Погасни свет, долой навек

Редко чувствуя себя одинокой, сегодня Элинор вдруг ощутила пустоту, а еще – собственную ненужность. Зачем она, гувернантка, в доме, где нет ребенка?

Желая принести пользу хотя бы в малости, Элинор села в нижней гостиной, окна которой выходили на улицу. Если незнакомцу опять вздумается следить за домом, можно будет увидеть его и приглядеть в ответ. Чтобы как-то занять себя, Элинор взяла со столика «Oeil de sortilege» [1] – оккультизм был в числе последних увлечений миссис Гамильтон – но не сумела осилить и двух страниц. Мысли ее витали слишком далеко, да и к тому же перескакивали с предмета на предмет. Элинор и сама не заметила, как задремала, и мысли превратились, должно быть благодаря статье в журнале, в причудливые грезы. Она преследовала кого-то во снах, оседлав невиданное тонконогое чудовище, одновременно похожее и на жирафа, и на стрекозу благодаря почти прозрачным слюдяным крыльям. Темнота, сквозь которую Элинор летела во сне, стремясь к единственному пятну света, полнилась звуками, далеким гудением, шорохом и стрекотом жестких крылышек каких-то насекомых, пугающим и в то же время манящим.

1

«Oeil de sortilege» (франц.) – “Колдовское око”.

Этот звук и разбудил ее, наяву оказавшись настойчивым стуком в дверь.

Было уже темно, и, бросив взгляд на изящные часы на каминной полке, Элинор обнаружила, что уже почти полночь. Элинор тряхнула головой, потерла виски, пытаясь прийти в себя. От сна в неудобной позе затекло все тело и ломило шею, которую никак не удавалось размять. Никогда прежде такого не случалось, и сейчас, сидя в темноте, Элинор ощущала некоторую неловкость. От нее и так-то немного было пользы в последние дни, а теперь еще нерадивую гувернантку на полдня сморил сон в гостиной! Горничные, еще более нерадивые, не потрудились зажечь лампы, и единственный свет, что проникал в комнату, давали уличные фонари. Их желтизну приглушали наползающий туман и густая листва под окнами, и в гостиной было очень темно. Лишь смутно проступали из темноты очертания мебели.

Элинор поднялась и осторожно, держась за мебель, дошла до двери. В коридоре лампы были приглушены, в холле горела только половина рожков в люстре, и в целом дом казался если не вымершим, то затаившимся. Горничные не торопились открыть дверь, в которую все настойчивее стучали. Элинор замешкалась ненадолго, а потом пошла к двери, надеясь, что за ней окажется миссис Гамильтон, держащая Джеймса за руку. Мальчик, конечно же, будет растрепанный, весь перемазанный шоколадом и в криво застегнутой курточке, но – живой, здоровый и совершенно счастливый пережитыми приключениями.

Элинор сдвинула засов и открыла дверь. На пороге стоял незнакомец, весь в черном с головы до ног, и тонкие белые полоски воротника и манжет лишь оттеняли антрацитовую черноту его щегольского костюма. Лицо у него было бледное, и черные очки на носу выглядели зловеще. В руках, также бледных и показавшихся Элинор костлявыми руками мертвеца, мужчина держал трость из черного дерева с причудливым набалдашником. Вид незнакомца напугал Элинор, она попыталась закрыть дверь, но мужчина, выставив трость вперед, не позволил ей это сделать.

– Скажите Грегори, что прибыл его брат.

Элинор впервые слышала, чтобы у мистера Гамильтона был брат. Впрочем, можно было, пожалуй, уловить некоторое сходство, да только мужчины все равно различались, как день и ночь. Мистер Гамильтон излучал добро и тепло, тогда как от этого зловещего гостя веяло могильным холодом. Он сделал пару шагов, бесцеремонно отодвинув Элинор, и огляделся. Глаза оставались скрыты за черными стеклами, и это рождало смутную тревогу.

– Ну же, барышня, доложите обо мне Грегори! – поторопил мужчина, продолжая оглядываться. Чтобы придать вес своим словам, он пару раз ударил тростью по полу. – Поспешите!

