Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV — первой трети XVI в.
Шрифт:
Правда, упоминавшаяся нами уже статья Городельского привил ея 1413 г., предоставлявшая право занятия высших «урядов» в Вильно и Троках только католикам [563] , оставалась в силе вплоть до 1563 г. На этом основании многие ученые считали, что из-за принадлежности к православию роль князей в политической жизни Великого княжества была ограниченна; в частности, именно вероисповедными причинами обычно объясняется тот несомненный факт, что в господарской раде преобладали паны-католики [564] . Скорее, однако, дело заключалось не в ненависти к православию, а в продиктованном местным патриотизмом стремлении литовцев удержать в своих руках ключевые посты в древних центрах этнической Литвы [565] . Остальные же наместничества и уряды в Великом княжестве, за исключением виленских и Троцких, как справедливо подчеркнул В. Каменецкий, постоянно давались православным [566] , — поэтому никак нельзя сказать, будто князья были полностью «отлучены» от государственной деятельности. Что же касается высших должностей, то, во-первых, и здесь, как мы сейчас увидим, бывали исключения из правила, а во-вторых, нельзя не заметить, что удельный вес князей в раде соответствовал доле княжеского землевладения в общей структуре землевладения Великого княжества Литовского. Как было показано выше, литовские паны значительно превосходили по своим владениям большинство князей. Неудивительно, что и в раде большинство мест принадлежало этим панам, а высшие посты в раде — воевод и каштелянов виленских и Троцких — доставались исключительно богатейшим магнатам: Радзивиллам, Гаштольдам, Кежгайлам, Заберезинским и др. [567] Ведь, как справедливо отметил еще М. К. Любавский, в то время не было постоянных окладов для членов господарской рады, а государственная деятельность зачастую требовала предварительной затраты немалых собственных средств, поэтому исполнение обязанностей панов-рады было под силу лишь весьма состоятельным фамилиям, паны же намного превосходили князей по размерам владений, а стало быть, по могуществу, богатству и влиянию [568] . Вот и приходилось князьям довольствоваться вторыми ролями.
563
Zbi'or praw litewskich od r. 1389 do roku 1529… Pozna'n, 1841. S. 14.
564
Любавский
565
Chodynicki K.Ko'sci'ol prawoslawny a Rzeczpospolita Polska. Warszawa, 1934. S. 87–88; Kosman M.Tolerancja wyznaniowa na Litwie do XVIII w. // ORP. T. XVIII. 1973. S. 102.
566
Kamieniecki W.Ograniczenia wyznaniowe w prawodawstwie litewskiem w XV i XVI wieku // PH. T. XIII (1911). Z. 3. S. 279.
567
Wolff J.Senatorowie i dygnitarze Wielkiego Ksiestwa Litewskiego. 1386–1795. Krak'ow, 1885. S. 57–63, 72–79.
568
Любавский М. К.Литовско-русский сейм. С. 360–362.
Примечательно, что те князья, которые по своему богатству и влиянию стояли вровень с литовскими панами, достигали высших государственных постов: так, виленское каштелянство в 1492–1511 гг. занимал кн. А. Ю. Гольшанский, в 1511–1522 гг. — кн. Константин Иванович Острожский, ставший затем (1522–1530 гг.) воеводой Троцким [569] . Конечно, другим, не столь могущественным князьям подобные «уряды» были недоступны, но более скромные должности они могли занимать и занимали. Места в лавице панов-рады, начиная с шестого (воеводы киевского) и ниже, часто занимали представители русской княжеской знати. В изучаемый период, на рубеже XV–XVI вв., князья являлись наместниками Брянска и Путивля (до их присоединения к Русскому государству), Минска, Киева, Орши и (до середины 1490-х гг.) Витебска [570] . Так что князья занимали хотя и не первостепенное, но прочное место в политической системе Великого княжества Литовского.
569
Wolff J.Senatorowie… S. 58, 78–79.
570
Wolff J.Senatorowie… S. 19, 25, 85; Backus O.Motives… P. 139, 154.
