Похищение Муссолини

Генерал поднялся, подошел к окну и одернул портьеру. На фоне вечерней черноты он увидел свою собственную, словно порожденную мраком, фигуру.

Несколько минут Краснов молча всматривался, пытаясь разгадать тайну ее появления. И поймал себя на мыс? ли, что там, за окном, действительно ничего нет. Улица мертва. Город вымер. Едва пробивающиеся сквозь ночную мглу огоньки затемненного Берлина — всего лишь далекие поминальные костры.

И даже рокот автомобильных моторов, время от времени долетающий до слуха, не мог развеять убежденности, что его скромная обитель — последнее пристанище последнего воина. Последнее пристанище воина…

Генерал задвинул портьеру и подошел к остывшему камину. Час назад он сжег всего несколько поленьев, но зола, казалось, еще хранила тепло, а чадный дух, источаемый ею, напоминал дух костра, разложенного в гумаре [35] , посреди прохладной, пропитанной невесть откуда взявшейся влагой сомалийской пустыни.

Краснов любил камины за то, что они напоминали ему походные костры, негромкую беседу с офицерами или донскими казаками, с которыми прошел в составе казачьего конвоя при царской дипломатической миссии от Джибути до столицы Абиссинии, доставляя дары императору Менелику [36] . Тревожное ожидание рассвета в окружении рыщущих неподалеку шакалов и охотников из местного племени аборигенов.

35

Гумара — огражденная камнями в форме четырехугольника стоянка в пустыне.

36

Исторический факт. В 1897 г. П.Н. Краснов командовал конвоем при царской дипломатической миссии в Абиссинии.

О чем бы ни писал в последние годы, он все равно вновь и вновь возвращался к своей, имевшей некогда большой успех, книге путевых заметок «Казаки в Абиссинии» [37] . Генерал давно мечтал создать на их основе большой роман

из жизни странствующего офицера. Для этого у него было все: масса воспоминаний, старые записи, автобиографическая основа, даже герой, судьба которого могла бы напоминать его собственную. Это был бы мужественный человек с решительным, истинно русским характером. Ему уже виделся этот образ, он обретал реальные житейские черты и действовал в хорошо знакомых генералу ситуациях.

37

В первом издании книга путевых заметок П. Краснова называлась «Казаки в Африке».

Подступаясь к этой книге, Краснов дважды начинал ее первую главу. Испытывал себя темой в повестях «Крунеш» и «Аска Мариям». И все же на большой — «африканский» роман почему-то так и не решился.

Черт возьми, а ведь было же, было время, когда он отважился окончательно порвать с армейской средой и посвятить свою жизнь только путешествиям и литературе. Это «озарение» пришло к нему сразу после Гражданской, как только понял, что в ближайшие десятилетия вернуться в Россию не удастся.

Но планы его нарушили верноподданные из окружения великого князя Николая Романова, дяди Николая II. Сражаясь в донских степях, он как-то совсем упустил из виду, что его побед ждет не дождется законный наследник престола, признанный почти всеми, кто успел бежать из России еще до того, как Белое движение потерпело поражение.

О, как много их оказалось здесь — ясновидящих и пророков, предрекших и отдавших победу большевикам, предавших Родину и предоставивших истинным патриотам гибнуть за них в аду, который бурлил тогда на Юге России.

49

Телефонный звонок заставил генерала оторвать взгляд от черного зева камина. И сразу нарушилась связь времен, которая позволяла ему какими-то невидимыми нитями соединять абиссинский поход, блуждания по Индокитаю и ковыльные горечи сабельных схваток в донских степях.

— Господин генерал! — Краснов сразу же узнал фаль-цетнотеатральный голос ротмистра Кричевского. Бывшего ротмистра Кричевского, который еще в августе сорок первого стал обер-лейтенантом вермахта и вскоре был зачислен в штат абвера. — Только что мне стало известно, что Наш общий друг генерал-лейтенант Шкуро встречался с гауптштурмфюрером Отто Скорцени.

— С кем? Со Скорцени? Шкуро?!

— Я понимаю: это равнозначно встрече ишака старого муллы с пророком.

— И был радушно принят?

Кричевский молчал. — Возможно, он только сейчас понял, какую ошибку совершил, решившись сообщить атаману Краснову об этом визите по телефону. Который, конечно же, прослушивается если не СД, то уж гестапо точно.

— Генерал-лейтенант Шкуро был принят гауптштурмфюрером Отто Скорцени — это вы хотели сказать, ротмистр? — пытался помочь ему возобновить разговор Краснов, догадавшись, в чем дело.

