Поезд до станции Дно

Столыпинская реформа помогала преодолеть сельскохозяйственный кризис в России. Всё это давало народу свободно вздохнуть и укрепляло не только порядок в стране, но и мощь России, и царскую власть. А это не нравилось тем, кто предпочитал «ловить рыбку в мутной воде». Столыпинские реформы укрепляли единоначалие и силу державы, но ослабляли самостоятельность правящей элиты, чиновников, рвущихся к европейской «цивилизованности», промышленных магнатов, тянущихся «поруководить» страной, уже появившихся крупных землевладельцев – для них Пётр Аркадьевич Столыпин был реакционер и лютый враг.

Министр финансов Сергей Юльевич Витте, ещё задолго до Русско-японской войны активно урезавший финансирование разведки и армии, с пеной у рта доказывавший Царю Николаю II, что крепость Порт-Артур России не нужна, а потом во время самой войны являвшийся противником активных действий и после войны «победоносно» отдавший японцам половину острова Сахалин, за что был прозван Витте-Полусахалинский, ненавидел Столыпина, и во время его службы премьер-министром, главным образом, занимался тем, что мешал ему. Возможно, поэтому на одном из домов на Каменноостровском проспекте в Санкт-Петербурге висит мемориальная доска с его именем. А памятники Столыпину остаются без надлежащего ухода.

Кстати, именно Сергею Юльевичу Витте принадлежит воплощённая им идея: сделать рубль золотым. После чего деньги стали успешно вытекать из страны – ведь золотом можно расплачиваться где угодно. Это привело к тому, что уже к 1903 году наша промышленность пришла в сильнейший упадок, зато нагрянул иностранный торговый капитал. А тут и Русско-японская война подоспела. Ну, а потом и Парвус с Троцким, то есть Гельфанд с Бронштейном, бросили своим манифестом клич: тащи золото из банков, из России Российскую казну. Пускай страну по ветру!

Даже далёкий от экономики человек вряд ли сочтёт это простой глупостью или недоразумением…

Ещё сильнее – и Столыпина, и пришедшее с ним российское благополучие – ненавидели иностранные державы, для которых российская мощь была страшнее эпидемии чумы. Англия с Америкой затевали грязные игры, то натравливая на Россию Японию, убеждая, что она может победить Россию, то пугая российской мощью старушку Европу, науськивая её: «Ату! Куси!». И не жалели миллиардов денег на революцию, на «демократизацию» России, чтобы ослабить Российскую империю изнутри. А главное – свергнуть самодержавие - краеугольный камень русской государственности, власть, поддерживаемую народом и поддерживающую народ.

Тем не менее, уже в начале 1880-х годов под руководством министра внутренних дел Н. П. Игнатьева, министра государственных имуществ М. Н. Островского и министра финансов Н. Х. Бунге было разработано Положение о Крестьянском банке. В мае 1882 года документ был утвержден Царем.

К 1915 году свыше миллиона крестьянских дворов приобрели через банк более 15,9 миллионов десятин земли. Общая сумма выданных ссуд превысила 1,35 миллиардов рублей!

Средства на выдачу ссуд Крестьянский банк получал путём выпуска 5,5%-ных закладных листов с номиналом 100, 500 и 1000 рублей, обеспеченных землёй, принятой банком в залог, и за счёт правительственных субсидий. Банк выдавал ссуды в размере 80–90% стоимости покупаемой земли на срок от 13 лет до 51 года. По ссудам банк взимал от 7,5% до 8,5% годовых. Ссуды крестьянам выдавались только при покупке земли у помещиков. Всего с 1906 по 1915 году крестьяне купили у банка и при его содействии 10,4 миллиона десятин.

Вот только как политику Петру Аркадьевичу Столыпину не на кого было опереться, кроме националистов. Здоровой консервативной силы в России тогда уже не находилось.

А Сибирь богатела, практический интерес и коммерция делали свою политику. Сибирь наливалась капиталами, вырастали банки, торговые дома, строились театры, музеи… Сибирский хозяин ни за какие посулы не желал менять свой уютный, просторный тулуп на заграничный подперденчик.

К 1914 году Россия вышла на первое место по производству хлеба. На мировом рынке экспорт российского хлеба составлял одну треть!