Казалось бы, на посту наместника князья имели возможность восстановить в новой форме былое влияние и власть над местным населением, однако в действительности все обстояло иначе. Первое, что обращает на себя внимание, это частая смена наместников во многих землях. Так, кн. Федор Иванович Жеславский (родной брат Мстиславского князя Михаила), бывший в 1492–1494 гг. витебским наместником, перешел затем на брянское наместничество, где провел около пяти лет (1494–1499 гг.), а в 1501 г. мы видим его уже в Орше [571] . Другой пример «странствующих» наместников являют собой князья Глинские: Иван Львович Глинский, побывав наместником переломским и ожским, стал в 1505 г. воеводой киевским, а в 1507 г. переведен в Новогрудок, где и находился в момент восстания 1508 г.; его брат Василий Львович побывал наместником василишским (1501–1505 гг.), слонимским (1505–1506) и старостой брестским (1506–1507 гг.) [572] . Сменив за свою жизнь по несколько наместничеств и пробыв на иных из них лишь год-другой, князья вряд ли могли наладить отношения с местным населением. Об этом свидетельствуют и многочисленные жалобы витебцев, минчан, брянцев на своих наместников-князей [573] . Похоже, для населения не было особой разницы в том, кого пришлют к ним из Вильна наместником — «своего», православного князя или пана-католика: конфликты возникали и с теми, и с другими. Исключение составляла Волынь: как правило, ключевые посты в управлении этой землей (старосты луцкого и маршалка Волынской земли) занимали крупнейшие местные землевладельцы — такие, как князья Острожские, Чарторыйские, Сангушки [574] . Их действительно огромное влияние в крае (да и во всем государстве) имело прочные корни, и не случайно во второй половине XVI в. волынские князья сыграли важнейшую роль в этнической консолидации украинских земель [575] . За пределами Волыни князья не могли выступать в качестве вождей православного населения.
571
Wolff J.Kniaziowie… S. 589, 591; idem.Senatorowie… S. 85.
572
Там же. Kniaziowie… S. 80, 86.
573
РИБ. Т. 27. Стб. 593–596, 643; АЛМ. Т. 1. Вып. 2. Варшава, 1897. № 471. С. 21; БА. Т. 3. Менск, 1930. С. 6–7; РИБ. Т. 20. СПб., 1903. Стб. 602–603.
574
Wolff J.Senatorowie… S. 22–23.
575
Яковенко Н. Н.О роли княжеской прослойки в этнической консолидации земель Правобережной Украины (Конец XVI — первая половина XVII в.) // Спорные вопросы отечественной истории XI–XVIII веков. Тезисы докл. и сообщ. Первых чтений, посвященных памяти А. А. Зимина. М., 1990. С. 314–316. См. также: Яковенко Н. М.Українська шляхта з кінца XIV до середини XVII ст. (Волинь і Центральна Україна). С. 97, 100, 115–117.
Осталось рассмотреть положение князей при виленском дворе. В 90-х гг. XV в. здесь восходила звезда кн. Михаила Львовича Глинского. Согласно весьма распространенному в историографии мнению, он был вождем «русской партии», главой православных феодалов в Великом княжестве [576] . Однако на роль защитника православия он не подходит уже по той причине, что сам был католиком — это явствует из многих достоверных свидетельств. Лично знавший Глинского австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн рассказывает в своих «Записках», как князь Михаил в молодости во время пребывания в Германии принял католичество, а через много лет, уже в России, вернулся к православию [577] . Та же версия содержится в русской посольской книге [578] . Наконец, обнаруженный М. Е. Бычковой список родословия Глинских, датируемый 1530-ми гг., сообщает о том, что «в Немцах князь Михайло Глинской веры своей русской отступился» [579] . Не менее выразителен и характер миссии, с которой в 1501 г. М. Л. Глинский был послан Александром к венгерскому королю — просить о помощи против Москвы ради «веры светое хрестиянское», на которую все время покушается «Русь» [580] . Так что о защите Михаилом Глинским «греческой» веры говорить не приходится. Легенда о его приверженности православию возникла, как показал Л. Финкель, не ранее середины XVI в. под пером Станислава Гурского, а затем проникла в позднейшие хроники [581] .
