Поглощенные обманом

— Как ты думаешь, что я буду делать?

— Накажешь меня?

— Изменщики заслуживают большего, чем просто наказания.

— Я не изменщица.

Его ремень просвистел в воздухе, прежде чем опуститься на мои затвердевшие соски. Я кричу, звук эхом отдается в тишине, когда жгучая боль взрывается в моих чувствительных вершинах.

Святое. Дерьмо.

— С каждой ложью, слетевшей с твоих уст, я буду тебя пороть.

— Я не изменщица.

Он снова шлепает меня по груди, и я плачу, но на этот раз жало не остается на уровне поверхности, вместо этого становится глубже и темнее, чтобы достичь больной, искривленной части меня, к которой может прикоснуться только Адриан.

Рыдание вырывается из моего горла, и я задыхаюсь.

— Я не…ааа…

Мой голос прерывается, когда он снова хлещет меня. Я подрываюсь на кровати, но веревки снова тянут меня вниз, мешая мне сбежать. Мои соски кроваво-красные, а на груди розовые рубцы.

Адриан скользит кончиком ремня по тугому бутону, и я выгибаю спину. Толчок удовольствия пронзает меня и оседает у основания моего живота. Равное количество удовольствия и боли проносятся через меня одновременно. Я в бреду, рыдаю и умоляю о большем.

— Он трогал эти соски, Лия?

— Нет… клянусь…

— Кому принадлежат эти соски?

— Тебе, — сдавленно пробормотала я.

Его ремень снова опускается на них.

— Я не расслышал.

— Тебе! — кричу я.

— Правильно. — Его ремень скользит вниз по ложбинке моего живота, и я напрягаюсь, втягивая воздух и всхлипывая сквозь слезы, которые оставляют горячие полосы на моих щеках и шее.

У Адриана есть способность превратить меня в беспорядок одним прикосновением. Это безумие, как сильно он настраивает мое тело против меня, а затем заставляет меня наслаждаться его порочностью.

Даже жаждать этого.

— Когда у тебя начался роман, Лия?

— Я не… не было никакого романа… А-а-а… — Мой голос обрывается на крике, когда его ремень касается моего живота.

— Давай попробуем еще раз. Когда?

— Я никогда… никогда…

Шлепок!

Я выгибаюсь на кровати, мои глаза наполняются слезами, пока мое зрение не затуманивается, но я встречаюсь с его взглядом лицом к»

— Ты можешь забить меня до смерти, но я не лгу… Я никогда не смотрела ни на кого, кроме тебя.

— Никогда не смотрела ни на кого, кроме меня? — Шлепок! — Тогда кем был тот мужчина, которого ты целовала, Лия? — Шлепок! — Кем, черт возьми, он был?

К тому времени, как он заканчивает, я уже плачу и рыдаю. Любой звук, который я издаю, прерывается силой моих рыданий. Мои бедра дрожат, соски пульсируют, и странное состояние болезненного возбуждения охватывает все мое существо.

— Адриан… пожалуйста… остановись…

— Ты единственная, кто может остановить это, дав мне то, что я хочу. Прекрати, черт возьми, защищать его.

— Я… Я не защищаю его.

— Тогда почему ты отказываешься сказать мне, кто он такой?

— Это потому, что он опасен… Я… Я не хочу, чтобы ты пострадал.

Он смеется, звук резкий, невеселый, и дергает за струны моего сердца.

— Ты уже много раз это делала, Леночка.

— Ты причинил мне боль… — Я всхлипываю. — Ты сокрушил меня, когда я узнала, что ты женился на мне только для того, чтобы использовать меня против моего отца.

Его ремень останавливается в долине моих ног.

— Я когда-нибудь использовал тебя?

— Ты мог бы. Я жила в чертовом беспокойстве, ожидая, что ты сделаешь это в любое время.

— Отвечай на вопрос. Я, черт возьми, использовал тебя, Лия?

— Нет…

— Нет. Я бы не стал. Если бы я планировал, то не женился бы на тебе. На самом деле, я избавился от каждого гребаного члена Розетти, который знал о твоем существовании, а затем спрятал тебя от твоего отца. Включая ублюдка, которого ты видела, как я убил в тот первый день в гараже твоей квартиры. Он следовал за тобой, и я прикончил его.

У меня отвисает челюсть, и, хотя мне трудно сосредоточиться на его словах из-за боли и постоянного возбуждения, терзающих мое тело, я позволяю им просочиться в мое сознание.

— Ты… ты следил за мной?

— Да, за несколько месяцев до нашей встречи. Так что, если бы я хотел использовать тебя, чтобы сблизиться с Лазло, я бы сделал это примерно в то же время.

— Почему ты этого не сделал?

— Потому что ты стала, черт побери, моей.

— Почему ты не сказал мне об этом, когда я впервые столкнулась с тобой? Почему ты должен был причинять мне боль, пока я не должна была причинить тебе боль в ответ?

— Кто-то со стороны помог тебе, и ты сказала, что он твой любовник.

— Он не…

Его ремень опускается на мою киску, и я задыхаюсь, мой рот остается открытым.

— Не лги мне, Лия.

— Он не любовник!

Шлепок!

— А-а-а… пожалуйста… Я верю тому, что ты только что сказал. Я верю, что ты не собирался использовать меня, я действительно верю. Теперь ты должен мне поверить… пожалуйста… пожалуйста…

Потому что, если он этого не сделает, мы попадем в порочный, ядовитый круг, который уничтожит нас обоих.

— С какой стати? Ты настояла на измене, помнишь?

— Адриан… Прими это так, как будто я тебя умоляю. Не делай этого с нами.

— Чего не делать?

— Не убивай нас снова.

Жесткие линии запечатлелись на его лице, и я могу сказать, что он на грани чего-то — чего, я не знаю.

Он скользит ремнем между моих ног, по чувствительной плоти бедра, но не хлещет меня. Во всяком случае, его прикосновения успокаивают, снимая боль и заменяя ее плотским блаженством. Тем, которое бьется под моей кожей и соединяется с моими костями.

Я натягиваю путы на запястьях и лодыжках, но это только затягивает их вокруг моей нежной плоти.

— Дай мне что-нибудь, Лия.

— Ч-что-нибудь о чем?

— О нем. Если он не твой любовник, то ты не должна его защищать.

Я резко втягиваю воздух, когда его ремень скользит вверх и вниз по моей влажной киске. Лука никогда не помогал мне с тех пор, как я связалась с Адрианом. На самом деле он использовал меня, а я закрывала на это глаза, потому что он напоминал мне бабушку и мое детство.