Поэзия народов СССР IV - XVIII веков

ДАВТАК КЕРТОГ

АРМЯНСКИЙ поэт

VII век

ПЛАЧ НА СМЕРТЬ ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ ДЖАВАНШИРА

О всеведущий дух, ниспошли благодать, Дай мне силы на песню, на плач, на проклятье, Разумение дай, чтобы внятно сказать Слово скорбное о невозвратной утрате! Горе тяжкое плакать заставило нас, Стон печали над нами пронесся, как пламя. Пусть все сущее в мире услышит наш глас, Все живущее слезы прольет вместе с нами. Нас стена защищала, но пала стена. Скалы, нас укрывавшие, ныне разбиты. Нам светила луна – закатилась луна, Слово твердое рухнуло – нет нам защиты! Мы не ждали беды, но пришла к нам беда. Власть добра и надежд победило безвластье. Свет чудесного царства угас навсегда, Счастья сад превратился в пустыню несчастья. Эти беды и горести нашего края, Может, те, что предрек многомудрый Исайя, Ибо светлого крестовоздвиженья день Омрачила беда и страдания тень. И грядущее стало темно и безвестно, Дух вражды и безверья туманит нам путь. Нечестивые вырыли черную бездну, Чтобы нашего пастыря в бездну столкнуть. Словно лев, был он грозен, не будучи злым, Для старейшин родов был опорой и властью, Ликовали друзья от любви и от счастья, И от страха враги замирали пред ним. Был он первым по мужеству и по уму. К самым дальним пределам неслась его слава, Поклониться спешили соседи ему, Восхваляли его все края и державы. Даже греческий царь, даже юга князья Домогались с властителем нашим свиданья И, гордясь, что они Джаванширу друзья, Принимали с почтеньем его назиданья. И в гордыне забыли, что люди – мы прах, Что во власти господней и счастья и беды. Бога мы прогневили, погрязнув в грехах, И правителя нашего смерти он предал. Ангел, что охранял его душу и плоть, От него отдалившись, обрек на страданье. В горький час отвратился от князя господь, Оставляя насильникам на поруганье. Лицемер потаенно свой меч навострил, К убиенью коварно готовясь заране, И смертельный удар Джаваншира сразил – Темной ночью погиб он, как моавитяне. Джаваншир, надо всеми возвысился ты! Исходили завистники злобой безмерной. Ты убит был тайком средь ночной темноты, Ты скончался, израненный немилосердно. Лишь вошла злая смерть в государеву грудь – Солнце вмиг изменило извечный свой путь. На земле пусть убийца живет нелюдим, Словно Каин, для всех ненавистен и страшен. Птицы певчие пусть не щебечут над ним, Пусть лишь черные вороны крыльями машут. Звери хищные пусть поджидают его, Пусть вовек не найдет он ночлега под крышей. Пламя Ирода пусть настигает его, Пусть его пожирают и черви и мыши! Пусть огонь пожирает его, разгорясь, Пусть убийцу ничто не спасет от заразы, И рука, что на светоч земли поднялась, Пусть покроется струпьями смрадной проказы! Пусть в презренного жабы вливают свой яд, По ночам пусть с убийцею змеи грешат. Пусть умрет окаянный, терзаясь жестоко, Будь он проклят, исчадие зла и порока! Наш водитель, наш кормчий, наш князь Джаваншир, Посмотри, что с твоими сиротами стало. Разум твой озарял наш неправедный мир, Нас отвага твоя от беды ограждала. Как жемчужины, с уст обронял ты слова, И блистал ты отвагой, носитель величья, Ото сна пробуждался детенышем льва, Расправлялся с трусливою утренней дичью. И разбрасывал кромки овечьих ушей, Славя господа истовой жертвой своей. На охоте ты был всех смелей, всех быстрее. Возрастил ты цветок вечнодышащих дум. Ночью плоть почивала, но зоркий твой ум И во сне управлял колесницей Арея. Ты лишь взглядом единым умел отличать Мудреца от глупца и героя от труса» Нисходила обильно к тебе благодать, Как священная кровь из ребра Иисуса. Ты при жизни божественной притчею стал. Дух бессмертья над смертным тобою витал. Мир был светел, но темень взяла его в плен, Как, лишенным тебя, нам поверить в удачу? В опустевшей стране я потомков сирен, А не страусов стаи сегодня оплачу. Сколько дней и недель, сколько б лет ни прошло, Мы не сможем забыть о великой утрате. И тебя погубившее черное зло Тяготеет над нами как бремя проклятья. Ты, наш пастырь великий, был светел, как день. Без тебя нам во тьме никуда не пробиться. И ложится на наши угрюмые лица, Словно пыль на дороги, бесславия тень. Буду вечно взирать я на трон опустевший, Бесконечно в мученьях рыдать, безутешный. Слезы нас ослепляют, померкнул наш свет, Перед нами пути утешения нет. Только пламень печали, любовью зажженный, Не погаснет в сердцах безутешных друзей. Нам дымиться бы, как фимиам благовонный, Чтоб сгореть без следа на могиле твоей. Ибо здесь без тебя все темно и туманно. Нашей светлой надеждою был ты один. Пред тобой прояснялись вершины Ливана, Волны бурные тивериадских глубин. Если ты, наш заступник, не жил бы на свете, Пред врагами давно бы мы пали без сил. Без тебя одолел бы нас северный ветер, Гунн жестокий гранаты бы наши срубил. Без тебя опускаются руки в бессилье. Тьма сгущается, нам не дождаться зари. Покрываются брачные комнаты пылью, Облачаются в траур земные цари. Даже тем, кто короной увенчан но праву, Мишура золотая теперь не нужна. Тщатся сбросить владыки презренную славу, Ибо суетность славы им стала ясна. Всем уйти суждено – никому не остаться, Нам одно лишь даровано счастье судьбой: Слезы лить по тебе, но тебе убиваться, Лечь в могилу когда-нибудь рядом с тобой.