* * *

Иртышская вода – чистая, прозрачная, очень вкусная - невозможно напиться, пьёшь и ещё хочется. А иртышский лёд не только кристально чистый, но и имеет благородный голубоватый оттенок. Его специально возят в Санкт-Петербург - напитки охлаждать, или вот ледяные фигуры вырезают – лучше Иртышского льда и не сыскать, что твой хрусталь и даже чище. Даже за границу его экспортируют.

Макаровы спустились на прибрежный песок по длинной деревянной лестнице, боком прилепившейся к серому земляному обрыву. Справа - выше по течению, метрах в пятистах от ближайшего жилья, стена обрыва испещрена множеством небольших отверстий - гнёзд ласточек. Здесь на отмеченном высокими вешками месте и стояли перемёты. Здесь же лежала вытащенная на треть корпуса из воды деревянная лодка.

Лодку Макаров мастерил сам. Или, как он сам выражался, «сочинял». Он и другим «сочинял» - за плату. На Иртыше лодку сделать - особое искусство. Тем более, по заказу, каждому свой размер, свой фасон. Ну, раньше-то были мастера… Тут какое попало корыто не пойдёт, плоскодонка враз перевернётся. Это тебе не озеро, не залив, не старица. Тут настоящий маленький корабль нужен. Киль чтобы из широкой крепкой доски; остов - как на корабле шпангоуты; длинный, наклонный, далеко выдающийся вперёд форштевень, сзади широкая тоже наклонная корма, куда нередко крепили руль – всё надо обшить, чтобы течи не было. Обшивались лодки по-старинке – «внакрой», так обшивали древние русские набойные ладьи и корабли-драконы¹⁵ викингов, а много позднее – казачьи струги и ладьи-дощаники казачьих отрядов, покоривших Сибирь.

Лес для лодок Макаров заготавливал сам, во дворе годами выдерживая брёвна с закрашенными масляной краской или промасленными густым маслом или олифой торцами. А от срока выдержки древесины зависели и качество лодки и цена.

Лес он вылавливал на реке. С начала судоходного сезона и до конца - пока в низовьях, на севере, не встанет лёд, тянулись по Иртышу буксиры с длинными «хвостами» брёвен. Их крепили торец в торец скобами, потом вязали «нитки» между собой и на тросах цепляли к буксиру. На поворотах, на стремнине, нет-нет, да и уносило бревно-другое. Их-то и цеплял длинным багром Макаров, а нередко и «отщипывал» брёвна от хвоста буксира. Потом буксировал в тальник, росший у самой воды и даже в воде при разливе. А затем, запрягши лошадёнку, в сумерках увозил всё это домой. Вначале грузил брёвна с живущим у самого берега бакенщиком Филиппом, делясь с ним добычей - давал ему бревно на хозяйственные нужды. А когда Ромка подрос - уже обходился своими силами. Иной раз Макаров промышлял возле лесоперевалочной базы. Лес лежал на берегу и частью в воде, так что и тут порой относило отдельные брёвнышки. За такой мелочью никто не гонялся - тоже добро-то! Вон его сколько, больше сгниёт…

Макаровы сложили снасти и инвентарь на дно лодки и, взявшись с двух сторон, стащили её в воду. Старший Макаров сел на вёсла, а младший ещё пару метров провёл лодку от берега, правя против течения, пока вода не стала подниматься ему выше колен, добираясь до раструбов бахил. Тогда он, навалившись грудью на корму, перевалился в лодку, уселся и, зацепив багром шнур перемёта, надел на него стальной крюк-карабин.

Солнце уже светило вовсю, но ещё не начало жарить, да и на реке дул прохладный ветерок – вода в это время года была ещё холодная. Когда отошли от берега - где вода чистая, без песка, Макаров-младший взял из-под кормового сиденья медную кружку и, зачерпнув холодной речной водицы, всю её жадно выпил, большими глотками. Макаров старший покосился на него.

– Чего это ты сырую воду с утра хлещешь?

У Макарова младшего покраснели уши, он нагнулся, убирая кружку на место.

– Да это.., – замешкался он, придумывая ответ, – наплясался, видно, вчера на кругу, вода потом и вышла…

– Наплясался.., – передразнил отец. – Вон - целую кружку хлобыстнул! Наплясался… С этих-то лет привыкаешь…

– Так для веселья, для задору, – виновато промямлил младший Макаров, – по рюмочке.., – добавил он совсем неубедительно. – Ну, все ж пили…