576
Антонович В. Б.Монографии по истории Западной и Юго-Западной России. Т. 1. Киев, 1885. С. 242; Грушевський М. С.Історія Украіни-Руси. Т. IV. Киів-Львів, 1907. С. 282; Греков И. Б.Очерки по истории международных отношений Восточной Европы XIV–XVI вв. М., 1963. С. 238, 240; Зимин А. А.Россия на пороге Нового времени. М., 1972. С. 80.
577
Герберштейн.М., 1988. С. 191.
578
Сб. РИО. Т. 35. С. 546. Ср.: ПДС. Т. 1. СПб., 1851. Стб. 314.
579
Бычкова М. Е.Родословие Глинских… С. 121.
580
АЗР. Т. 1. № 188. С. 222.
581
Finkel L.Elekcja Zygmunta I. Krak'ow, 1910. S. 244.
Будучи католиком, М. Л. Глинский, однако, заботился о своей многочисленной православной родне. Используя свое влияние на короля Александра, он приобретал для себя и братьев новые имения и «уряды», а в 1504 г. по его наущению король, отобрав лидское наместничество у Юрия Ильинича, передал его двоюродному брату Михаила Глинского, Андрею Дрожджу [582] . К покровительству могущественного временщика прибегали разные лица — без различия вероисповедания. Так, православный князь Дмитрий Путятич сделал Михаила Глинского своим душеприказчиком; с другой стороны, пани Танчиньская, тетка католического прелата, «через причину Глиньского упросила собе у короля Александра несколько сел в Володимерском повете» [583] . Таким образом, не на мифическую «православную партию» опирался Михаил Глинский, а на расположение к нему господаря и на личные связи и контакты с представителями русской и литовской знати. Подобно господствующему классу в целом, придворная среда была полиэтнична: литовский элемент соседствовал здесь со славянским, католики — с православными.
582
AT. T. 1. Posnaniae, 1852. Р. 16; Wolff J.Kniaziowie… S. 81.
583
АЗР. Т. 1. С 369–371; АЮЗР. Т. 1. СПб., 1863. № 101. С. 89.
Итак, каких-либо группировок, партий или корпораций (в
том числе на национально-религиозной почве) среди князей обнаружить не удалось. Княжеская верхушка все теснее сращивалась с литовской знатью, магнатством, а основная масса княжат — со шляхтой. В целом можно констатировать изменение социального облика литовско-русских князей после 1500 г. Немногие еще остававшиеся в Великом княжестве уделы сильно отличались от уделов «верховских» и северских князей, судьбы которых мы проследили выше: Мстиславское, Пинское и Слуцкое княжества были тесно связаны с политическим центром Литовского государства, они находились под верховным контролем господарской власти, и к тому же местным князьям приходилось считаться с довольно развитыми там городскими общинами. Подавляющее большинство князей вместе с боярами представляли собой служилое сословие; они настолько дорожили господарской службой, что даже потеря родовых имений не могла заставить многих из них сменить литовское подданство на московское. Исходя из всего сказанного, можно предположить, что в русско-литовских войнах первой трети XVI в. Москва не могла найти серьезной поддержки у «русских» князей в Великом княжестве. К проверке этого предположения на материале событий русско-литовских войн начала нового столетия мы и переходим.Глава четвертая
Мятеж Глинских. Православные князья и русско-литовские войны первой трети XVI в.
После событий 1500 г. русско-литовская граница отодвинулась далеко на запад, и в полосе военных действий оказались теперь города и земли, находившиеся ранее в глубоком тылу. В ноябре 1501 г. московская рать подошла к Мстиславлю. В бою у города литовский отряд во главе с мстиславским князем Михаилом Ивановичем был разбит, но князь укрылся за крепостными стенами и сдаваться не собирался; разорив окрестности Мстиславля, московские войска удалились [584] . К этому эпизоду мы еще вернемся во второй части книги, здесь же нам важно подчеркнуть необычное поведение удельного князя: владельцы «верховских» городков в подобных ситуациях безропотно признавали власть московского государя, а кн. Мстиславский не только этого не сделал, но даже попытался сопротивляться. В дальнейшем еще не раз его лояльность к Литве подвергалась испытанию.
584
РК 1605. Т. 1. М., 1977. С. 76; ПСРЛ. Т. 8. СПб., 1859. С. 240–241; там же. Т. 32. М., 1975. С. 168.
Шестилетнее перемирие, заключенное в 1503 г., было прервано уже в 1507 г. Началась новая война [585] . Положение литовского правительства сильно осложнило восстание, поднятое в самом Великом княжестве кн. Михаилом Глинским в начале 1508 г.
Это восстание вызвало большую полемику в исторической литературе. В. Б. Антонович, М. К. Любавский, М. С. Грушевский указывали на ограниченный состав участников мятежа 1508 г., подчеркивая в то же время национальный характер этого движения и видя в нем борьбу «русского элемента», православных князей, против гегемонии Литвы и насаждения католичества [586] . Между тем А. Ярушевич рассматривал эти события не как выступление князей, а как «великое брожение народной массы», как «общерусское дело» [587] . Встретив резкую критику со стороны М. К. Любавского [588] , эта версия не получила тогда распространения в науке, однако впоследствии, уже в 60-х гг. нашего столетия, ее воскресил А. Б. Кузнецов, писавший о «восстании народных масс», возглавленном Глинскими [589] . Наконец, ряд исследователей вообще отрицали национальный или религиозный характер движения 1508 г., видя в нем лишь авантюру, затеянную М. Глинским в личных целях и не получившую поддержки населения (А. Е. Пресняков, Л. Финкель и др.) [590] .
585
Подробнее о войне 1507–1508 гг. см.: Кашпровский Е. И.Борьба Василия III Ивановича с Сигизмундом I Казимировичем из-за обладания Смоленском (1507–1522). Нежин, 1899. С. 15–27; Herbst S.Wojna Moskiewska 1507–8 // Ksiega pam. ku czci O. Haleckiego. Warszawa, 1935. S. 29–54.
586
Антонович В. Б.Монографии по истории Западной и Юго-Западной России. Т. 1. Киев, 1885. С. 241–244; Любавский М. К.Новый труд по внутренней истории Литовской Руси // ЖМНП. 1898. Июль. С. 193–197; Грушевський М. С.Історія України-Руси. Т. IV. Київ-Львів, 1907. С. 281–289.
587
Ярушевич А.Ревнитель православия князь Константин Иванович Острожский (1461–1530) и православная Литовская Русь в его время. Смоленск, 1897. С. 101–105.
588
Любавский М. К.Новый труд… С. 174–215.
589
Кузнецов А. Б.К вопросу о борьбе Русского государства за воссоединение западнорусских земель в начале XVI в. // Труды НИИ ЯЛИЭ МАССР. Вып. 27. Саранск, 1964. С. 26–43; он же.Борьба Русского государства за воссоединение западнорусских земель. (Первая четверть XVI в.). Автореф. канд. дис. М., 1966. С. 5–6. В вышедшей недавно книге А. Б. Кузнецова не содержится никаких новых фактов или наблюдений по поводу событий 1508 г., см.: Кузнецов А. Б.Внешняя политика Российского государства в первой трети XVI века. Саранск, 2002. С. 24–29.
590
Пресняков А. Е.Лекции по русской истории. Т. II. Вып. 1. М., 1939. С. 173–176; Finkel L.Elekcja Zygmunta I. Krak'ow, 1910; idem.Michal Gli'nski // AW. R. 3. Z. 9. Wilno, 1925. S. 71–81; Herbst S.Wojna moskiewska… S. 39; Halecki O.Dzieje Unji Jagiello'nskiej. T. 2. Krak'ow, 1920. S. 44–48; Kolankowski L.Polska Jagiellon'ow. Lw'ow, 1936. S. 187–191; Backus O.Motives of West Russian Nobles in Deserting Lithuania for Moscow, 1377–1514. Lawrence (Kansas), 1957. P. 105.
Зимин А. А.Россия на пороге нового времени. М., 1972. С. 86–90.
