Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.
Шрифт:

Поведение украинных князей в событиях 1492–1493 гг., как мы могли убедиться, прямо соответствовало их статусу. Активнее всего себя проявили новосильские князья, прежде всего Воротынские, полностью теперь перешедшие на московскую службу: они помогли Ивану III завоевать Мосальск, Мезецк, Серпейск, Вязьму. За это они были щедро награждены своим новым государем. Так, Семен Воротынский к моменту заключения мира 1494 г. держал в своих руках такие «трофеи», как Мосальск, Серпейск, Бышковичи, Залидов и десятки волостей [435] . Другая категория князей — Вяземские, Мезецкие, Мосальские — вела себя в описанных событиях пассивно; их города были завоеваны московскими полками и новосильскими князьями; лишь единицы из них (а из Мосальских никто) перешли на службу к Ивану III, причем и в этом заметную роль сыграл кн. С. Ф. Воротынский. Наконец, третья категория — княжата-владельцы пожалованных литовским господарем вотчин — по-прежнему оставались на литовской стороне, а кн. Семен Можайский со своим отрядом активно защищал литовские порядки в верховских городах.

435

Там же. С. 136, 137.

Хотя Александр не признал «отъезды» к Москве своих «слуг», сил для отвоевания утраченного у него было недостаточно, а обращение за помощью к Польше [436] желаемого результата не принесло. Поэтому он вынужден был начать мирные переговоры, и 5 февраля 1494 г. был подписан «вечный» мир [437] . Условия этого мирного договора показывают, сколь большое значение в русско-литовских отношениях имела позиция той или иной категории украинных князей. Поскольку все новосильские князья перешли к тому времени на московскую службу, то, естественно, они все (Воротынские, Одоевские, Белевские) были записаны с вотчинами «в сторону» Ивана III [438] . К Русскому государству отходила также Вязьма, и литовский господарь обязывался не принимать к себе на службу вяземских князей [439] .

По-видимому, после взятия Вязьмы московскими войсками часть местных князей сочла за лучшее признать власть нового сюзерена, а самые строптивые (Михаил Дмитриевич) были сосланы и заточены. В 1494 г. встречаем на московской службе, помимо Андрея Юрьевича, кн. Юрия Борисовича Вяземского, а также жену и детей кн. Андрея Вяземского [440] . Часть вяземских князей, однако, осталась на литовской службе [441] . Раскол произошел и среди мезецких князей — одни служили теперь Ивану III, другие — литовскому господарю. Поэтому в договоре 1494 г. зафиксировано компромиссное решение: князья Михаил Романович Мезецкий, Василий и Федор Ивановичи Говдыревские со своими «дольницами» служат московскому государю, а те, что служат Александру, — князья Федор и Василий Федоровичи — «и те князи в Мезоцку в городе и в волостях ведают свои отчины долници свои». Кроме того, Иван III обязался отпустить сидевших у него в плену мезецких князей Семена Романовича и Петра Федоровича, предоставив им право самим выбрать, какому государю служить [442] . Действительно, сразу после заключения мира, весной 1494 г., оба пленных были выпущены, причем первый из них «приехал служити к великому князю Иоанну», а второй «бил челом великому князю Александру Литовскому» [443] .

436

Сб. Малиновского. С. 106–107.

437

Подробнее о переговорах и заключении мира см.: Базилевич К. В.Внешняя политика… С. 318–330.

438

Сб. РИО. Т. 35. С. 126–127.

439

Там же. С. 126.

440

Там же. С. 154.

441

РИБ. Т. 27. Стб. 610–611; Сб. РИО. Т. 35. С. 133, 170; Wolff J.Kniaziowie… S. 551.

442

Сб. РИО. Т. 35. С. 127.

443

Сб. РИО. Т. 35. С. 132–133.