СТЕПАННОС СЮНЕЦИ

АРМЯНСКИЙ поэт

VII-VIII века

* * *

Неувядаемый цветок, высот свободных светлый крип, О ладоносный стройный ствол, о пальма выжженных долин, Ты золотой сосуд, что полн небесных манн для злых годин. Благословенная, тебе мы славословие ноем. Ты как жемчужина горишь, как светозарный ты чертог, Ты благовония родник, ты золотых лучей ноток, Мария, о, блаженна ты, и у твоих пречистых ног, Благословенная, тебе мы славословие поем. Чтут все архангелы тебя и славит весь небесный мир, Всех небожителей чреда, всех серафимов пышный клир, Все те, что троице святой возносят звон нездешних лир. Благословенная, тебе мы славословие поем.

СААКДУХТ СЮНЕЦИ

АРМЯНСКАЯ ПОЭТЕССА

VIII век

ПРЕСВЯТАЯ МАРИЯ

Пресвятая Мария, пречистый храм. Матерь живого божьего слова. Благословенна ты среди жен, Дева и богородица. Нива духа, дивный цветок, Дождем пролившийся от отца, Оплодотворенный; Людям явленная. Благословенна ты среди жен, Дева и богородица. Небес и земли основа, Жизни подательница, Луч господнего света, сошедший к нам, Чтоб удержать от грехопадения. Благословенна ты среди жен, Дева и богородица. Лик прекраснейшего серафима Миру явившая, Во чреве носившая Повелителя сонмов ангельских. Благословенна ты среди жен, Дева и богородица. Для нас растворившая посохом жизни Врата, охраняемые херувимами, Из рук у них взявшая огненные мечи. Благословенна ты среди жен Дева и богородица. Рая врата и сошествие божье; Посредница между землей и небом. Познавшая муку праматери нашей Евы И победившая смерть. Благословенна ты среди жен, Дева и богородица. Счастливица, радуйся,- Всевышний с тобой, Ангелов хоры прелестными голосами Славу тебе поют, в небесах, Благословенна ты среди жен, Дева и богородица. Обитель еще небывалого божьего слова, Во чреве таившая жар господня огня, Неопалимая, как купина; Мать для всех порожденного бога, Благословенна ты среди жен, Дева и богородица. Таинство жизни бренной и вечной, Давшее миру новые крылья, Сон земнородных вознесший на небо И в святых обративший их. Благословенна ты среди жен, Дева и богородица. Светлую славу поют небеса Властителю вечности и беспредельности, Тому, кто пришел порожденный пречистой И искупил первородный грех. Благословенна ты среди жен, Дева и богородица.