В отечественной историографии последних десятилетий события 1508 г. рассматривались как эпизод борьбы восточнославянских народов за воссоединение. Точка зрения А. Б. Кузнецова о «народном» восстании, направленном на освобождение русского населения из-под власти Литвы, не встретила возражений у последующих исследователей, хотя они и внесли в нее определенные коррективы. Так, по мнению А. А. Зимина, население сочувствовало идее движения Глинских, но «княжата не захотели использовать народное движение белорусов и украинцев за воссоединение с Россией», ограничившись узким кругом сторонников из православной знати, что и привело к неудаче восстания [591] . Согласно Б. Н. Флоре, население Украины и Белоруссии не поддержало объединительной политики Москвы, так как князья, в которых оно привыкло видеть руководителей в борьбе с натиском литовских панов, ради своих сословных привилегий заняли антинациональную позицию [592] .
591
Зимин А. А.Россия на пороге нового времени. М., 1972. С. 86–90.
592
Флоря Б. Н.Древнерусские традиции и борьба восточнославянских народов за воссоединение // Пашуто В. Т., Флоря Б. H., Хорошкевич А. Л.Древнерусское наследие и исторические судьбы восточного славянства. М., 1982. С. 173–175.
Наличие множества различных, порой взаимоисключающих оценок событий 1508 г. в исторической литературе показывает, что эта проблема еще далека от окончательного разрешения, а поскольку для нашей темы она имеет важное значение, необходимо тщательно проанализировать все известия о выступлении Глинских.
Прологом к описываемым событиям послужили смерть великого князя литовского и польского короля (с 1501 г.) Александра 19 августа 1506 г. и вступление на литовский (а затем и на польский) престол его брата Сигизмунда. Новый государь (которому, кстати, Глинский помог занять литовский престол [593] ) под влиянием обвинений, возведенных на бывшего фаворита его противниками, лишил кн. Михаила и его братьев занимаемых ими постов [594] . К кому же обратился за помощью М. Л. Глинский? Не к некоей «русской партии», которую он, по мнению многих историков, возглавлял, а к иностранным государям: в марте 1507 г. он отправился за поддержкой к венгерскому королю Владиславу, и тот направил к Сигизмунду посла с просьбой дать Глинскому полное удовлетворение [595] . Другим ходатаем за кн. Михаила выступил крымский хан Менгли-Гирей. В июле 1507 г. Сигизмунд получил от него послание с требованием: «тепере… князю Михаилу Лвовичу в Литовском князстве маршалство дай». В случае невыполнения своей просьбы хан грозил разрывом «братства» с королем [596] . Однако все эти дипломатические демарши остались без последствий.
593
Finkel L.Elekcja… S. 115–140; idem.Michal Gli'nski. S. 73–80.
594
АЗР. Т. 2. СПб., 1848. № 4. С. 3; № 7. С. 5–6; Wolff J.Kniaziowie litewsko-ruscy od ko'nca czternastego wieku. Warszawa, 1895. S. 80, 82, 86.
595
Decius.Cracoviae, 1521. P. LXII; Finkel L.Elekcja… S. 223, 278.
596
ЛМ. Кн. 7. С. 49–50 (постраничная нумерация).
Интересно, что Глинский не воспользовался начавшимися весной 1507 г. военными действиями между Россией и Литвой: очевидно, он еще надеялся вернуть потерянное мирными средствами. Но, не добившись дипломатическим путем никаких результатов, М. Глинский зимой 1508 г., воспользовавшись отсутствием короля в Литве, решился на открытое выступление: 2 февраля он напал на двор своего врага Яна Заберезинского близ Гродно и велел слуге, некоему турку, его убить [597] . После этого кн. Михаил со своими людьми совершил неудачную попытку овладеть Ковенским замком, где содержался в плену хан Большой орды Ших-Ахмет, злейший враг крымских Гиреев. Сигизмунд 21 февраля поспешил уведомить об этом происшествии Менгли-Гирея, всячески стараясь настроить его против Глинского: якобы тот хотел, освободив Ших-Ахмета, идти с ним к ногайцам — поднимать их против Крыма [598] .
597
ГерберштейнС. М., 1988. С. 189; AT. T. I. Posnaniae, 1852. Р. 22; Decius J.P. LXIV.
598
ЛМ. Кн. 7. С. 109–110.