Как мы помним, никто из мосальских князей не перешел во время недавней войны на сторону Москвы, и вот в мирном договоре появляется пункт о принадлежности Мосальска литовской стороне; помимо Мосальска Литве были возвращены «некняжеские» городки Мценск, Серпейск, Любутск и другие [444] . Подобная уступчивость Ивана III имела вполне прагматические основания: не имея опоры в этих пограничных городках, трудно было рассчитывать на их прочное удержание. Таким образом, территориальные приобретения по миру 1494 г. прямо зависели от позиции местных князей в отношении Москвы. Наконец, важным пунктом договора был запрет принимать к себе служилых князей другой стороны [445] — серьезный показатель исчезновения удельной старины в Великом княжестве Литовском.

444

Там же. С. 125.

445

Там же. С. 127.

Следующим этапом в процессе вхождения славянских земель Литвы в состав Русского государства стали события 1500 г. И вновь в центре внимания оказались «украинные» князья. Началось все с того, что к Ивану III «отъехал» со своей вотчиной (г. Белой) кн. Семен Иванович Бельский. Великий князь отправил к Александру посла Дмитрия Загрязского с известием об этом и с объяснением причин, по которым он принял кн. Семена вопреки записанному в мирном договоре обязательству: «князей служебных… с вотчинами на обе стороны не принимати». Ссылаясь на слова самого Семена Бельского, Иван III указывал на то, что от Александра «пришла на них великая нужа о вере греческого закона» — поэтому он и принял кн. Семена с вотчиной [446] . Одновременно с «человеком» Бельского была послана господарю «отказная» грамота кн. Семена — к этому документу мы еще вернемся. Уточним для начала датировку этого посольства и, соответственно, «отъезда» Бельского.

446

Там же. С. 294–295.

Верительная грамота послу помечена «7008» г., т. е. 1499/1500 г. Ответное же литовское посольство было снаряжено из Смоленска 28 февраля 1500 г. (но поехало позднее, в начале марта) [447] . Значит, Загрязский прибыл в Литву не позднее февраля, а из Москвы отправился (учитывая расстояние) в январе 1500 г., а то и в декабре 1499 г. А кн. Семен Бельский прислал к Ивану III «бьючи челом» еще раньше, — вероятно, в конце 1499 г. Теперь вернемся к вопросу о мотивах «отъезда».

447

Там же. С. 296 (5 марта). Ср.: АЗР. Т. 1. № 179. С. 206 (28 февраля).

Сам кн. Семен в «отказной» грамоте ссылается на два обстоятельства. Первое — потеря великокняжеской милости и «ласки»: покойный король его жаловал, и при Казимире, и при Александре Семен «местце у раде мевал», впоследствии же господарь «меня во всем в том отпустил» [448] . Интересно сопоставить с этим заявление самого Александра: «мы же третий год его очима нашима не видали» [449] : косвенно это может указывать на продолжительную опалу или немилость. Вторая же, и главная, причина «отказа»: господарь, «чего не бывало от предков твоей милости над нашими пьредки, хочеш твоя милость наш закон греческий зломати, а хочеш… силно привести в римской закон» [450] .

448

Сб. РИО. Т. 35. С. 295.

449

Там же. С. 297.

450

Там же. С. 295.

Показательно, что Александр самому Бельскому не ответил (как отвечал на «отказы» Воротынских, например — «из присяги не выпускаем» и т. п.) — это было бы не по статусу, — а отвечал его господину: назвав С. Бельского «зрадцей», изменником, он категорически отверг обвинения в принуждении к католичеству [451] . По этому поводу в историографии до сих пор ведется спор: одни исследователи полагают, что С. Бельский и северские князья действительно «отъехали» в Москву из-за религиозных гонений [452] . Другие же считают конфессиональные мотивы только поводом, предлогом, использованным Иваном III для присоединения новых земель [453] . На рубеже XV–XVI вв. в Литовском государстве действительно была предпринята попытка проведения церковной унии [454] , но затронула ли она «украинных» князей?

451

Там же. С. 297. Более исправный текст: АЗР. Т. 1. С. 203.