— Вы правы. И, судя по тому, каким воодушевленным чувствовал себя «батько», направляясь после кабинета первого диверсанта к фрау Раздольской, — окончательно плюнул на конспирацию ротмистр, — встреча оказалась дельной.

— Значит, вы встретились у Раздольской? Завидую, что не смог составить вам компанию. Целую вечность не был в будуаре этой фрау. Если вы недалеко и горите желанием навестить меня — можем продолжить разговор у камина.

Трубку он положил, не попрощавшись, и тем самым дал понять, что решительно надеется увидеть ротмистра у себя. Причины и возможные последствия неожиданного визита Шкуро к восходящей диверсионной звезде СС стоят того, чтобы посвятить им лучшие часы этого вечера.

Постояв еще несколько минут у аппарата, Краснов с сожалением взглянул на камин, как солдат, не желающий уходить на пост от костра, у которого греются его сослуживцы. Однако возвращаться к письменному столу, где рядом с раскрытой книгой «Казаки в Абиссинии» (с правками и всяческими вставками на случай переиздания) лежала рукопись только что начатого романа, он тоже не решался.

Некоторое время так и стоял посреди комнаты, между столиком и телефоном, письменным столом и камином, словно в заколдованном треугольнике. Проходили минуты, а льдина, на которой он пытался спастись, все никак не желала пристать ни к одному из этих берегов.

Атаман довольно ревниво следил за любыми контактами белогвардейских генералов с немецким командованием и высшими чинами рейха. Особенно остро он ощутил эту ревность после появления в Берлине генерала Власова.

Конечно, Краснов был слишком стар для того, чтобы чувствовать себя в состоянии непосредственно принимать командование Русской освободительной армией. Но допустить, чтобы ее возглавил генерал, который никогда не был связан с Белым движением, а наоборот, верой и правдой служил большевикам и, дослужившись до лампас, предал, оставив на погибель где-то под Ленинградом свою 2-ю армию, — он тоже не мог. И был рад, что фюрер так до сих пор и не согласился принять этого перекрасившегося краснопера.

А тут еще Шкуро, Доманов, Мальцев [38] , Трухин [39] … Даже бывший командир «дикой дивизии» князь Султан-Гирей [40] , и тот претендовал на лидерство в белогвардейском казачьем движении, которое по праву могло принадлежать сейчас только ему, атаману «Всевеликого войска донского»;

Вот почему сам факт, что Шкуро пошел на связь to Скорцени, уже настораживал и даже в какой-то степени задевал честь генерала Краснова. Он чувствовал, что шу-чва постепенно уходит из-под ног. Его уже не раз пытались свести и — «помирить» с Власовым. Появились даже проекты объединения верных ему частей с частями власовцев, сама мысль о котором вызывала у генерала приступы астматического гнева.

38

Полковник Мальцев. В конце 1944 г., по представлению Власова, немецкое командование присвоило ему звание генерал-майора. Приказом рейхсмаршала Геринга Мальцев был назначен командующим авиачастями Русской освободительной армии. В 1947 г. повешен по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.

39

Генерал-майор Трухин. Видный деятель Русского освободительного движения. Начальник тренировочного лагеря для русских — «школы кадров» в Дабендорфе. Начальник штаба, возглавляемого самим Власовым, отдела вооруженных сил Комитета освобождения народов России (КОНР). 5 мая 1945 г. неподалеку от Праги был взят в плен чешскими партизанами и передан советским властям.

40

Адыгейский князь Султан-Клыч-Гирей-Шахам. Генерал-майор. Участник корниловского мятежа. Командир Дикой дивизии в состав^ Добрармии Деникина. В эмиграции — один из руководителей «Наградной партии горцев Северного Кавказа», созданной внуком знаменитого имама Шамиля — Шамилем Саидом; член «Комитета независимости Кавказа», активный сотрудник СД. В марте 1945 г. бежал в Северную Италию, где взят в плен англичанами и выдан советским властям. В 1947 г. повешен по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.

Но в то же время, если так пойдет и дальше, может оказаться, что он никому не нужен. И это здесь, в Германии. Он, генерал Краснов. Который всегда был известен в белых кругах как убежденный германофил, из-за чего, собственно, вынужден был подать в отставку с поста атамана «Всевеликого войска донского».

50

База минных тральщиков ютилась в западной оконечности порта Палау, между Двумя небольшими скалистыми мысами, которые капитан тральщика с бортовым номером 321, где обосновался Гольвег, по своей «скандинавской привычке» называл «фьордами».