ХАНЗАЛА БОДГИСИ

ТАДЖИКСКИЙ поэт

? – ум. ок. 836

* * *

Быть может, первенство и слава сокрыты в алчной пасти льва, Так что же: вырви их у зверя и утверди свои нрава. Иль обрести и власть и славу, или, как следует бойцу, Бесстрашно ринуться в сраженье и встретить смерть лицом к лицу!

* * *

Милая в костер бросала руту на закате дня, Чтоб горела ярко рута, от заботы злой храпя. Но зачем ей, право, рута, для чего огонь ей нужен – Той, чья родинка – как рута, а лицо алей огня?

ФИРУЗ МАШРИКИ

ТАДЖИКСКИЙ поэт

? – 895

* * *

Злее птицы кровожадной эта хищная стрела, Закогтит она любого, не минует никого-о! Видно, коршун быстролетный отдал ей свои крыла, Чтоб гнездо его разрушив, унесла птенца его-о!

АБУСАЛИК ГУРГАНИ

ТАДЖИКСКИЙ поэт

IX век

* * *

Мой совет: в неравной битве лучше кровь свою пролей, Но не дай иссякнуть чести в тайниках души твоей. Лучше пасть пред истуканом, чем пред гордым человеком, Смелой доблести дорога к цели выведет быстрей.

* * *

Ты сердце унесла своим единым взглядом, Твои уста – судья, но дерзкий тать твой взор. Чем награжу тебя за похищенье сердца? И кто ж видал,- о диво! – чтоб награжден был вор?

X-XIII ВЕКА

ГРИГОР НАРЕКАЦИ

АРМЯНСКИЙ ПОЭТ

951-1003

АЛМАЗНАЯ РОЗА

Алмазную розу одел Алый свет покрывалом благим, А над тем покрывалом благим Жемчугом нунуфар просиял. В огромном просторе морском Отразилось сверканье цветка, И зарделся сверканьем цветка На ветке пылающий плод. Сочный шафрановый плод Густая скрывала листва, Создателя арфа – листва,- Тобой петого, дивный Давид! В рое торжественном роз Зазвучала стоцветность цветов; Молодых тонкоствольных дерев Заалели побеги вокруг. Кипарисы, красуясь, кадят Над чашами роз и лилей; И в долине чаши лилей Под солнцем всходящим горят. На алмазную лилию с гор Сладкий подул ветерок; С полночной горы ветерок Лилею росой окропил. Росой и красой жемчугов Покрылась лилея в долу; Цветы оросились в долу Росой с золотых облаков. II звезды пошли в небесах, Огнями луну окружив И алмазный крест водрузив Над кругом своим в небесах.

ПЕСНЬ НА ВОСКРЕСЕНИЕ ХРИСТОВО

Телега идет с Масиса-горы, На телеге той – высока скамья, Л на той скамье – золотой престол, А на том столе – пурпурова ткань, А на том тканье – сидит царский сын, А по праву с ним – шестикрылые, А по леву с ним – многоокие, А пред самым ним – отроки-краса, А в объятьях их – то господень крест, А в руках у них – лира да псалтырь, Воспевают те, славословят те: Слава всемогущему Христову воскресению! Телегу ведут с Масиса-горы, Ведут да ведут, устанавливают, Вот телега стоит и не движется, Колесо-то ее не вертится. Проса шесть снопов, да сто клевера, Да фиалок сноп наваливают, Что по праву-то от Масиса-горы, Наваливают, устанавливают. А телега стоит и не движется, Колесо-то ее не вертится. У телеги той нити шелковы, Серебряна шлея, золото ярмо, А постромки виты жемчугом. Но телега стоит и не движется, Колесо-то ее не вертится. Впряжены волы черные да белые, Волы в яблоках, быстроногие, И рога-то их крестовидные, Так и шерсть у них – без конца жемчуг. Вот телега стоит и не движется, Колесо-то ее не вертится. Возчик у нее ловок и велик: Стан – что ивы ствол, широки плеча, Порву пару он вот понукивает, На вторую он вот покрикивает, И телега тут с места сдвинулась, С места сдвинулась, покатилася. Покатилася вся телега тут, Что по праву-то от Масиса-горы, Покатилася, заскрипела ось, И, поскрипывая, в Ерусалим въехала, И Сиона нового воспели сыны Песню хвалебную: Слава всемогущему Христову воскресению!

КНИГА СКОРБНЫХ ПЕСНОПЕНИЙ

Отрывки

СЛОВО К БОГУ,

ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ГЛ. 1)

I

Я обращаю сбивчивую речь К тебе, господь, не в суетности праздной, А чтоб в огне отчаяния сжечь Овладевающие мной соблазны. Пусть дым кадильницы души моей, Сколь я ни грешен, духом сколь ни беден, Тебе угодней будет и милей, Чем воскуренья праздничных обеден. Мои стоп истошный, ставший песнопепьем, Прими не с гневом, а с благоволеньем. Из дальних келий, тайных уголков Достал я слово, как со дна колодца, Пусть дым сожжения моих грехов К тебе, всемилосердный, вознесется! Когда перед тобой предстану я С застывшей на губах мольбой бесплодной, Пусть жертва добровольная моя Тебе не будет столь же неугодной, Как стон Иакова в краю глухом Иль попиранье твоего закона Правителем греховным Вавилона, Как сказано в Писании святом. Мой дар тебе пусть будет, всеблагому, Угоден. Пусть тебя он ублажит, Как дым кадильниц в скинии Силома, Которую воссоздал царь Давид. Кивот, освобожденный от плененья, Давид поставил там на много дней. Да будет таковым и возрожденье Погрязнувшей в грехах души моей!

II

Час настает, и громкий судный глас Уже гремит в ущелиях отмщенья. Он нас зовет и порождает в нас Страстей противоборных столкновенье. И сонмы сил, недобрых и благих - Любовь и гнев, проклятья и молитвы,- Блистают острием мечей своих И дух мой превращают в поле битвы! И снова дух смятен мой, как вначале, Когда я благодати не обрел, Которую апостол Павел счел Превыше Моисеевых скрижалей. Мне ведомо, что близок день суда, И на суде нас уличат во многом, Но божий суд не есть ли встреча с богом? Где будет суд – я поспешу туда! Я пред тобой, о господи, склонюсь И, отречась от жизни быстротечной. Не к вечности ль твоей я приобщусь, Хоть эта вечность будет мукой вечной? Я грешен был, я преступал закон, Я за грехи достоин наказанья Страшней, чем мука варварских племен, Поверженных твоею гневной дланью. Для филистимлян и едомитян Годами ты отмерил наказанье, Но вечный огнь в удел мне будет дан За все мои сомненья и деянья. Ждет Страшный суд меня, но до тех пор Удел при жизни выпал мне не лучший: При жизни обречен я на позор И ожиданье кары неминучей. Нас вознести иль превратить во прах, Низвергнуть в ад иль даровать спасенье – Во всем ты властен, все в твоих руках, Принявший муки в наше искупленье!

СЛОВО К БОГУ,

ИДУЩЕЕ ИЗ ГЛУБИН СЕРДЦА (ГЛ. 2)

I

Взывал ты, повторял священный стих, Склонялся пред отцом своим небесным, Судящим по делам сынов своих, Не обольщаясь рвеньем их словесным. Страдал твой род в египетском плену, Но не дал ты ему лишиться веры. С кем, Моисей, сравнить тебя дерзну, Найду ли я достойные примеры? Я грешен, я упрям в грехе своем, Я – варвар, недостойный божья слова. Та кара, коей предан был Содом, И по моим грехам не столь сурова. Как Ханаан, грехом я осквернен, Я – Амалик, меня нельзя наставить, Как идолообитель Вавилон, Меня разрушить легче, чем исправить. Обломком жалким я встаю из мглы, На мне лежит проклятье, грех Пудин. Как древний Тир, достоин я хулы, Я, как Сидон, порочен и подсуден. Я старца одряхлевшего слабей От дней развратных и от жизни шумной. Я – голубь, кроткий в глупости своей, А не в своей смиренности разумной. Я как яйцо, где скрыт змеиный яд. Ехидна я, что львицей почиталась. Я – Иерусалим, старинный град Пред тем, как от него лишь пыль осталась. Я – человек, чья сущность не чиста. Шатер пустой, не избежавший бедствий. Я – крепость, чьи сокрушены врата, Наследникам ненужное наследство. Я – дом, но дом забытый испокон. И чтоб его избавить от проклятья, Он должен быть очищен, обновлен, Обмазан глиной божьей благодати. А у меня нет для спасенья сил, Я слаб, я сломлен тяжкими грехами, И справедливейший определил При жизни место мне в зловонной яме. Я изгнан, я отвержен, я забыт, Смятен я духом, жалок я обличьем. Я – тот талант, который был зарыт Рабом лукавым, как глаголет притча.