452

Любавский М. К.Новый труд по внутренней истории Литовской Руси // ЖМНП. 1898. Июль. С. 190–191; Базилевич К. В.Внешняя политика… С. 433–436, 442; Хорошкевич А. Л.Русское государство в системе международных отношений конца XV — начала XVI в. М., 1980. С. 105–106, 115–116, 235; Русина О. В.З історії входження Чернігово-Сіверщини до складу Росії // УІЖ. 1989. № 3. С. 98–100. Впоследствии, однако, исследовательница скорректировала свою позицию, отметив, что в источниках не зафиксировано каких-либо реальных шагов виленского правительства по осуществлению церковной унии — по крайней мере таких, которые могли бы вызвать недовольство северских княжат ( Русина О. В.Сіверська земля у складі Великого князівства Литовського. Київ, 1998. С. 189).

453

Ярушевич А.Ревнитель православия князь К. И. Острожский… Смоленск, 1897. С. 77–80; Грушевський М. С.Історія… Т. IV. С. 278; Пресняков А. Е.Лекции… Т. II. Вып.1. С. 167; Natanson-Leski J.Dzieje granicy… S. 87–88; Kuczy'nski S.Ziemie… S. 305–309; Kolankowski L.Polska Jagiellon'ow. Lw'ow, 1936. S. 172; Jablonowski H.Westrussland… S. 128–132; Backus O.Motives of West Russian Nobles in Deserting Lithuania for Moscow, 1377–1514. Lawrence, 1957. P. 108–110.

454

Подробнее см.: Макарий.История русской церкви. Т. IX. СПб., 1900. С. 94–119; Бучинський Б.Змагання до унії руської церкви з Римом в роках 1498–1506 // Записки Українського наукового товариства в Києві. 1909. Кн. IV. С. 100–136; кн. V. С. 61–87; кн. VI. С. 5–53; Pietkiewicz K.Wielkie Ksiestwo Litewskie pod rzadami Aleksandra Jagiello'nczyka. Pozna'n, 1995. S. 165–172; Флоря Б. Н.Попытка осуществления церковной унии в Великом княжестве Литовском в последней четверти XV — начале XVI века // Славяне и их соседи. Вып. 7. М., 1999. С. 40–81.

Вся информация о попытках форсирования

унии, приходившая в Москву (а там не отличали унию от «латынства» — католичества), несет на себе столичный, придворный отпечаток. Впервые о пресловутых «гонениях» на православную веру в Литве Иван III узнал из полученной 30 мая 1499 г. окольными путями грамоты некоего московского доброхота Федки Шестакова, который писал, что смоленский владыка (Иосиф. — М. К.) и «отметник» Ивашка Сапега ополчились «на православную веру», а Александр «неволил государыню нашу, великую княгиню Олену, в латынскую проклятую веру»; «да и все наше православное христианьство хотят отсхитити» [455] . И упомянутые лица, и вся атмосфера этого послания указывает на придворную среду. Другим информатором Ивана III был Семен Бельский. Ссылаясь на его слова, великий князь писал Александру, что последний якобы «посылал… владыку смоленского да своего бискупа виленского к князем к русским и ко всей Русии, которые дръжат греческий закон, и говорил им от тебя, чтобы они приступили к римскому закону» [456] . В ответ Александр отрицал факт посылки к С. Бельскому виленского «бискупа» и митрополита Иосифа, подчеркнув при этом, что он уже третий год кн. Семена в глаза не видел [457] . Логика этого ответа такова: кн. Семен уже третий год не появлялся при дворе, и, стало быть, великий князь не мог послать к нему упомянутых иерархов. В самом деле: невероятно, чтобы высшие иерархи католической (виленский епископ) и православной церквей (нареченный митрополит Иосиф) лично объезжали всех православных князей в Великом княжестве, включая самые отдаленные уделы на границе с Москвой, вроде г. Белая. И в последующих филиппиках Ивана Васильевича также угадывается столичная обстановка: Александр-де посылал к Елене, помимо владыки смоленского и виленского епископа, еще и «черньцов бернардинов»; того же владыку и «бискупа» посылал он якобы «также ко князем к русским и к паном и к виленским местичем и ко всей Руси…» [458] . На верхушечный характер попыток церковной унии в Великом княжестве в XV в. указывается в новейшей литературе; по мнению литовского исследователя Р. Гирконтаса, уния не получила поддержки в Великом княжестве ни среди католиков, ни среди православных [459] . Истинные мотивы «отъезда» Семена Бельского раскрывает, по-видимому, осведомленный автор хроники Быховца, по словам которой Иван III посылал «таемне» к Семену Бельскому, Семену Можайскому и Василию Шемячичу, предлагая перейти на его службу, «а ко тому еще обецал им многие городы и волости свои» [460] . Как мы помним, после бегства брата в 1481/82 г. (в этой истории кн. Семен сыграл какую-то неблаговидную роль) Семен Бельский сосредоточил в своих руках все семейные владения, которые к началу XVI в. (тем более при ослаблении центральной власти в правление Александра) стали превращаться в своего рода удел, а за самим кн. Семеном к тому времени прочно закрепилось прозвание «Бельский». Возможно, желание подняться до статуса «настоящего» удельного князя (ведь Бельские не были «отчичами» своих владений), порвать всякую зависимость от господаря и привело его на московскую службу. Характерно, что, посылая от Семена Бельского особую «отказную» грамоту, — точно он, подобно Воротынским, служил по докончанию! — Иван III приравнивал его к другим своим «слугам», служилым князьям, между тем как в Литве Бельские такого статуса не имели.

