достигло почти 114 тысяч человек. Быстрый рост населения создавал множество проблем, требовал дополнительного серьёзного финансирования.

24 августа в половине одиннадцатого Столыпин прибыл в Омск в сопровождении главноуправляющего земледелием и землеустройством статс-секретаря Кривошеина.

Простой народ на узкий перрон, где и так едва хватило место для оркестра и представителей власти и общественности, не пустили. Но мальчишки и парни помоложе с раннего утра облепили окрестные заборы, столбы, водокачку и технические постройки.

Подошёл поезд, окутанный паром, грянул марш. Сидящий наверху народ комментировал события для тех, кто стоял внизу.

– Кажись, выходят…

– Встречают наши… Кандидов, ишь, шагает, подобрался весь, лапорт подаёт…

– Хлеб с солью подносют.

– Которые, Сень, с хлебом-то? – допытывался у напарника Макаров.

– Да от мещан, видать…

– Ни, с ним ещё какой-то.

– Так вот – от еврейского обчества.

– Иди ты!

– Точно, точно – ишь в ермолках, наши-то картузы сняли…

– Ну уж эти-то куда с хлебом-солью?

На следующий день вечером Столыпин отбыл в Павлодар на пароходе «Туринск» в сопровождении ещё двух пароходов – один маленький пошел впереди в качестве разведчика мелей.

Тут уже перед отъездом народу выпала возможность взглянуть на важного гостя. К положенному часу на Переселенческой пристани, на Иртыше, собралось множество зевак. Когда Столыпин с группой сопровождающих вышел на пристань, полицмейстер бодро скомандовал народу:

– Шапки долой!

Это было внове, в Сибири шапки ломать перед начальством не принято, головные уборы снимали только в церкви и входя в дом, крестясь на иконы, и все мужчины так и остались стоять в картузах и шляпах, лишь с опаской и недоумением покосившись на полицмейстера.

– Вот варнаки¹⁴.., – смущённо пробурчал тот.

Столыпин сделал вид, что не заметил конфуза и бодро прошествовал к парадному трапу.

– Лето жаркое, – сказал Макаров, отрываясь от воспоминаний, - вот и зори красные с вечера. Вот если бы с утра - тогда к ненастью. А то к жаре, да не к засухе, потому что и дожди, как положено, в срок.

Он нарочно нагонял на себя строгость, даже как бы грубость, боясь, что охи-вздохи Устиньюшки, мимо которой он и так пройти спокойно не мог: то тронет её ненароком тихонько, то и погладит подчас, вроде украдкой. Не принято это в сибирском краю – лишняя ласковость – что наведёт на него томление, от которого мужик только слабеет. Да оно бы и ничего, Устинья уж пятого вынашивала - совсем разбабилась, сердобольная стала да жалостливая. В церковь пойдёт или на рынок - мимо нищих не пройдёт, кому копеечку подаст, кому хлебушка. Всех-то ей жалко, за всех переживает заранее. Свой ли ребятёнок или чужой в запале детских игр упадёт, коленки обдерёт, или нос расквасит – поднимет, успокоит, погладит по головушке. Своих троих уж на ноги поставили, одному вот не повезло - младенчиком помер. Да ведь то почти у каждой бабы – какие так помногу рожают нынче. И то удивительно - одни мальчонки. Бабам уж тут и повод побалабонить: «К войне это, говорят, к несчастью…», – что ты с ними сделаешь. Который месяц всем душу рвут.