Похищение
Шрифт:
Выскочил из машины. Пистолет не был даже снят с предохранителя, не успел парень. Я открыл обе дверцы машины и поочередно выволок обоих злодеев: один без сознания, другой - длинный, нескладный - все ещё подавал признаки жизни: хрипло стонал и судорожно хватал горло руками. Я ударил его рукоятью пистолета в висок и оглушил, чтобы парень ненароком не повредил себе шею. Пусть отлежится, подумал я, укладывая действительно успокоившегося парня рядышком с приятелем, давно уже уснувшим.
Я оставил их на траве, над зеркальной гладью водохранилища, в котором продолжали отражаться звезды и ползла, ползла дрожащая серебристая змея прямо к только что выскочившей из-за холмов луне.
Вовремя вспомнив, что одежда на
Я сел в машину, отжал сцпление, дал газ и скоро был у приметных кустов, где раньше оставлял "жигули", а последний раз - Марину.
Она подошла сразу.
– Где ты все это время был?
– недовольно спросила она.
– Дай закурить, а то у меня сигареты кончились. Я тут жду, жду, как дура, а ты с сигаретами ушел. Я даже сразу ребятам позвонила, хотела узнать, скоро ты там вернешься, да бестолку, не ответили, засранцы!
– Ты звонила этим механическим идиотам?
– недоверчиво переспросил я. Звонила Терещенко?!
– Ну да, я же говорю, ты меня без сигарет оставил, я крикнула, а ты уже не слышал, далеко ушел, тогда я позвонила ребятам, спросила скоро ты там? Дай огоньку!
– нетерпеливо потребовал она.
– Вот почему они меня ждали, - сказал я, поднося к её сигарете протестующий огонек.
Пока она прикуривала, я смотрел на её сосущие губки, развратно сомкнувшиеся вокруг фильтра и думал, что скоро все кончится, вот отвезу её к папашке, пускай сам заботится о своем милом чаде.
ГЛАВА 51
ЗАДВОРКИ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Мы ехали домой, в Москву, и дорога, по которой совсем недавно проезжал ещё при дневном свете, сейчас казалась иной, совсем новой. Настроение тоже было другим. Но странно, влившись в оживленный поток машин, в эту механическую толчею хорошо отлаженного общественного механизма, частью которого и была эта дорога, я тут же отметил, что все приключения, только что мною пережитые, из разряда судьбоносных переходят на задний план, так сказать, на галерку восприятия; да и уж больно весь тот дикий вандализм, первобытное торжество обнаженных эмоций, приправленных блевотиной и жратвой - все одновременно, - не имело точек соприкосновения с прекрасным сверкающим миром электричества, неоновых рекламных плакатов, шумно пролетавших верениц желтых вагонных окошек, спешащих за стремительным локомотивом электрички, словом, всего того, что составляло верхние этажи нашего общества и под устои которого постоянно пытались подкопаться разные там Клины, наркодельцы, бандиты и прочие социальные экспериментаторы.
– Мы к тебе поедем?
– услышал я голосок Марины, и подумал, что неужели ради такого вот будущего, как эта дева, строил свою фармацевтическую империю Тарасов? А может быть, ему плевать на это будущее, может быть, человек и должен думать только о насущном, а все остальное приложится? Не знаю... А ночь была необыкновенно тиха, было уже поздно, второй час. Должно быть, утром будет дождь, воздух, врывающийся в открытое окно, был мягок и немного душноват и пах то рельсами, когда я проезжал по железнодорожному мосту, то лесом, когда дорогу обступали деревья, то водой, когда блестела у дороги чернильная лента канала, - отработанные же газы автотранспорта уже давно перестали ощущаться, став составной частью окружающей природы, как кислород, азот, водород, что там еще?..
– Ты почему со мной не разговариваешь?
– сердито вскричала Марина где-то рядом.
– Я говорю, давай куда-нибудь закатим, время ещё детское.