455

Сб. РИО. Т. 35. С. 274.

456

Там же. С. 294.

457

Там же. С. 297.

458

Сб. РИО. Т. 35. С. 299.

459

Гирконтас Р.Попытки церковной унии в Великом княжестве Литовском в XV в. // Славяне и их соседи. Католицизм и православие в средние века. Сб. тезисов. М., 1991. С. 30–32. О том же пишет и Б. Н. Флоря (Попытка осуществления церковной унии… С. 71). См. также: Mironowicz А.Ko'sci'ol prawoslawny w pa'nstwie Piast'ow i Jagiellon'ow. Bialystok, 2003. S. 199.

460

ПСРЛ. Т. 32. М., 1975. С. 166.

Прибывшим в Москву 23 апреля 1500 г. литовским послам Станиславу Петровичу и Федку Григорьевичу Иван III не только подтвердил прием на свою службу С. И. Бельского, но и заявил о новых переходах к нему подданных Александра: в частности, к нему с вотчинами «служить приехали князи Мосальские и Хотетовской», все по той же причине — «не хотя отступить от веры греческого закона» [461] . Однако в приведенной мотивировке, как и в добровольности «отъезда» к Ивану III кн. Мосальских и их родичей Хотетовских можно усомниться. Дело в том, что в полном тексте упомянутого выше литовского посольства, который сохранился в 5-й книге Метрики, Александр сообщал, что «тыми разы (сейчас, только что. — М. К.) пак, как вжо мы послов наших к тобе (Ивану III. — М. К.)… отпустили и вжо послы наши з Смоленска выехали, ино дошли нам слухи, штож люди твои многии, пришодши… город наш Мценск засели и иныи наши городы, Серпееск и Масалеск, и волости наши многии и слуг наших, князей и бояр смоленских волости позаседали…» [462] . А из пометы над текстом того же посольства «месяца февраля 28 дня, индикта 3» [463] , т. е. 1500 г., явствует, когда послы Станислав Петрович, смоленский наместник, и писарь Федко Григорьевич должны были выехать. Стало быть, уже в феврале «люди» Ивана III захватили Мосальск, после чего некоторые из местных князей перешли волей-неволей на московскую службу. Многие из кн. Мосальских, как уже говорилось, давно оторвались от родных мест. В частности, кн. Иван Семенович Мосальский с тремя сыновьями упомянут в реестре 1480-х гг. смоленских бояр и слуг [464] , но поскольку в начале 1500 г., как видно из вышеприведенного текста, часть волостей смоленских князей и бояр также была захвачена, некоторые из поселившихся в Смоленском повете кн. Мосальских могли перейти под власть Москвы. Во всяком случае, дети упомянутого нами кн. Ивана Мосальского, Дмитрий и Семен Ивановичи, встречаются позднее в разрядах, но лишь в 1512/13 г. [465] , точная дата их поступления на московскую службу неизвестна [466] . Большинство же Мосальских и в XVI в. продолжало служить в Литве с имений в Смоленском, Гродненском, Брацлавском и иных поветах [467] .