Не следовало пускать этого мужчину, но теперь уже ничего нельзя было исправить. Элинор поджала губы, подобрала юбку и отправилась на поиски мистера Гамильтона, досадуя, что приходится оставлять незваного гостя одного в холле. Впрочем, следующая мысль, что черный незнакомец может что-нибудь украсть, показалась Элинор донельзя нелепой. Но как знать, что он может сделать? Элинор хотелось послать кого-нибудь приглядеть за «братом», но слуги куда-то подевались, точно попрятались.

Мистер Гамильтон нашелся в своем кабинете, там, где и проводил большую часть времени с момента исчезновения супруги. Он сидел в кресле возле камина, держал в руках книгу, но написанное там едва ли интересовало его. Мистер Гамильтон бездумно глядел на огонь и лишь перелистывал механически страницы. Элинор постучала, потом кашлянула, пытаясь привлечь внимание, и наконец позвала:

– Мистер Гамильтон! Мистер Гамильтон!

Он очнулся, тряхнул головой и, обернувшись через плечо, поглядел на нее недовольно. Элинор смутилась и поспешила сделать неуклюжий реверанс.

– Простите, что побеспокоила, сэр, но там пришел человек. Он утверждает, что он ваш брат…

– Брат?.. – мистер Гамильтон нахмурился, потом по губам его скользнула слабая улыбка. Подскочив с кресла, он уронил с колен книгу и даже не обратил на это внимание. – Где он, мисс Кармайкл?

– В холле…

Мистер Гамильтон отодвинул ее в сторону, совсем как «брат» парой минут назад, и бросился бегом к лестнице. Половицы отчаянно скрипели под его ногами, нарушая мертвую тишину дома. Элинор только услышала напоследок:

– Почему так темно?! Куда все подевались?!

Подкрутив лампы в коридоре, чтобы они давали больше света, Элинор пошла к лестнице, желая убедиться, что впустила в дом действительно брата мистера Гамильтона, а не грабителя или убийцу. Перегнувшись через парапет, она глянула вниз. Мистер Гамильтон замер, не выпуская из рук перила. Его «брат» так и стоял посреди холла, оглядываясь. Потом он снял очки – без них сходство с мистером Гамильтоном стало куда больше – и изогнул губы в жутковатой улыбке.

– Грегори.

– Дамиан.

Мужчины застыли друг против друга, неподвижно, и это мало походило на встречу двух родственников. В воздухе висело напряжение, от которого мурашки бежали по коже. А потом они оба очень похожим движением вскинули головы и посмотрели наверх, на лестничную площадку, где стояла, вцепившись в перила, Элинор. По коже пробежал холодок, а еще она почувствовала себя лишней. Быстро присев в реверансе – мисс Гайер, преподававшая в Колледже Святой Маргариты хорошие манеры, называла книксен лучшим способом для девицы развеять неловкость, – Элинор поспешила в свою комнату.

Глава третья

Свет газовой люстры резал глаза. Хотелось малодушно укрыться за давно ставшими привычными темными очками, но Дамиан заставил себя прямо смотреть на брата. Грегори ничуть не изменился. Он был в точности, как Дамиан помнил. Стоял, чуть поджав губы, вздернув упрямо подбородок, спрятав руки за спиной – чтобы не видно было сжатые кулаки. Таким Грегори был десять лет назад, и двадцать лет – тоже. О чем говорить, он, кажется, не знал, а Дамиан, в свою очередь, не собирался первый начинать разговор, хотя его и глодало любопытство.

За последние двадцать лет они не перекинулись и дюжиной слов. Целая жизнь была проведена вдали друг от друга, в обиженном молчании, и сейчас нелегко было заговорить снова. В таких случаях начинают обычно с ничего не значащих слов.

– Ты приехал, – сказал Грегори.

Дамиан ухмыльнулся. Он поставил трость на подставку, бросил шляпу на столик, рядом положил очки. Держался уверенно, старался придать своим движениям вальяжную леность, хотя, пожалуй, идти сейчас без трости ему было бы нелегко. Продолжая изображать ту же уверенность и леность, Дамиан облокотился на небольшую мраморную консоль.