– У меня нет с собой денег. Возьми-ка вот лучше телефон и позвони своему отцу. Обрадуй его, скажи, что мы приедем где-нибудь через
тридцать-сорок минут. Видишь, уже Москва.– Да не хочу я домой! Поедем куда-нибудь в кабак. Время-то ещё детское, я же тебе говорю.
– Ладно, звони отцу, он мне денег должен за твое возвращение. Я тебя ему представлю, он раскошелится, вот и будет на что разгуляться. Как ты считаешь?
Я повернул голову и посмотрел на нее. В глазах Марины все ещё было заметно сомнение, но оно отступало под натиском моих железобетонных доводов. И в самом деле, без денег особенно не разгуляешься, а где же их и брать, как ни у предков.
– А вдруг он меня не отпустит?
– Как это не отпустит: взрослая ты или кто? К Андрею Арбузову ведь отпускал, почему со мной не отпустит? Да, кстати, чья это была идея отправить тебя к нему жить? Неужто твоя?
– А почему бы и нет? Он мужик ничего. Особенно вначале, потом занудным стал, а вначале ничего, веселый. Это я его высмотрела. Папашка презентацию учинил, а Андрюха подпил и стал мне в любви объясняться. Я ему и говорю, раз любишь, то женись, а то за другого выйду. Меня как раз хотели сослать в какой-то закрытый колледж в Ирландии. А что я там не видела, там одни девки, да и то не наши, с тоски помрешь. Я все в этот же вечер и сладила. А папашка не возражал. Он все равно был своей Ленкой занят, только женился, спятил на старости лет. Вот теперь получил.
– Ладно, звони.
– Да ну!..
– Звони, говорю, а то сам позвоню.
Пока она звонила, я подумал, что теперь, когда дело окончательно прояснилось и можно было подводить итоги, оставалось единственное: каким-то образом прищемить хвост вездесущему Клину, всюду так грубо успевшему наследить. Прислушиваясь к недовольному, капризному бурчанию Марины привычный, видимо, тон, усвоенный ею в разговоре с папой, я чувствовал, что сегодняшний день дался мне дорого, я незаметно продрог, хорошо ещё куртку взял у незадачливого водителя моей любимой машины, а то бы в мокрой одежде мог точно простудиться.
Марина недовольно приставила мне к уху телефон и я услышал сердитый голос Тарасова:
– Это вы, господин Быков? Да отвечайте, черт бы вас побрал!
– Да, я слушаю.
Тарасов сразу же закричал так, что в ухе у меня зачесалось:
– Я тебе плачу не для того, чтобы ты трахал мою дочь! Учти, я прекрасно могу оформить тебя на несколько лет в зону за изнасилование! Что ты себе позволяешь!..
Несправедливость обвинения, моя усталость, а главное, - странное ощущение, оставшееся в памяти от недавней любви с этой одалиской, черной магией неведомого аэрозольного наркотика - наркотика и моего желания! обращенного в прекрасную гурию (раз уж придерживаться терминалогии исслама) - все вместе дало свой результат: я сорвался.
– Заткнись! Если бы ты получше следил за своей дочкой и поменьше сам западал на малолеток, может пользы было больше! Я вот сейчас приеду, и мы разберемся, кто лучше трахается!
Я изо всех сил сжимал баранку руля, стиснул зубы так, что, казалось, сейчас раскрошится эмаль, но пелена уже сходила с глаз, я мог рассуждать спокойно.
– Ну ты даешь!
– восхищенно проговорила Марина где-то рядом.
– С отцом так никто не разговаривает!
Она отняла от моего уха телефон и как ни в чем не бывало сказала в трубку:
– Папуля! Так мы сейчас будем. Мы уже на Проспекте Мира, так что минут через двадцать-двадцать пять жди нас. Чего это ты так разнервничался? Знала бы, не рассказывала. Да и что тут такого, первый раз, что ли?
Я протянул руку и забрал у неё телефон. Нажал кнопку и прервал что-то ещё чирикающий слабый голос Тарасова. Марина смотрела на меня удивленно, но и с уважением. Наверно, ей было приятно, что её новый супруг мог так круто оборвать её крутого папу. Она улыбнулась и прильнула к моему плечу. Так мы и ехали.