461

Сб. РИО. Т. 35. С. 302 (ср. там же. С. 300).

462

АЗР. Т. 1. С. 204. Новое издание: LM. Kn. 5. P. 152.

463

LM. Kn. 5. P. 143.

464

РИБ. Т. 27. Стб. 497.

465

РК 1598. С. 49; РК 1605. Т. 1. С. 126.

466

Мнение А. А. Зимина о том, что это произошло весной 1500 г. ( Зимин А. А.Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988. С. 135), — лишь предположение.

467

Wolff J.Kniaziowie… S. 232–234, 238, 249, 253.

Центральным событием первой половины 1500 г. стал переход на московскую службу северских князей — Семена Можайского и Василия Шемячича. Летописи сообщают, что они прислали бить челом Ивану III в апреле 1500 г., здесь же приводится уже знакомая нам мотивировка: «пришла на них великаа нужа о греческом законе» [468] : те же мотивы приема на свою службу северских князей Иван III изложил в посольстве к Александру, отправленном с Иваном Телешовым, одновременно с посылкой «складной» грамоты и отправкой к Брянску рати во главе с Яковом Захарьичем [469] . В посольской книге текст этого посольства не сохранился; он дошел до нас только в составе 5-й книги Метрики и (в пересказе) в Выписке из посольских книг польского двора. Здесь о «нуже о вере» сказано пространнее: Александр будто бы посылал владыку Иосифа и виленского «бискупа» «к князем к руским и ко всей Руси, которые держат греческий закон, и говорили им от тебе (Александра. — М. К.), чтобы они приступили к римскому закону» [470] . Литовский господарь отвечал, что этих иерархов к князьям он не посылал; кроме того, от имени Александра московскому послу было сказано, что «отец господара нашого (Казимир. — М. К.) их отцом (Можайского и Шемячича) подавал городы и волости свои, им на поживенье, а о их городах и волостех господар наш не ведает, ведает его милость и держит свою отчину» [471] .

468

ПСРЛ. Т. 8. С. 239; Т. 28. С. 333; Т. 6. С. 45; Т. 12. С. 252.

469

Сб. РИО. Т. 35. С. 302 (прим.); ПСРЛ. Т. 8. С. 239.

470

АЗР. Т. 1. № 180. С. 208 (новое издание: LM. Kn. 5. P. 148–149). Ср.: «Выписка из посольских книг» о сношениях Русского государства с Польско-Литовским за 1487–1572 гг. М. — Варшава, 1997 (=Памятники истории Восточной Европы. Т. II). С. 77.

471

Там же. С. 208 (LM. Kn. 5. P. 149).

По поводу будто бы религиозных причин «отъезда» князей уже шла речь выше, здесь же добавим только один штрих. 1 февраля 1500 г., в разгар кампании по проведению унии, кн. Богдан Глинский, великокняжеский наместник в Путивле, записал Никольскому Пустынскому монастырю свое имение в Киевском повете [472] : совершенно очевидно, что здесь, на Северской «украине», никакие униатские эмиссары не появлялись, и жизнь православных князей и всего местного («русского») населения текла в обычном русле, без каких-то изменений.

472

Там же. № 178. С. 202.

Поделиться с друзьями: